Парламентер - Любовь Безбах

Назавтра она ожидала вторичной связи с Землей, во время которой ей придется иметь дело не только с лояльным Адамсоном, но и с полусотней людей, которые наверняка будут настроены враждебно. Ее не могло это не беспокоить, она была молчалива и сосредоточенна. Ужин прошел в непривычном молчании, и мне не хватало ее голоса. Она нуждалась в поддержке, но я опасался, как бы она не расценила мою поддержку на свой лад. Настроение у меня испортилось. Ее неумелая стряпня не прибавляла мне жизнерадостности.

От мрачных мыслей меня отвлек ее долгий влюбленный взгляд. Только этого не хватало! Я молча поднялся с намерением покинуть камбуз. Она поднялась тоже и оказалась у меня на дороге. Я остановился.

— Дай мне пройти, Мария.

Она не двинулась с места, заворожено глядя мне прямо в глаза своими светло-карими глазами в пышных темно-рыжих ресницах, и я попался в их плен. Ситуация была щекотливая. Будь она зрелой женщиной или хотя бы не влюбленной в меня, я бы не раздумывал.

— Меня нельзя любить, — ласково сказал я ей.

— Можно, — просто ответила она. Посмеиваясь, она приподнялась на цыпочках и обняла меня за окаменевшую шею.

— Мария… — пробормотал я.

Ее поцелуй оказался неожиданно влажным, интимным. Жгучая молния пронзила меня с головы до ног, пол под моими ногами провалился. Я сделал отчаянную попытку вырваться из рук Марии и отстранить ее от себя, но она прильнула ко мне всем телом.

— Не надо, Мария, — попросил я ее севшим голосом.

— Почему? — прошептала она. Она смотрела на меня смелыми влюбленными глазами и счастливо улыбалась. — Ты ведь любишь меня, я вижу.

— Ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь. Какие у тебя глаза… Они не обманывают.

— Это не то, что ты думаешь, — хрипло ответил я. — Это не любовь. У меня давно не было женщины, вот в чем дело. Тебе ведь нужно не это, верно?

Сомневаюсь, что она слушала меня. Скорее всего, она слушала только мой голос, а не слова. Она на мгновение отпустила меня, ее халат скользнул на пол, обнажив неожиданно крепкое, ладное — жилочка к жилочке — тело с рельефными мускулами, очень белую, упругую, сплошь покрытую рыжими веснушками кожу — все то, что я не успел разглядеть в душевой, и это солнечное, горячее тело снова ко мне прильнуло. Переборки стремительно поплыли куда-то мимо меня. Мария страстно целовала меня в глаза, в губы, в шею — куда попадет. Мои руки против моей воли сомкнулись вокруг тонкого, гибкого, сильного стана, дыхание прервалось. На миг я перестал существовать.

— Галина, — судорожно выдохнул я прямо в ее губы.

И в то же мгновение оказался на свободе. Ее глаза, секунду назад наполненные любовью, стали изумленными, испуганными.

— Что ты сказал? — спросила она хриплым, срывающимся шепотом.

— Меня нельзя любить, Мария, — повторил я. — Я люблю другую женщину. Прости.

Она отступила, внимательно рассматривая меня, и мне стало сильно не по себе. Ей было очень больно. А еще она была опасна, я ощущал это каждой своей косточкой.

— Все равно я буду тебя любить, — упрямо прошептала она.

Я отрицательно покачал головой — нет, не надо. Задыхаясь, она бросилась вон.

МАРИЯ ПОМОРОВА

Ноги сами принесли меня в мою каюту, они знали дорогу. Я ничего не видела. Я была смята, уничтожена им. Он был беззащитен, мне ничего не стоило свернуть ему шею небрежным движением руки, и в то же время я осознавала свое бессилие. Впервые в жизни я не могла дать сдачи, а сдачу обидчикам я давала всегда. В его черных, маслянистых глазах плавала настоящая боль, причину которой я не могла понять, и вместо обиды я почему-то жалела его за эту боль. И я по-прежнему любила его. Нет, не по-прежнему, по-другому. Теперь любовь стала болезненной, невыносимой, жгучей. Я ползала по полу, корчилась от незнакомой прежде боли, в голове прокручивалось каждое его слово, сказанное мне. И его отрицательный жест напоследок: моя любовь ему не нужна. Мое собственное существование окончательно совместилось с моим бренным телом, и я с изумлением и ужасом ощутила, до чего жестоко и болезненно быть человеком. Я не желала этой боли. Я не хотела больше быть человеком. Я хотела вернуться обратно в Океан и застыть там без дыхания. Я слепо ткнулась в переборку каюты и закричала. В первый раз за семнадцать лет хлынули слезы.

— Зачем я человек?! — крикнула я Вселенной. И впервые поняла — Вселенная не слышит меня, не может слышать.

…А потом я отчетливо уловила сигнал — крик о помощи, пришедший издалека, из галактики "Мышки". Кто-то заблудился среди звезд в своей собственной галактике. Я вмиг перестала рыдать и прислушалась. Я не раз слышала о подобных сигналах, которые улавливали судовые приборы, но сама, без приборов, услыхала его впервые. Сигнал взбудоражил меня так, будто это я обязана была прийти на помощь. Будто я чем-то могла помочь заблудившимся в галактике "Мышки" — в галактике, до которой я не могу добраться, которой не знаю и до которой не достаю своим "фонариком"! Ответ на сигнал я уловила через несколько секунд. Значит, помощь подоспеет и без меня. Почему же я уловила сигнал, идущий оттуда? Я успокоилась и сразу вспомнила о постигшем меня фиаско. Моя реакция на отдаленный сигнал, который не имел ко мне никакого отношения, вдруг задвинул на задний план боль от несчастной любви. Мне хотелось разобраться, что все это значит. Мне казалось, что так я сумею понять, кто я на самом деле.

ЮРИЙ ТАБУНОВ

Что это? Распущенность? Все-таки Мария из банды, из самой многочисленной и опасной шайки бандитов за всю историю покорения космоса. Потрясенный происшедшим, я машинально поднял халат Марии. Она убежала обнаженной.

Или это… действительно страсть? Самым важным было то, что теперь Мария основательно выбита из колеи накануне переговоров. Возможно, она провалит миссию, причем частично по моей вине. Я застонал от досады. Я казнился, что не поговорил с ней раньше, пустил дело на самотек. Хотя я не ожидал, что она воспринимает происходящее так серьезно. И что она настолько решительна. Скорее бы кончилась эта пытка! Черт побери, у меня были проблемы вселенского масштаба, где они теперь?!

Утром она явилась в рубку связи, как ни в чем не бывало. Обычно теплые солнечно-карие глаза ее были льдисто-холодными. Я не знал, чего можно ожидать от малопонятной темпераментной женщины, потерпевшей поражение, и был натянут, как струна. Она спокойно пожелала мне доброго утра и осведомилась, позавтракал ли я или еще нет. Я ожидал кругов под заплаканными глазами и несчастного вида, но ничего подобного не увидел. Она была свежа, подтянута, огненные волосы уложены в строгую прическу. Мы ждали связи и напряженно молчали.

Наконец прозвучал вызов. Я так и подскочил на месте, Мария же сохранила полную невозмутимость. Видеосвязь была отличной, как всегда в зоне действия государственных сетей. На мониторе я увидел средних размеров светлый зал с необозримым потолком. Длинные столы располагались полукругом несколькими рядами. Типичный зал переговоров. Места были на две трети заняты. Численность комиссии составляла не менее пятидесяти человек. Вид парламентера вызвал оживление в большом зале переговоров. Ее изображение, как я догадывался, располагалось на передней стене. Ричард Адамсон показался мне очень довольным. Среди членов комиссии я заметил немало знакомых лиц: помощника Адамсона Эриха Свифта, помощника президента Солнечной Федерации Вацлава Тхоржевского, начальника отдела по охране правопорядка в космическом пространстве, некоторых известных ученых, в том числе доктора медицины. Присутствовали журналисты. Военных Адамсону каким-то образом удалось дискриминировать, ни одного их представителя я не увидел. Вот и славно.

— Представьтесь, пожалуйста, — сказал секретарь комиссии протокольным тоном.

— Мария Поморова.

— Кем вы являетесь в банде Власова? — спросил Вацлав Тхоржевский.

— Я — лоцман, — ответила Мария.

Ответ вызвал скептическое удивление. Зал переговоров оживленно гудел. Дальше начался перекрестный допрос, и в зале установилась некоторая тишина.

— Вы так молоды — не боитесь, что вас могут надолго упрятать в тюрьму как преступницу?

— Да, такие опасения имеют место, — официально ответила Мария. — Однако дело стоит такого риска.

— По нашим сведениям, вы провели в космосе семнадцать лет. Вы хорошо помните Землю?

— Достаточно хорошо, я гостила на ней дважды в качестве туриста. Во время второго и последнего посещения мне исполнилось пять лет.

— Вы считаете Землю своей родной планетой?

— Да, считаю, — Мария беспокойно шевельнулась в кресле, и я без труда распознал ложь. — Собственно, родом я из Зарбая. Родину я покинула, когда мне было шесть лет.

— Ваши родители находятся на эскадре?

— Нет, они погибли во время катастрофы на прогулочной яхте.