Парламентер - Любовь Безбах

Я позволила себе убраться на камбузе, превратившемся в настоящий свинарник. Не то, чтобы меня смущал видимый бардак, мне не нравилось, когда я не могла сразу найти нужную мне вещь. Я отовсюду выгребла пыль вместе с засохшими недоеденными кусками и грязными ложками, расставила посуду, автоматы под моим жестким надзором отмыли заляпанный пол. Меня удивило малое количество тарелок и чашек. Больше я никуда не рискнула сунуться из опасения навлечь на себя недовольство хозяина берлоги.

Во время трапез я подолгу с ним беседовала. Я говорила, а он слушал, иногда ожигая меня влажным черным взглядом. Я рассказала ему о катастрофе, в которую попала семнадцать лет назад.

— Мою капсулу притянула к себе планета-океан. Океан из множества живых существ. У них коллективный разум, понимаешь? Нет, ты ничего не понимаешь! Вот слушай. Мимо нее не раз пролетали наши корабли, и никому в голову не пришло посетить планету-океан. С виду она планета как планета, таких в космосе множество. Только эта планета разумна.

— Разумная планета? — и взгляд-ожог.

— Нет, не планета, а Океан, понимаешь? Вернее, не сам Океан, а существа, которые в нем живут. По одному они не мыслят, а мыслят все вместе.

— Как муравьи?

— Не совсем, — я смеялась. — Ты ничего не понимаешь!

— Объяснять не умеешь по-человечески, беззлобно бурчал он.

Я снова смеялась.

— Они вытащили меня из капсулы, и я жила с ними, пока мне не исполнилось четырнадцать.

— В океане?

— Ну да, в Океане.

— А чем ты дышала? — теперь и он смеялся.

— Не знаю, — честно ответила я. — Я не задумывалась над этим. Эти существа большие. Я их не видела, только чувствовала их присутствие. Они как студни, как большие медузы.

— А что было потом?

— Восемь лет рядом с планетой никого не было. А потом мимо пролетало несколько судов из флота Власова. Океан вытолкнул меня, и экипаж одного из судов меня подобрал.

— Тебе все приснилось в анабиозе, — серьезно сказал он.

— Нет, не приснилось, — так же серьезно ответила я.

Я принимала близко к сердцу, что он не воспринимает мои слова всерьез. Мне очень хотелось, чтобы он мне поверил. А он даже не догадывался, что Океан мне действительно не приснился. Он о многом не догадывался. Ему бы даже и на ум не пришло, что планета-Океан вытолкнула меня в космос без скафандра-капсулы, и команда одного из линкоров выловила меня просто из любопытства. Мое возможное оживление в их планы не входило. Чтобы быстро перейти в человеческое состояние, я частично обесточила линкор и здорово напугала людей. Смутно помню, что мне было очень холодно, и мне никак не удавалось уползти от холода. Я не могла понять, что за звуки я слышу, и что мельтешит перед глазами. Только позже я осознала, что звуками были забытые мною человеческие голоса, точнее, истошный визг и крики изумления и ужаса. А вот что видела, уже не помню. Наверное, потому что не осознавала увиденное. Позже с моей персоной смирились. С "Боевого слона" меня перевели на "Тихую гавань". Мне пришлось учиться видеть, потому что я никак не могла понять, что находится перед моим носом. Я училась смотреть на предметы и брать их руками, а Иван Сергеевич забавно умилялся, наблюдая, как я исследую предметы на ощупь. Иван Сергеевич был со мной с самого начала. Чуть позже в моей новой жизни появилась Гита Рангасами, индианка средних лет. Мне она сразу показалась близким человеком. Первое время мы с ней жили почти как одно целое. В то время я еще не жила с людьми. Находилась среди людей, но не рядом. Гита постоянно заставляла меня "возвращаться" в человеческое общество, а мне приходилось делать усилие, чтобы "удержаться". А еще рядом был Власов. Точнее, в поле видимости он появлялся нечасто, но каким-то образом он был рядом. А еще он со мной как-то не церемонился, и поэтому он был понятней для меня, чем другие люди, не считая, конечно, Гиту и Качина. Остальные люди сначала на меня удивлялись, но со временем ко мне все привыкли.

Привыкала и я, получая третье по счету воспитание. Постепенно я вспомнила, кто я, как мое имя, кое-что вспомнила о своей жизни до катастрофы на яхте. Я ощущала шевеление Галактики всем своим существом и при желании могла "дотянуться" до ближайших соседних галактик. Я не могла охватить сразу все события, происходящие в Галактике, и напоминала самой себе человека с фонарем в затемненной комнате. Он видит все в луче фонаря, а остальное только улавливает — температуру, влажность, запах, угадывает размеры комнаты и очертания находящихся там предметов. Я жила таким вот галактическим "шевелением", а Гита то и дело заставляла меня "возвращаться" к людям. А мне было непросто "удерживаться" в новом для меня качестве — в человеческом обличье. Позже я поняла, что такие ощущения даны только мне, и никому больше. Мои рассказы удивляли окружающих и даже отпугивали. Матвей посоветовал мне не сильно распространяться о своих ощущениях. Все человеческие проблемы поначалу казались мне мелкими, незначительными. Я без особого интереса наблюдала за окружающими меня людьми, не совсем их понимая. Но человеческое начало постепенно ко мне возвращалось и брало верх, я становилась все меньше и меньше, и понемногу я начала понимать существ, к которым принадлежала как биологическая особь. Планету-океан я стала забывать, словно сон, и теперь помнила ее очень смутно, настолько смутно, будто мне о ней рассказали. Однако мое собственное человеческое существование до сих пор протекало мимо меня, не совсем совмещаясь со мной самой. Я смотрела на себя как наблюдатель со стороны.

На "Селене" мои ощущения стали меняться, и я сначала не могла понять, нравится ли мне это или не нравится. Я стала остро воспринимать самое себя, чего раньше не было, я стала совсем маленькой, такой же маленькой, как и мое собственное тело, и все эти новые ощущения были связаны с Юрием. Именно его присутствие полностью вернуло меня в мою собственную оболочку. Вселенная отодвинулась. Это было непривычно и неудобно. Мне казалось, что если я добьюсь своего, все встанет на свои места. Я располагала тремя неделями и радовалась, что срок достаточно большой.

ЮРИЙ ТАБУНОВ

Путешествие приблизилось к концу, и я с удовлетворением ожидал завтрашнего вхождения в поле тяготения Плутона. Рыжая чертовка не давала мне расслабиться. В этом была только одна положительная сторона: она заставила меня выкинуть из головы мои проблемы. Я видел все ее наивные попытки влюбить меня в себя. Я понимал необходимость разговора с ней, но не решался начать этот сложный, щекотливый разговор. Еще я надеялся на ее девичью скромность — она еще слишком юна, надеялся, что и так все обойдется. Похоже, мои надежды оправдывались. Потом мы расстанемся с ней навсегда, и она обо мне забудет. Не давал расслабиться и статус Марии. Мне нельзя было забывать, кем является пассажирка "Селены". Кроме того, рыжая девушка, влюбленная в меня, была несколько странноватой. Я не мог уразуметь, в чем конкретно выражается ее странность, странность эта даже не выражалась, а ощущалась, и это внушало мне некоторое чувство страха перед ней, как перед непонятным существом.

Назавтра она ожидала вторичной связи с Землей, во время которой ей придется иметь дело не только с лояльным Адамсоном, но и с полусотней людей, которые наверняка будут настроены враждебно. Ее не могло это не беспокоить, она была молчалива и сосредоточенна. Ужин прошел в непривычном молчании, и мне не хватало ее голоса. Она нуждалась в поддержке, но я опасался, как бы она не расценила мою поддержку на свой лад. Настроение у меня испортилось. Ее неумелая стряпня не прибавляла мне жизнерадостности.

От мрачных мыслей меня отвлек ее долгий влюбленный взгляд. Только этого не хватало! Я молча поднялся с намерением покинуть камбуз. Она поднялась тоже и оказалась у меня на дороге. Я остановился.

— Дай мне пройти, Мария.

Она не двинулась с места, заворожено глядя мне прямо в глаза своими светло-карими глазами в пышных темно-рыжих ресницах, и я попался в их плен. Ситуация была щекотливая. Будь она зрелой женщиной или хотя бы не влюбленной в меня, я бы не раздумывал.

— Меня нельзя любить, — ласково сказал я ей.

— Можно, — просто ответила она. Посмеиваясь, она приподнялась на цыпочках и обняла меня за окаменевшую шею.

— Мария… — пробормотал я.

Ее поцелуй оказался неожиданно влажным, интимным. Жгучая молния пронзила меня с головы до ног, пол под моими ногами провалился. Я сделал отчаянную попытку вырваться из рук Марии и отстранить ее от себя, но она прильнула ко мне всем телом.

— Не надо, Мария, — попросил я ее севшим голосом.

— Почему? — прошептала она. Она смотрела на меня смелыми влюбленными глазами и счастливо улыбалась. — Ты ведь любишь меня, я вижу.

— Ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь. Какие у тебя глаза… Они не обманывают.