ЛоГГ. Спасти императора. 3-я часть триптиха - Мария Буркова

2. Когти ада

Если принять за рабочую гипотезу поговорку про бомбу, что дважды в одну и ту же воронку не падает, то придётся признать тезис о том, что случайность – это непроявленная закономерность, и стало быть, повтор события должен сразу насторожить. Итак, первый раз, когда мы с Хильдой ждали сына, меня чуть было не сожгли – и мне тогда было столь плохо от лихорадки, что было плевать, выживу или нет. Биттенфельд тогда всё сделал правильно, даже то, что наорал на меня, начхав на всю субординацию и правила приличия. Нынче мы ждём дочь – у меня лихорадка плюс оковы, раны и неизвестность, выживу ли. И такое же безразличие ко всему вырабатывается. Интересно, если выживу, будем делать третьего ребёнка? Не могу понять, рассмешил себя или нет. Стоп, а я ведь ещё не учёл тот фактор, что прежде чем Александру захотелось выбраться на свет, на Хильду напали и едва не убили их обоих. А если и нынче… Райнхард взметнулся с пола всем телом, но не смог удержаться даже сидя и снова рухнул, уже не сдерживая стонов. Бледная пластина жёлтого света в потолке, лениво и слабо озарявшая чулан, из-за этого движения пролила на воспалённые глаза чуть больше света, ну, может, раза в два с половиной, и они снова предательски заслезились. Если так дальше пойдёт, то это будет совсем грустно – видать, голова очень сильно ударена, и этак к шести утра от меня останется сопливый идиот. Похоже, я уже и так не пригодная ни для чего туша – ну, разве что под капельницами валяться в нейротравматологии. Хотел же ещё стены прошарить – впрочем, наверняка и тут осечки наша старая аристократия не допустила, кабы она опять не обхитрила этих весёлых балбесов, что нажираются там дорогим вином из её запасов. Например, могут запросто в нужную бочку насовать предварительно шприцов с нужной дозой нужных препаратов – и гуляйте, ребята, отпелись. Республиканцы, помнится, забыли у Ренненкампфа верёвку – ну, эти дисциплинированные, ничего не оставят подходящего. И потом, нет у меня права такого, как у Ренненкампфа, самоубийцей заделываться – что скажут-то все? Катерозе меня проклянёт за такое поведение и будет права. Что у нас там ещё по теме есть? Ян Вэньли, едва не застреленный в камере… Ну, он-то был вполне себе здоров, не то что я сейчас, никчемная развалина, заторможенная неизвестно насколько. А спать не могу, вот подлость. Так, и зачем я такие весёлые вещи всё время вспоминаю? А, у нас в репертуаре как раз отсутствует застрел или ещё чего как раз в камере, вот. Если что, к тому и надо приготовиться. Да ну, достало всё. И сюрпризы, и ожидания. Ну не корабли же считать в космосе, а? Ага, в Изерлонском коридоре… да-да, когда Вэньли нас с Кирхайсом первый раз обдурил и ушёл себе. В Союзе десятикратную разницу в потерях, что была не в их пользу, объявили победой – что за манера… «Чем кровавей родина, тем надрывней слава, чем бездарней маршалы, тем пышней парад. Выползла из логова ржавая держава, вызверилась бельмами крашеных наград», – это уже от Катерозе песенка, помнится. – «Плещутся над площадью тухлые знамёна, нищий ищет в ящике плесневелый хлеб, ложью лупят рупоры: «Вспомним поимённо!», склеен-склёпан с кляпами всенародный склеп». Бр-ррр, нашёл-таки тему помрачнее, чем своё теперешнее состояние, да вот только обрадоваться не смог. Кирхайс, я выживу или нет? Или всё зря? Чего ты молчишь столько времени, неужели мне действительно так вредно что-то знать об этом. Не могу я отдохнуть, не отдыхается, только хуже и хуже становится. «Те холодные туманы нас к утру подстерегли, вы таскали мне бананы, где достать-то их смогли, эх, да убийцы злая тупость оборвёт любую быль, кто ж сказал такую глупость, что вы – баловень судьбы?» Это всё про тебя, Кирхайс. А про меня, видать, последняя часть, да. «Под таким недобрым небом нам цена невелика, вы ушли в такую небыль, что могилы не сыскать, мир украшен новой фальшью, только б цену позабыть, и все решат, совсем как раньше, что вы – баловень судьбы». Точно я угадал, да? Тишина, только голова болит нудно и мерзко. «Ну, кто сказал, и все решат – а может, правда, а?» – этот мурлыкающий припев захотелось даже пропеть вслух. Идея, вообще-то, но вот губы уже ни к чёрту, искусал все, пока пытали, петь будет больно. Дышать толком и то больно – уж не покрошили ли рёбра, а? Запросто могли, я ж отключался. Ройенталь, тебе так же было, когда ты в своём кабинете умирал, или того круче? «Можно всё объяснить словами, только прока нет в тех словах, пусть осудят все те, кто сами вечно совестью не в ладах, – а это уже про тебя, вообще-то. – «Ты бы мог поступить иначе, не сжигая последний мост под ногами своей удачи, затерявшейся между звезд» – ишь ты, чем побитая голова бывает наполнена, а, Ройенталь, ты ж меня звал тогда из кабинета, я знаю это, учти. Эх, было нас четверо, видать, пришла пора третьего… Бедняга Миттельмайер, неужели ему и меня хоронить придётся, да ещё второй раз, врагу пожелать такой участи, а не другу. Ну где вы там все, никого не чувствую – или я тупой, или вы меня бросили. Уж или заберите, или вырубите меня, чтоб ничего не чувствовал вовсе – рехнуться от этой боли можно, такая тупая и мерзкая. Корабли в Изерлонском коридоре, да не наши, и не вражьи – тогда чьи? Сколько их, опять не вижу ни черта толком, как тогда же, когда упал на флагмане, ааа, это ж просто уже бред начинается. Катерозе, помоги, я не знаю, что со мной, Катерозе…

Райнхард пытался отделаться от навязчивой картинки с кораблями, и даже приподнялся на локте для этого, но голова решила стать свинцовой и уныло клонилась на грудь. Из желания повредничать он взялся поднимать её, как вдруг услышал шорох. Довольно громко, не показалось, ближе к двери, но чуть дальше места, куда достают сапоги. Шорох не прекращался, и он насторожился в положении полулёжа, внимательно глядя в ту сторону, но зрение начало подводить – при попытке приглядеться начинало сильно рябить в глазах, а иначе мелкие детали расплывались. По всей видимости, этот звук на деле вовсе не силён, просто на полу ему лучше слышно. Но это уже отдаёт сильным беспокойством, а сейчас он чувствует себя гораздо хуже, чем во время визита Эльфриды, и собственная беззащитность очень сильно угнетала. Но недоразумение разрешилось довольно быстро – зрения вполне хватило, чтоб увидеть, что там, откуда, слышался шорох, в стене просто открывается потайная дверь, достаточная, чтоб пройти одному человеку. Эльфрида, опять, и с кем-то ещё, полностью задрапированным в тёмный плащ, ну, это вряд ли к хорошему, ну да ничего не поделать. Ай, зачем вы фонарь к потолку, он же по моим глазам сейчас как нож пройдётся…

– Я же говорила вам, что и как, – тихо произносит Эльфрида, – убеждайтесь, адмирал.

ЧТО? Да это же… ловушка это, Миттельмайер, ты псих, зачем ты здесь??? Я же чувствую, смерть совсем рядом, ты зачем к ней в пасть припёрся, дались тебе мои наручники… Ну что ты смотришь на меня, как на икону, вижу я тебя, вижу, вот, убедись. И ещё кое-что вижу, за твоей спиной, но крикнуть уже не могу и не успею, хотя бы ты это по глазам пойми и кинься в сторону, уцелей!!! Аааах, не достала в сантиметр, небось – ну и реакция у человека в плаще, да и силища покрепче меня, здорового – так выкрутить Эльфриде руку со стилетом, да этот хруст… сломана! А почему она не кричит, не понял? Понял, плазменный парализатор. Уже интересно, кто так чисто работает – можно познакомиться? Эльфрида оседает себе спиной на эти дурацкие мешки, а двери в залу с врагами уже изнутри неслабо заблокированы – да, ломать этот пластиковый пластырь бесполезно, только проплавлять – да не всякий бластер выдержит нагрузку. Миттельмайер, дай мне посмотреть, кто это, потом с ошейником разберёшься. Ладно, вижу, со спины застёжка, кажется. Что-то плащ у твоего спасителя, друг, сильно мне кое-какой напоминает, и покроем, и цветом особенно, да и большеват он этому владельцу… Эльфрида тоже глядит на этот плащ – ну, понятно, воспринимать-то происходящее она вполне может, шевелиться и кричать вот – никак. Ну, наконец-то, увижу сейчас – гость поворачивается к ней лицом, но я ещё не вижу его… ого, сколько ужаса в глазах, этак я ещё пожалею её против своей воли, но в чём причина?

– А ты права, это его плащ, и я сегодня за Ройенталя тут, – какой грозный и низкий голос, но вроде знакомый, – да и за Кирхайса тоже! – капюшон долой, он не пристёгнут был, оказывается, рыжая грива с белыми лилиями в волосах, ах, это логично, но всё равно удивительно, и очень… – Так что бита твоя карта, пики против червей никак, да и валеты нынче короли уже, нечего тебе ловить, как и твоему деду! – ну, теперь я понимаю, отчего розентриттеры испугались этой дамы… – Ох, и дура же ты, ох и дура – чего тебе не жилось-то нормально с твоим объектом? Этакое счастье тебе привалило, а ты пробросалась – там-то вы уже не встретитесь, не надейся! – это что, иголка вроде той, что меня свалила, или просто аналог контрольного выстрела? М-да…