Пастырь крови - Соломон Корвейн

«гостей», пожирали их взглядом и строили теории о причинах их пришествия. Малообразованный народ деревни не знал, кто этот мужик в доспехах, похожий на очередного лорда. Чужаки никогда не воспринимаются положительно, Этиен спиной ощущает холодок и ловит взгляды неодобрения. Но помимо этого подданный Инквизиции чувствует напряжение в селе, которое порождено далеко не их пришествием.

Местами сероватая кожа, осунувшееся лицо, зеленоватые пятна и болезненный вид. Этитен увидел мужчину на котором одежда буквально висит, от одного вида синевато-багровых оттенков тела, где здоровых участков по пальцам пересчитать, парня чуть не вывернуло. Он смахивал на поднявшийся труп, на призрака. Люди его чурались, тряпками накрывали товар. Бедолага буквально волочил ноги за собой, шаркая оторванными подошвами. Его неожиданное пришествие вызвало переполох, народ стал сторониться его.

- По-м-мгите, - протянул мужчина, подняв костлявую руку. В заплывших гноем глазах блеснуло что-то от осколков надежды.

- Ах вот ты где сучий потрох! – разорался выбежавший стражник, занося алебарду. – Сказал же блядоте чумозной, не выпирайся из дома!

Оружие опустилось довольно быстро – сталь расколола череп будто бы это был гнилой арбуз. Труп дёрнулся и грохнулся на землю, подняв облачко пыли. Пара ополченцев подоспели к солдату караула с куском матерчатой ткани и стали спешно заворачивать тело, пока стражник с горечью твердил:

- Теперь только сжечь бедолагу. Боже, помилуй его. Последние дни его итак были похожи на ад.

Когда заражённого неведомой болезнью увели, на импровизированном рынке снова забурлила торговля. Конечно, на лицах народа отпечатался ужас, но судя по всему картина не вы первый раз творящаяся, чтобы отрываться от купли-продажи.

- Вы, купцы всегда нас обманываете, крадёте и обдираете, - ухо инспектора уловило жалобный голос женщины. – Тридцать гульденов за вино? Ещё неделю назад оно стоило двадцать пять медяков.

- Я ничего не могу поделать, добрая госпожа, - с лукавой улыбкой, тихо и довольно сказал купец, облачённый в чёрно-белый «шахматный» роскошный дублет, обшитый мехом, с дорогущими золотыми кольцами на пальцах. – Цены устанавливаю не я, а Торговая курия. Вы же должны понять – бандиты, монстры, ожившие трупы и еретики не способствуют торговле, - он провёл пальцами по зачёсанными назад волосами, убранными в хвост.

- Ты мне брешешь прямо в лицо, упырь, - бессильно продолжает худая смольноволосая девушка. – В шести верстах отсюда, в городе твои собратья продают вино за десять гульденов. Дороги патрулируются. Ты хочешь на нас нажиться.

- Мы всего лишь пытаемся заработать и жить так, как желаем. Разве это запрещено?

- Я очень жду того момента, когда наш маркграф даст вам по рукам.

- А ему запрещено налагать ограничения для торгующих. Таков закон, - самодовольно заявил купец, подняв палец вверх, - а именно Закон Империи «О правах торговли». Пункт пятый ясно говорит – «Купцы имеют право повышать и понижать цены по своему усмотрению и на свой лад, но не более чем в два раза от средней цены, установленной Великой торговой курией[6]». А средняя цена для этого вина – двадцать гульденов! Торговая гильдия и её отдел в Циенне, и я, как её представитель, милостивы ещё. Так что ничего не сделает твой маркграф городу.

- Вы всего лишь торгаш, который рад был избавиться от маркграфа. Вы уже несколько лет поднимаете цены, а тем, кто на вас работает – платите крохи. Мой сын горбатит спину на вашего собрата, но ему уже третий месяц половину наработанного отдают.

- Обращайтесь в суд. Поступайте по имперскому закону!

- Вы купили все суды города.

- Мы любим нашего сюзерена, но будем честны – Гильдия торговцев лучше знает, что нужно народу. При всём уважении к его милости.

- Дайте ей вино, - вмешался агент архиепископа, протянув сверкнувшие серебряным отблеском монеты. – Тут три имперских шиллинга. Должно хватить с лихвой.

- О, господин, да вы сущий ангел. За эти деньги дам ей лучшее вино!

- Спасибо вам, - уставший взгляд уставился на инспектора, грязное лицо чуть-чуть просветлело от радости.

Расплатившись, Этиен ускорил шаг, стремясь как можно быстрее попасть в храм. Он быстро «пролетел» всю площадь и оказался и того здания, которое буквально «горело» роскошью, помпезностью и величавостью. Это довольно высокое для этих мест строение, примерно в четыре этажа, тянущееся к голубому небу тремя башнями, увенчанными посеребрёнными куполами с символом чаши. Знак Церкви Творца объят неугасимым магическим пламенем, питаемым специальными фитилями с сосудами, полными елея с маной[7]. Это воистину стало символом маяком для всех заблудших душ в бушующем море невзгод. Белоснежные стены, витражные окна, лепнина, статуэтки ангелов подле вместе с разбитыми цветочными клумбами создают впечатление, что это посольство из иного мира, где нет горя и тьмы.

- Как же тут так долго поддерживаются цветы? – удивилась эльфийка, смотря на то, как в самый разгар осени манят красотой розы, пионы, шесть острых стрел сапфирового цвета распустил мистический цветок цит.

- Магия, - ответил Этиен, приметив стекольные сосуды, наполовину вкопанные в землю. – Раствор на мане поддерживает их.

Они остановились на мраморных плитах, которыми выложена местность возле храма. Инспектор совершил глубокий поклон, сложив руки на груди и томно приговаривая:

- Господи, не прокляни меня скверного, входящего в дом Твой, где приносится жертва святая. Но прими меня, и помилуй.

То же самое свершили и двое спутников. После чего они взбежали по зеркально начищенным каменным плитам, отворили массивные железные двери, украшенные изображениями херувимов и усиленные молитвенными письменами, и попали в просторное, пленяющее глаз пространство. Тут степень роскоши увеличивалась многократно, всё то золото, серебро, медь и драгоценности, которыми отделана церковь внутри, хватит, чтобы купить три таких деревни. Здесь сияло злато, из которого сотворены колонны, оклады для изображений святых и пророков, из серебра отлиты статуэтки ангелов, выполнены целые настенные барельефы. Глаза начинают болеть от блеска; пламя, воженное на золотой люстре, канделябрах и подсвечниках наполнило плотным светом пространства храма. По углам расставленные медные кадильницы, тигли и снопы цветов извергают приятное благоухание, всё покрыто синеватой мистической дымкой благовоний, которые стоят больше чем месячная плата городского работника.

От блеска и богатства голова идёт кругом. Гранитный пол вымыт и начищен до такого, что смотря в него можно бриться и стричься, Этиен грязными сапогами даже боится ступить на него. Но совершив поклон, всё же решается – по всему храму разносится стук каблуков. Дух перехватило, аромат благоуханий умиротворяет, а мерное, тихое, но проникновение пение псаломщика приводит в удивительное спокойное состояние