Пастырь крови - Соломон Корвейн

так просилась? Твой шанс на то, чтобы посмотреть мир?

- Да и я хочу тебе помочь, как ты помог мне тогда.

На юношу нахлынули воспоминания того вечера, когда он встретил новую знакомую и как она напросилась в поход. Они провели в разговорах весь вечер и полночи. Она рассказала ему о жизни, о том, как пыталась работать в порту на рыбозаготовке, а затем у мастера по шкурам, но её природолюбивая натура не позволила ей долго там пробыть. Поведала она немного и о родной культуре, и о любимых блюдах с выпивкой. Он же рассказал о том, как в раннем детстве работал при храме, как только попал в Штраффаль с далёкого востока. Его семью привели в эти земли невзгоды и кризис на восточной родине, в стране Вазиантийского Самодержавия, во время вторжения орд гоблинов, орков, иноверцев и прочих врагов. Он раскрыл сердце, когда уста вложили в её уши слова о его стези в Церковь, о вере и службе. Под луной и после второй бутылки яблочного вина Этиен почувствовал к ней что-то родственное. Оба – любят животных, оба – выросли в нищете и оторваны от родной культуры. Когда он поведал о путешествии, девушка попросилась в него, желая вырваться из Штраффаля, взглянуть на мир. Он же не был против, ибо лекарь-зоомант всегда будет полезен в таком деле.

- Помни, горячая кровь, что ты – верное чадо Церкви и должен блюсти догматы её, - продолжал наставлять рыцарь, не способный уняться из-за своей въедливости и занудства, приведшей на «путь закона».

Инспектор вынужден с почтением относиться к «сыну» Ордена. На сей раз не сколько из-за статуса, сколько из-за его способностей, силы и мастерства клинка. Чего только стоили его финты, приёмы и сила гнева, которые он обрушивал на бандитов, еретиков и монстров, которые успели им досадить во время путешествия. Ни разбойники с большака, ни трупоеды с осквернёнными злом элементалями[1], ни братья сект Гунотов[2] не смогли совладать с яростью рыцаря и его рунной магией, испепелявшей толпами отступников. Этиен до сих пор с содроганием вспоминает как сверкала освящённая сталь и лилась кровь, в носу ощущается аромат горелой плоти, а у шах звенят отзвуки боя и крики умирающих.

- Стойте! – меч благородного воина Церкви со звоном вышел из ножен, засиял наполненной энергией, в левой же руке появился овальный отёсанный камень, исторгнувший всполохи огня, объявший длань в пышущее пламя.

Этиен тоже почувствовал опасность. Издали донёсся стук копыт, ржание лошадей и крики людей. Сначала они увидели быстро мелькающие силуэты среди деревьев, слабо различимые фигуры всадников, стремглав несущиеся к ним. Потом Этиен услышал отчётливый говор низкого итилля[3]:

- Хэй, скорее!

Из-за крутого поворота дороги появилась кавалькада из одиннадцати всадников. Единственное, что удержало рыцаря от использования огненной волны, это резво развивающееся знамя – чёрно-синее полотнище, украшенное белой звездой, с щитом в таких же цветах. Знак Маркграфства явно давал знать – это не просто кучка бандитов. Спустя всего пару мгновений всадники явились в облаке пыли и грязи, запыхавшиеся и вспотевшие, облачённые в тусклые одежды поверх кольчуг. Их железные шлема-капеллины пугали мрачностью и количеством ржавчины, а деревянные щиты «красовались» пятнами слякоти и порезами.

- Именем императора Фридриха второго и маркграфа Готфрида, стойте! – приказал воин, опустив длинное кавалерийское копьё, что уткнулась «рыжеватым» наконечником в грудь инспектора. – Говорите, что вам надобно в добром и славном Маркграфстве Циенна?

Юноша замежевался. Чувство страха связало язык, который казался распухшим сухим пузырём, а слова вязли ещё в горле. Это не просто лесные стервятники, а уже целый отряд, грозящий оружием и куда более опасный, чем стайка тупых хищных птиц.

- Эм… м, - пытался хоть что-то выдавить посланник архиепископа, но ничего не находил… кроме дрожи в ногах и руках.

- Отвечайте, живо!

- Мы послы Церкви, - аккуратно заговорил Этиен, опустив бастард и другую руку убрав в карман. – Идём в местечко Лациасс по приказу Инквизиции для проведения расследования, - парень протянул свиток, пальцы всадника сомкнулись на веленевой бумаге.

- Хм, - посмотрел солдат, но сам впал в ступор, увидев строки и начерченные в определённом порядке значки и символы. – Я не умею читать. Господин сержант.

- Дай, - вырвал документ воин, чьим отличительным знаком стала красная повязка на руке и шлем, обмотанный синей тканью. – П-по м-мил-лос-сти и по-по-вел-лению Вер-р-хо-ов-н-ного ин-нк-в-в-из-зит-тор-ра, - предводитель отряда опустил бумагу, тяжело выдохнул и вновь её подвёл к лицу, но на сей раз его взор уставился на самую важную часть. – Так, печать с двумя ключами есть, печать с чашей, мечом и лавровым венком есть. Хорошо, они от Церкви.

Только лишь прозвучали слова командира, как копья, дубины и топоры были убраны. Этиен мог выдохнуть.

- Топайте за нами, - отдал бумагу сержант и поспешил встать в самом начале колонны.

Теперь уже под защитой патрульных Маркграфства они продолжили путь. Это несколько успокаивало, учитывая, что местные леса могли кишеть опасными монстрами и бандитами, хотя войска феодала при войне с республиканцами, зачистили местность.

- Как вы прознали, что мы идём? – спросила эльфийка, чей приятный звучный голос приковал мужское внимание.

- Это местные лесничие и следопыты, судя по всему, - ответил «сын» Ордена. – Только они могли донести о нас. Имитация трелей птиц, ну и другие знаки.

- Верно подметили, милсдарь рыцарь, - ретиво сказал сержант. – Наш местный егерь услыхал условный знак и подал нам знать – что идут гости. А вот ворог это или друг нам же незнамо до тех пор, пока не перемолвимся.

- А много у вас тут врагов? – вопросил Этиен.

- Ворогов то? Да немного. Токо мертвяки не лежат спокойно. Всё ворочаются. Вон-а, токо вчера мой бравый отряд у кладбища, да по опушкам погонял их, да пожёг. Отец Иннори говорит, что жечь их нада.

- Ты прав, сержант. Ибо лишь огонь очистительный, освящённый молитвами, способен сокрушить духов злобы, как говорит Писание и соборные определения, - рьяно, чуть ли не пыша праведностью, заголосил рыцарь. – Но ответь мне, воин Маркграфства, какие проблемы есть тут? Еретики, мятеж учиняющие? Или быть может нечто ещё, Богу и Его заповедям противное?

- Да шо тут молвить? Была тут рэпублика, ну Готфрид им да поднакастылял. Город, Циенна значица, встал под знамя тех отступников, а маркграф встал за Империю. Ну долго они лютовали, но городские вольности