Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

Когда его губы отыскали путь к моим, я подалась навстречу, впервые ощущая, что это правильно. Что это мой дом.

Глава 5. Шаманизм

Селеста

В голове вертится незамысловатая песня, лихо перескакивая с одного куплета на другой, вращаясь как юла в такт шагам. Я сбиваю мелкие камни, сама нахохлилась, как воробей — к вечеру похолодало. С горных елей тянет морозом, и ночью обязательно пойдёт снег. Кутаясь плотнее в пончо, клоню голову проходящим жителям деревни, а они в ответ осеняют символом Клэрии.

Куда бы не пошла — она следует за мной, тенью стоя у плеча, держа руку на шее, шепча на ухо: «Ты — моё порождение. Без меня — не было бы и тебя». Но ведь нет кровной связи. В Никлосе есть частицы Карга и Клэрии, а я получила только ариус. Ненадолго. Без него даже сны о прошлом не отменят действительности — хоть мои крылья по-прежнему белые, я больше не белокрылая драконица. Не осталось великой силы. Ничего больше нет.

— Я вижу восход злой луны, я вижу беды на пути, я вижу землетрясения и молнии, я вижу, пришли плохие времена… — бормочу себе под нос, удивляясь, насколько прилипчивым оказался этот мотив. Нездоровым. Как будто не моим.

И встала как вкопанная, застигнутая жаркой перепалкой. Ноги вывели к куполообразному шатру, от которого исходил сильнейший жар, в закатных лучах окрашенного багровыми тонами. Из центра в небо вырывался чёрный дым, тугой струёй извиваясь вверх. Прямо напротив входа бесновался Томар, потрясавший рукой и проклинающий на все лады упрямую Марку.

Женщина только смеялась в ответ на его проклятия. В жёлтом цыплячьем платье она походила на злое солнышко в противовес чёрным тряпкам вечного мёрзнущего колдуна.

— Вы отравили мою дочь! Напоили её ядом! — орал он, привлекая нездоровое внимание жителей деревеньки и в особенности пары брехливых псов, что на каждый его крик, возбуждённо поддакивали громким лаем.

Томар не выдержал конкуренции и запустил в них мелкой молнией, отчего они с визгом бросились врассыпную, а знахарка скептически изогнула бровь.

— Вашим предложением было оставить девочку на волю богам. Чтобы она сама справилась с ядом морских тварей. Поступи мы так — и она не пережила бы эту ночь.

Колдун топнул ногой:

— Я не посмею сделать из моей дочери шаманку! Она настоящая колдунья, а ваши отвары…

— Отворяют душу! — отрезала женщина, сузив глаза и перейдя в наступление. — Если душа чиста, ребёнок не пострадает. Она выживет. Её воля решать, кем быть. Без добровольного желания нельзя стать шаманом.

— Шаманизм — медленная смерть, — тихо ответил Томар, опуская голову.

Заметив моё приближение, мужчина успокоился, как-то сгорбился, опускаясь на скамейку, чтобы перевести дух. В его глазах читался немой укор, будто я виновата в том, что утратила ариус.

— Что здесь происходит?

— Перепалка между видами магии. Застарелый спор, — успокаивающе ответила Марка. — Хочешь проведать Амалию? Скоро ей станет лучше, и девушка была бы рада увидеть рядом с собой знакомое лицо.

Колдун вновь взвился, торопливо поднимаясь и пытаясь проскользнуть в шатёр, однако бдительная знахарка преградила путь, отталкивая назад.

— А почему я не могу увидеть дочь?! — возмутился он.

— Чтобы не смог помешать лечению. Напоминаю, колдун, вы здесь в гостях. И ваши люди сами обратились к нам за помощью. Мы будем оказывать её на наших условиях. А теперь уйдите. Ваши эмоции загрязняют воздух. А для выздоровления нужна свежесть и свобода, — с натянутым спокойствием заявила Марка, выставляя руку вперёд.

Было видно, что, если колдун по-доброму не уйдёт, женщина применит силу. И Томар был вынужден уйти. Напоследок только буркнул что-то ядовитое, отчего Марка пошатнулась, холодным взглядом окинув его удаляющуюся спину.

— Будь осторожна с этим человеком, Селеста, — предупредила она. — В нём много яда и гнева.

— Он чуть не умер. В его теле сидел Ктуул.

Знахарка вздрогнула, по-новому глядя в сторону хромающего колдуна.

— Нехорошо. Вот это действительно нехорошо.

С уходом Томара, к шатру вернулись псы. Их вытянутые морды нет-нет, да и поворачивались в его сторону, прикидывая вернётся злой человек или нет. Поджарая красная псина ткнулась носом в мою ладонь, проверяя нет ли чего вкусненького, а потом нахально развалилась в ногах, подставляя пузу, мол, не стой, а давай чеши!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Собаки чувствуют хорошего человека, — одобрительна заметила Марка, когда я присела и погладила жёсткую шкуру, отчего пёс возбуждённо завилял хвостом. — А плохого станут избегать.

— Томар не плохой человек. Он сложный. С непростой судьбой. Маля — всё для него. Неудивительно, что он так переживает за дочь, — вступилась за колдуна, поднимаясь и подходя ко входу в шатёр. Я не стала повторять слова Кукулейко. Не стала говорить и о своём невыполненном обещании.

— Держи ухо востро, Селеста. Тот, кого коснулась длань бога, никогда не будет прежним.

* * *

Внутри натоплено как в бане, темно, хоть глаза выколи, и пахнет хвоей. В середине прямо под дыркой в небо открытая печка, утопленная в полу и сверху обложенная чёрными камешками, на которые Анка брызжет водой. Вверх поднимается густой недовольный пар и запах усиливается. Кроме неё и лежащей на топчане Амалии, в шатре никого не было.

В небольшом предбаннике я оставила верхнюю одежду и внутрь зашла, укутавшись в полотенце, тотчас покрывшись гусиной кожей — меня немного знобило с вечерней свежести. А драконица, казалось, совсем не чувствует жара, всё подбрасывает дровишки, создавая пекло. Она обтирает мокрой тряпкой обнажённую колдунью, как и велела знахарка. «Нужно выгнать яд из кожи, — заявила Марка, отправляя внутрь. — Ночь так пожарится, сама с собою в чистоте встретится и к утру либо оправится, либо на тот свет отправится. Иного лекарства нет».

В темноте, от света углей и пары масленых ламп, Амалия казалась крошечной и такой тёмненькой, болезненной: с густыми синяками под глазами и страдальческим изломом бровей. Она тихонько постанывала во сне, прижимая руку к голой груди. И будто почуяв меня, приоткрыла глаза, щурясь:

— Мы выжили, Сэл. Правда? Добрались. Теперь всё будет хорошо, — слова выскользнули изо рта и провалились куда-то, а девушка вернулась в тягучий сон болезни, где много жара, ломоты в костях и тугой головной боли. Дотронувшись до её руки, поразилась, насколько она влажная и холодная.

— Поддай жару, Анка. Мальку не хватает огня, — замечаю, опускаясь на свободную скамью и упирая руки в подбородок. — Пойдёшь на вечерний пир?

— Не в мою же честь, так что присутствовать необязательно, — скучающе отвечает Анка, подбрасывая поленья в топку, и раскупоривая пару склянок с жидкостью, от которой сильно разило древесным ароматом. — Пропущу.

— Я бы тоже не пошла, — пробормотала в ответ, наблюдая за её быстрыми движениями. — Я рада, что ты цела и на свободе.

Она брызнула зелье на камни: раздалось громкое, возмущённое шипение, и запах очень быстро разошёлся по шатру, будоража приятной свежестью, проясняющей спутанное сознание. Амалия легче задышала. Теперь Анка опустилась рядом с нами на вотканный ковёр, скрещивая ноги и выпрямляя спину. Её волосы забраны под полотенцем, она разминает шею, и я замечаю тонких золотистых змеек, гуляющих под кожей.

— Это больно? Странно? Желанно? — я пытаюсь подобрать слова, но ничего путного на ум не приходит. Как и нет понимания, во что превратилась бывшая подруга по Равновесию.

Анка проводит рукой по плечу, огоньки вспыхивают ярче, отражаясь в темноте глаз красным пламенем. Показалось, что рядом со мной сидит не миниатюрная девушка, а огромный краснокожий дракон, огнём поглощающий пространство. Всего лишь миг и пламя с рёвом бросится на деревню, сжирая тьму на своём пути, оставляя только мелкий невесомый пепел.

— Естественно. Как и должно быть, — но голос говорил о печали. А глаза сказали больше, чем слова.

Став элементалем, Анка потеряла человеческую часть себя. И будучи не в силах от неё отказаться, она застряла на перекрестье миров, ежедневно мучаясь, пытаясь их соединить.