Парламентер - Любовь Безбах

— Ух, и взгляд у нее тогда был, мороз по коже! — добавил пилот, обернувшись.

— Кто ее знает, на что еще она способна, — продолжил угрюмый. — Куда бы он ее дел за несколько секунд? Охрана торчала прямо за дверью. Никто ее с тех пор не видел.

Они оба посмотрели на меня. Я нервничал. Угрюмый приблизился ко мне.

— Полетишь с нами, — сказал он.

— Куда? Куда вы меня тащите?

— На Онтарию, ессно, — фыркнул угрюмый.

— Что?! Зачем мне лететь на Онтарию? — возмутился я.

— Затем, чтобы ты не угодил в лапы местного правосудия, а еще хуже — в лапы местного медперсонала. Они тебя наизнанку вывернут. А мы тебя, дурня, беречь будем. Пусть тебя ищут, сколько влезет.

— Я не полечу на Онтарию, — глупо возразил я.

— Дурак, — хмыкнул верзила. — Тебе дядь Вова поверил, а ты капризничаешь.

— Ты что, до сих пор не врубился, где Мария? Она — в тебе, ясно? — объяснил угрюмый. — Мы будем беречь тебя, а ты будешь беречь ее. Пуще глаза, понял? Саня, поворачивай в космопорт. Выгрузим этого типа на "Свет Маяка". Спрячем так, что и с собаками не найдут. С Власовым связаться надо и как-нибудь ему так сказать… Уже наверняка поднялся кипиш, что мы летаем без сопровождения. Не вешай нос, парень. Все будет хорошо. Мы не бандиты. Меня зовут Владимир Викторович, а это невоспитанное рыло — Толян. А это — Саня, — кивнул Владимир Викторович в спину пилота.

Все мое существо бунтовало против вынужденной поездки на Онтарию. На верфях ремонтировался мой "кентавр", скоро лицензию получать, я же за нее штраф отвалил! Я вдруг понял, что привязан к своему судну и расставаться с ним не желаю даже временно. В то же время я не сомневался в правоте моих новых знакомых. Надо было любыми путями выкручиваться из ситуации, в которую меня угораздило вляпаться. Еще раньше меня угораздило познакомиться с Марией. Если бы не она, никаких проблем бы не было. Все мои проблемы я создал для себя сам — до тех пор, пока не появилась взбалмошная рыжая девчонка. Галина, Галина, я снова бесконечно отдаляюсь от тебя.

МАРИЯ ПОМОРОВА

Я вынырнула из вязкого омута и увидела его глаза совсем близко.

— Ты? — удивилась я. Мой голос прозвучал сорванно. Руки и плечи освободились, и я уперлась руками ему в грудь. Юрий внимательно смотрел на меня жгучими глазами. Мне было трудно, и я задыхалась. Постепенно освободились и мои ноги. Я рухнула на кровать, и Юрий сразу отошел от меня.

— С возвращением, — сказал он мне мягко.

— Где я была? — сиплым шепотом спросила я.

— Лучше бы ты спросила, где ты сейчас, — сказал он и ушел — дверь, задернутая выцветшей занавеской, выходила прямо на улицу.

Я преодолела слабость и огляделась. Я находилась в комнате, олицетворяющей собой предел крайнего аскетизма. Да, это была обыкновенная времянка на гусеничном ходу. Времянка Ивана Сергеевича, я без труда ее узнала. За окном я увидела типичный пейзаж обживаемой Онтарии: работающие люди и техника под жемчужно-белым небом. Экскаваторы рыли котлован под очередное здание. Дымила печь, в которой калили добротные кирпичи из местной глины. Моросил дождь. Разумеется, я на Онтарии, где же еще? Я продрогла и только теперь заметила, что обнажена и почему-то вся влажная. Я залезла под одеяло. Меня грела мысль, что Юрий на Онтарии, со мной. А еще меня не покидало ощущение, будто между нами произошло нечто интимное, но я не могла понять, что именно, и вспомнить я тоже не могла.

Дверь открылась, занавеска, свистнув по гардине кольцами, отлетела в сторону, и во времянку вбежал Иван Сергеевич. Он с силой захлопнул дверь, за которой я успела разглядеть несколько человек, и задвинул засов.

— Привет, солнце ясное, — захихикал он и потер сухие коричневые руки. Он достал из стеклянного шкафчика свои инструменты и бесцеремонно вытянул меня из-под одеяла. Не обращая ни малейшего внимания на мою наготу, он внимательно осмотрел меня, смерил давление, температуру и даже заглянул в рот. Попутно Качин непрерывно сыпал последними колониальными сплетнями, которых накопилось на удивление много. Я перестала жалеть об уходе Юрия. Я не любила медосмотры, даже если за это время успевала узнать, сколько домов построено, кто в кого влюбился, сколько детей родилось, кто с кем поссорился и помирился. Лапутина и Кутейко родили по ребенку? Когда ж успели-то? Когда я покидала Онтарию, у обеих не было и намека на беременность.

— Судя по беглому осмотру, ты здорова. Спинка — как атлас. Ни малейшего намека на ранение.

Иван Сергеевич сунул в ухо шарик "бухтелки" — переговорного устройства:

— Все в порядке, Матвей. Она здорова. Сегодня же я доставлю ее на "Тихую гавань" и сам осмотрю, как следует.

— О каком ранении вы говорите? — спросила я.

— Лежи, девочка, — сказал Иван Сергеевич.

К времянке с шумом, смехом и ругачками пробилась Лола и заколотила в дверь кулаком. Иван Сергеевич открыл ей дверь. Лолу подкидывало от нетерпеливого любопытства. Иван Сергеевич перешел на русско-латинский диалект с медицинским уклоном, и я получила возможность отвлечься от окружающей среды. Сначала я вспомнила боль, потом о своей миссии на Землю, отчего настроение мое упало в глубокие минусы, затем замороженное лицо Репьева, затем и все остальное и, наконец, удивилась. Осторожно напрягла спину — нет, ничего не мешает, не болит.

— Иван Сергеевич, я провалила миссию, — сказала я виновато, ибо не было мне оправдания.

— Кто тебе сказал, что ты ее провалила? — поинтересовался Иван Сергеевич.

— А еще я не могу вспомнить, как я сюда попала. "Пепел Марса" был в пяти парсеках от Земли, когда я его покинула. И почти в трех тысячах парсеков от Онтарии — три недели пути. Иван Сергеевич, какое чудо помогло мне их преодолеть?

Лола сделала мне укол и дала неведомое лекарство.

— Приготовь ей укрепляющий чай, — указал Лоле Иван Сергеевич и обратился ко мне:

— Ты выполнила задание, Маша. Онтария не вошла в состав Содружества, но мы на это и не рассчитывали. Зато Онтария стала неприкосновенной. Разумеется, пока мы соблюдаем все пункты Кодекса. Отныне Онтария — независимая планета и имеет большинство прав, которыми наделены члены Содружества.

— Иван Сергеевич, вы не шутите?! Мы действительно получили независимость? Мы теперь не преступники?

— Не совсем так. Земля контролирует каждый наш вздох.

— Теперь мы сможем спокойно торговать с соседями?

— Да, торговать нам разрешили, правда, ограниченно. Онтарианский газ оказался очень востребованным. Утверждены списки товаров, которыми мы имеем право торговать и покупать, — Иван Сергеевич с довольным видом потер руки. — Оружие, естественно, в список не входит. Ну, и не надо, — и он хихикнул.

Его слова звучали сладкой музыкой, хотя я не все понимала. Каким образом наша команда сумела договориться так быстро? Даже при лучшем развитии событий на решение всех вопросов потребовалось бы не меньше года!

— Значит, сбылась моя мечта. Но почему так быстро?

— Не слишком быстро. Ты получила серьезную рану, от которой оправлялась целый год и полтора месяца.

— Год и полтора месяца?! Откуда так много? Я их совсем не помню!

— И не надо. Лола, где чай?

Иван Сергеевич стал рассказывать мне, насколько вырос поселок и сколько газа в месяц выдает месторождение. Наговорившись всласть, старый профессор удалился за перегородку греметь пробирками (на Онтарии обнаружено немало неизвестных науке вирусов), а я спаслась от болтливой Лолы в обволакивающих объятиях Морфея.

ЮРИЙ ТАБУНОВ

Я надеялся избежать встречи с Марией, но она разрушила мою надежду. Она готовилась к встрече со мной — явилась пред очи мои слегка подкрашенной, с замысловатой прической. Внешне Мария чересчур ярка и не нуждается в косметике, и на "Селене" я ни разу не замечал, чтобы Мария ею пользовалась. Косметика ее почти не испортила. Я только подосадовал, что она закрасила черным свои темно-рыжие ресницы. Она надела военную форму защитного цвета, которая подчеркнула ее осанку. Знала, что ей идет.

— Засиделся уже, — сказала она мне. — Пошли, я покажу тебе Онтарию.

— Мария, я торчу здесь уже год и все пересмотрел за это время.

— Ты имеешь в виду колонию. А саму Онтарию ты видел? В четырех километрах отсюда трава вымахала выше головы. А за деревьями есть озеро. Вода там такая прозрачная, что видно дно, хотя глубина там двадцать метров. Когда у меня есть время, я там купаюсь. Хочешь искупаться?

— Температура воды в том озере — шесть градусов. Извини, Мария, но это удовольствие не для меня.

— Но купаться совсем необязательно. Туда прилетают большие белые птицы и садятся на воду. У них полет не птичий, а порхающий, как у бабочек. Красиво, как в сказке.

— Я видел этих птиц. Все видел.

Мария расстроилась. Она села, и я предложил ей кофе. Она приняла у меня чашку с таким благоговением, словно кофе ей предложили боги на Олимпе.