Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин

«Вот оно — истинное лицо этой страны», — пронеслось в моем сознании. Кто знает, где этот пацаненок потерял свою руку — то ли, при установке взрывного устройства против шурави, то ли, сами шурави «укоротили» его, во время проведения одной из многочисленных «зачисток», или при нанесении БШУ. Сколько еще, таких вот бачей, бродит сейчас по дорогам этой нищей страны. Безрукие и безногие, кому они нужны здесь, где и вполне здоровым людям нет работы. Тяжелое наследство оставляем мы Афганистану после своего ухода.

Мы поехали дальше, а пацан, отошедший от испуга, грозил вслед нашему автобусу кулачком уцелевшей руки, одновременно выкрикивая нечленораздельные фразы.

В тот момент я вдруг вспомнил безногого Серегу-артиллериста, и мне стало тоскливо на душе. Мы уедем отсюда и постараемся забыть, вычеркнуть из памяти ужасы войны, всех этих малолетних и взрослых инвалидов-афганцев. Но такие как Серега при встрече с нами раз за разом будут напоминать нам не только об этой войне, но и о себе тоже. Как сложится их судьба, примет ли их искалеченные души Родина, пославшая в свое время безусых пацанов в эту кровавую мясорубку. От одной только мысли, что все они, точно также как и этот бача, будут никому не нужны, озноб пробежал по всему телу. Ни приведи Господи оказаться на их месте.

В аэропорту автобус пропустили через КПП, и мы подъехали почти вплотную к зданию аэровокзала. Старикашка, тот самый пожилой афганец в неизменном английском френче, предлагавший свои тягловые услуги в самый первый день моего пребывания в Кабуле, точно так же, с протянутой рукой подошел к нашей группе, вновь предлагая свой незамысловатый «ишачий сервис». У меня оставалось еще несколько бумажных афошек, которые теперь были совершенно ни к чему. Вытащив их из кармана, сунул в руку старикашке. Тот засуетился, и, подхватив мою дембельскую сумку и чемодан, рысцой помчался в зал регистрации пассажиров. С чайно-кофейными «графами» в руках, я едва поспевал за ним.

А старикашка-то оказался не таким уж и простым, каким казался с первого взгляда, а с вполне конкретными связями. Он что-то буркнул усатому мужчине, оформляющему билеты авиапассажирам, и я в мгновение ока проскочил через всю эту нудную процедуру. Мой багаж даже не стали класть на весы, и он прямым ходом очутился в багажной тележке. В руках у меня оставались только красочные коробки с сервизами. Им-то уж точно не место в багаже, поскольку домой хотелось привезти красивую вещь, а не кучу битого фарфора.

Регистрация документов и багажа отъезжающих советников и советских специалистов заняла не более получаса. За это время в наших паспортах были сделаны все необходимые пограничные и таможенные отметки. А вот афганцев потрошили по полной программе. На осмотр их документов и багажа у проверяющих ушло едва ли не пару часов, и все это время мы стояли на улице под лучами палящего солнца, изнывая не столько от духоты, сколько оттого, что не знали чем себя занять. Наговорились еще с вечера, и перемалывать все заново не было особого желания. Просто стояли молча, и смотрели на окружающий нас мир глазами людей, навсегда покидавшими эти экзотические края. Все отлично осознавали, что назад возврата в эту страну уже не будет никогда. Мне, с учетом того, что накануне наговорил Абдулла, это было вообще противопоказано. Поймал себя на мысли, что рановато об этом начал думать, поскольку, сначала надо было благополучно улететь из Кабула. А ну как охотящиеся за мной «духи», пронюхают о том, что я улетаю этим рейсом? Возьмут да и пульнут вдогонку самолету из «Стингера». Но я сразу отогнал от себя эту непутевую мыслишку. Вряд ли они смогли проявить такую оперативность. Да и не знал никто из афганцев до самого последнего момента, кто именно из советских граждан летит в этом самолете, поскольку билеты на обратную дорогу с открытой датой вылета из Кабула, приобретались еще в прошлом году в Москве. Зарегистрирован билет был только что, и вряд ли кому пришло в голову сообщать «духам» о личностях шурави, улетающих этим рейсом.

Наконец-то объявили о посадке в самолет и пассажиры толпой двинулись к «Тушке», стоящей неподалеку от здания аэровокзала. Улыбающиеся стюардессы у трапа самолета придали бодрости духа и улучшили всеобщее настроение. Даже афганцы только что ругавшиеся с обслуживающим персоналом аэропорта, оживились при виде советских ханумок. Шум, гам, толчея в салоне самолета, и вот, мы, наконец-то рассевшись по местам, ожидаем запуска двигателей самолета. В душе надеюсь на то, что уж на этот-то раз никакой высокопоставленный афганский чинуша не задержит вылета самолета, тем более что мы и так уже опаздываем почти на час.

Взревев на форсаже, турбины двигателей передают свою трепетную дрожь всему самолету. Еще мгновение, и дернувшись на месте, словно спринтер на фальстарте, самолет начинает быстрый разбег по взлетно-посадочной полосе. Последний рывок, и рукотворная птица, оторвавшись от земной тверди, начинает резко набирать высоту. Накренившись влево, самолет делает полагающиеся в таких случаях три прощальных круга над Кабулом, и, наконец-то достигнув необходимой высоты, плавно выравнивается и берет курс на север.

Прощай, Афган!

Мы возвращаемся на Родину!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});