Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Не смей отвечать за меня! — возмутилась Афродита его мечты.

— И за меня тоже! — присоединился к ней Пинкус, поднимаясь с кушетки. — Ты забыл, вероятно, что я был в Омаха-Бич! Может, я и не играл там большой роли, но труса не праздновал, доказательство чему — полученный мною осколок шрапнели. То было святое дело, и здесь — прямая параллель с ним. Когда одни люди силой лишают прав других, то единственное, чем может кончиться подобное, — это тиранией. И я не собираюсь мириться с этим, поскольку мне не безразлична судьба моей страны!

— Ладно, ладно...

Глава 30

5.45 утра. — Как только забрезжил рассвет, окутывая розовой пеленой Вашингтон, молчаливые мраморные залы Верховного суда постепенно начали оживать, наполняясь стайками уборщиц, толкавших свои тележки от двери к двери. Поставленные один на другой подносы содержали новое мыло в упаковке, стопки свежих полотенец и бумажных салфеток. Спереди у каждой тележки висел пластиковый мешок для мусора, оставшегося со вчерашнего дня.

Одна тележка весьма отличалась от всех остальных своей конструкцией. Точно так же толкавшая ее пожилая седовласая леди имела мало что общего со своими товарками, сновавшими по зданию суда. Внимательный взгляд мог бы отметить, что прическа у нее безукоризненна, глаза искусно подведены синим, а стоимость украшенного изумрудами и алмазами браслета, надетого ею на себя по забывчивости, во много раз превышала размер годового жалованья подобной категории служащих. На кармане ее униформы красовалась пластмассовая карточка с надписью: «Временно».

Подвешенный к ее тележке мешок для мусора был уже полон еще до того, как она добралась до места назначения. Судя по сердитому бормотанию матроны, ей было не по душе то, чем она занималась:

— Винченцо, ты молодец!.. Возлюбленное чадо моей сестры должно находиться в istituzione!..[200]Зачем я делаю это?.. Да затем, что мой любимый племянник считает, что моему благоверному ни к чему трудиться. Оденусь!.. Вот он, этот шкафчик!.. Прекрасно!.. Сейчас я оставлю здесь свою поклажу и вернусь домой. Посмотрю там свой крохотный телевизор, а затем отправлюсь с девочками по магазинам. Очень хорошо!

* * *

8.15. — Четыре ничем не примечательных коричневых и черных автомобиля выскочили на перекресток в месте пересечения Первой улицы и Кэпитол-стрит. Из каждой машины вышло по трое мужчин в темных костюмах, с лохматыми бровями и глазами, устремленными, как у роботов, в одну точку. «Стрелкам», находившимся при исполнении служебных обязанностей, следовало бить без промаха, если только они не желали вернуться к прежним, не требующим особой квалификации занятиям, что было для них хуже смерти. Дюжина натасканных профессионалов не имели ни малейшего представления о том, во имя чего они здесь. Им было известно только одно: двое мужчин, чьи фотографии лежали у них в карманах, ни в коем случае не должны войти в здание Верховного суда. И никаких проблем! Никто ведь так и не обнаружил Джимми Хоффа[201].

* * *

9.12. — Перед зданием Верховного суда припарковались две машины с лицензионными номерами правительственных учреждений. Действуя согласно распоряжению генерального прокурора, восемь человек, выгрузившихся из них, рассчитывали задержать здесь двоих находившихся в розыске опасных государственных преступников. У каждого агента ФБР было по фотографии Маккензи Хаукинза, лишенного генеральского звания за неблаговидные поступки, и его приспешника, юриста Сэмюела Лансинга Дивероу, обвиняемого в измене родине в последние дни своей службы во Вьетнаме, то есть в проступке, на который не распространяется положение о сроке давности. Этот адвокатишка посягнул из своекорыстных побуждений на репутацию старших по званию лиц. Федеральные агенты ненавидели подобных типов. И как носит таких земля!

* * *

10.22. — Темно-синий фургон свернул к обочине на Кэпитол-стрит у Верховного суда. Задние дверцы его распахнулись, и семеро коммандос в маскировочной черно-зеленой форме десантников выскочили наружу, пряча оружие в складках одежды и широких карманах. Им вовсе не хотелось привлекать к себе внимание. Секретная миссия была возложена на них лично крошечным министром обороны, причем устным, а не письменным приказом. В своем напутственном слове он заявил:

— Джентльмены, эти двое мерзавцев вознамерились уничтожить первую линию обороны военно-воздушных сил США, и это все, что я могу вам сообщить! Их надо остановить любой ценой! Выражаясь языком великого вашего командира, скажу лишь: «Засвети их, Скотти!» Короче, надо сделать так, чтобы они не путались у нас под ногами!..

Коммандос возненавидели этих мерзавцев! Небо — это вотчина десантников, и никто не смеет посягать на него. О «воздушных» парнях то и дело кричали газетные заголовки. И в то время как их товарищи летели сейчас домой, чтобы отведать вожделенный бифштекс, им приходилось заниматься тут черт знает чем! Но они были уверены в том, что негодяям, замахнувшимся на их род войск, от них не уйти!

* * *

12.03 пополудни. — Маккензи Хаукинз, подбоченясь, разглядывал Генри Ирвинга Саттона в гостиничном номере и в знак одобрения кивал головой:

— Черт возьми, господин актер, вы вполне могли бы сойти за меня!

— Это нетрудно, mon general, — ответил Саттон, снимая обшитую галуном офицерскую фуражку и обнажая коротко подстриженные седые волосы. — Мундир сидит великолепно, орденские планки производят впечатление. Так что дело остается лишь за интонациями, воспроизвести же их довольно легко. Мой голос в рекламных роликах, включая и тот, где говорилось о дохлой кошке, позволил мне оплатить учебу в колледже одного из моих сыновей, правда, не помню, которого именно.

— Мне бы все же хотелось, чтобы вы надели военную каску...

— Не смешите! Это испортит все впечатление и сорвет наши планы. Моя задача вызывать у людей симпатию к себе, а не отталкивать их. Военная каска ассоциируется в нашем сознании с конфликтной ситуацией, и появление ее вызывает в качестве ответной меры желание обеспечить свою безопасность с помощью, скажем, остающихся в тени вооруженных охранников, способных в случае чего справиться с таящей угрозу личностью. Я должен создать ясный и убедительный образ, генерал, странный же малый в неуместном в мирное время головном убранстве лишь отпугнет от себя потенциальную аудиторию.

— Вы подвергаете себя страшному риску... Сами понимаете, вас могут сделать мишенью.

Глаза актера блеснули, когда до него дошел смысл сказанных Хауком слов.

— По правде говоря, я так не думаю, — заявил он. — Учитывая вашу программу действий, мне нечего бояться. Во всяком случае, риск не столь уж велик, и к тому же я получил за него приличную компенсацию... Кстати, как там дела у наших воинов из легиона Станиславского, у этой «смертоносной шестерки»?

— Планы в отношении их несколько изменились...

— Как так? — спросил сэр Генри подозрительно.

— Все складывается как нельзя лучше для всех, — попытался успокоить актера Хаукинз, мгновенно уловив встревоженное выражение лица — обычное явление для представителей этого ремесла, которым часто приходится выслушивать восклицания типа: «У вас неплохо получается, солнышко, продолжайте в том же духе!» — что означает чаще всего: "Ты, бездельник, заранее обречен на провал! Покажи мне класс, как у Сонни Тафте[202], тогда поговорим!" Сегодня в четыре дня они будут в Лос-Анджелесе. Моя супруга — бывшая, конечно, одна из моих жен, а если точнее, то самая первая — настаивала, чтобы они непременно туда прилетели. Она жаждет надзирать за ними любящим материнским взором, за всеми шестерыми.

— Как мило! — Актер потрогал две звезды на вороте. — Но, позволю себе несколько нетактичный вопрос: ничего не изменилось касательно моего участия в фильме?

— Понятно, нет, черт возьми! Парни просто мечтают сниматься вместе с вами в одной картине, и когда они задумают что-либо, то непременно доводят дело до конца.

— Вы уверены в этом? Видите, вам же и самому ясно, что они не разобрались еще в критерии истинности.

— Что бы это ни значило, они не нуждаются в этом. У них в руках — величайший кинобосс, известный буквально каждому в этом Городе Дураков. Короче, за дело взялось агентство Уильяма Морриса и...

— Уильяма Морриса?

— Разве его не так зовут?

— Конечно, так! Как мне кажется, одна из моих дочерей выступает в роли поверенного в юридическом отделе этой фирмы. Возможно, ей предоставили там работу, потому что она моя дочь. Запамятовал только ее имя, хотя и вижусь с ней каждое Рождество.

— Непосредственно наши интересы представляют двое джентльменов — Роббинс и Мартин. Моя жена — бывшая, как вы понимаете, — считает, что лучше их не найти.

— Да-да, так оно и есть! Я читал о них в рекламных проспектах... Чудится мне, что дочь мою зовут Бекки... или Бетти?.. Ну, как бы ее там ни звали, она была обручена с этим парнем Роббинсом... Или то был Мартин? Они и впрямь, должно быть, выше всяческих похвал, поскольку она девушка очень умная... Вспомнил: ее зовут Антуанеттой, вот как! Она всегда дарит мне свитер на три размера больше, но это потому, что в спектаклях я казался очень крупным. Подобный эффект создается умением держаться на сцене.