Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

и вылез. При мысли о том, что насекомое, вполне возможно, ползало по нему, пока он валялся без сознания, Джону стало совсем плохо.

Он снова прислонился к стене, закрыл глаза, почувствовал глухую пульсирующую боль в голове и пожелал оказаться подальше отсюда, в другом месте, в другой жизни. При этом он, похоже, ненадолго задремал сидя, потому что его заставил очнуться звук приближающихся шагов.

В дверь постучали.

– Hola![76] – крикнул кто-то. – Ты проснуться?

Джон скривился, движение тут же отозвалось болью.

– Не совсем.

– Ложиться. Лицо на матрас. Не смотреть, а то мы тебя убивать. Ложиться – ándele, ándele![77]

– Да, я понял, – крикнул Джон и сделал, как было велено. Вонял матрас ужасно. Наверное, пропитался выступившим от страха пóтом бесчисленного количества других жертв похищений.

Он услышал, как отодвинулся засов, услышал шарканье шагов, затем дверь снова захлопнулась, издав такой звук, будто была сделана из картона; тяжело лязгнул металлический засов.

Шаги удалились. Тишина.

Вероятно, это означало, что он снова может пошевелиться. Джон медленно поднялся. Возле него стояла тарелка с куском хлеба, а рядом жестяная чашка, из которой пахло чем-то вроде кофе; это был настоящий аромат по сравнению с запахами узилища.

И да, ему хотелось есть. Вообще он чувствовал себя, если не считать головной боли, хорошо. Выспавшимся. Словно проспал целый день. Точно он сказать не мог, поскольку его часы, на которых был указатель даты, исчезли.

Он взял тарелку и чашку. Кофе был терпимым, с молоком и сахаром, хлеб был свежим на вкус. Такой комфорт наверняка скажется на сумме выкупа, но, как бы там ни было, за свои деньги тут кое-что получаешь. И вообще все шло очень по-деловому; в голосе незнакомца и в его поведении не было ни следа паники или какого-то исключительного состояния, скорее можно было подумать, что он занимается своей обычной работой похитителя.

Похищение! Невероятно! А ведь все эти годы ничего подобного не случалось. Телохранители сопровождали его повсюду, но им никогда не приходилось делать ничего более трудного, чем временами прокладывать ему дорогу, когда репортеры или зеваки становились слишком назойливыми. Он никогда не чувствовал себя по-настоящему под угрозой, тем более после того, как сбежал вместе с Урсулой и все прошло хорошо. Но, наверное, просто повезло. Маккейн был прав, как обычно.

Когда он отставил тарелку и его цепь, как обычно, звякнула о металл, он поднял голову и посмотрел на толстую трубу. Звук, издаваемый цепью, должно быть, хорошо слышен наверху. Может быть, таким образом они заметили, что он очнулся? Точно. И сразу поставили воду для кофе.

Джон встал, стараясь не издавать лишних звуков цепью, подошел к трубе. То, что работает в одном направлении, должно сработать и в другом, ведь так? Он приложил ухо к холодному металлу, осторожно прижал его и заткнул – что оказалось непросто – другое ухо.

Точно. Он услышал, как бормочет телевизор – сентиментальная музыка и низкий голос ведущего, услышал, как кто-то возится с кухонными приборами и спокойно насвистывает. Труба была настоящим подслушивающим устройством. Зазвонил телефон, трубку сняли и заговорили на мелодичном, но непонятном испанском языке.

Впрочем, долго слушать было тяжело из-за неудобной позы, а поскольку он все равно не знал испанского, это дало ему лишь общее впечатление о положении вещей. Судя по всему, у похитителей все было под контролем. Он снова сел и занялся изучением трещины, в которой жил монстр-таракан.

Потом он поспал еще, его разбудили для очередного приема пищи, состоящего из бобов, некоторого количества мяса и кружки воды.

– Будьте терпеливы, – посоветовал ему незнакомец (хотя его никто ни о чем не спрашивал), когда ставил еду и забирал посуду, оставшуюся с завтрака.

Чтобы последовать этому совету, лучше всего было продремать все время. Постепенно яркий свет в щели сменился вечерним. Прежде чем стало совершенно темно, Джон поддался необходимости и помочился в ведро, которое после этого постарался поставить как можно дальше от матраса.

Снова прислушался. По телевизору показывали американский сериал, вероятно, с испанскими субтитрами: какой-то детектив, в котором речь шла о похищенной дочери мультимиллионера. «Это можно расценить почти как поучение», – подумал Джон, ложась спать. Но вместо того, чтобы уснуть, он уставился в бесформенную темноту и замер, ожидая нападения орды тараканов.

В какой-то момент он, похоже, все же уснул, потому что, когда проснулся, за окном был день. И вокруг не было тараканов. Он поднялся, не зазвенев цепью, и прислушался. Телевизор не работал, зато он услышал разговор нескольких мужчин, очень спокойный, словно они сидели за чашечкой кофе и им нечего было делать, кроме как тратить время.

– Завтрак, por favor, – пробормотал Джон и сильно зазвенел цепью.

Но вместо завтрака пришел другой человек, не тот, что вчера, который не стал стучать и раздавать указания, а просто вошел в камеру. Мужчина, говоривший по-английски, более того, на сленге американского восточного побережья.

– Мы еще никогда не встречались, – произнес он, – но мы знакомы.

Джон скептически оглядел мужчину. У него было одутловатое лицо с крупными порами, на котором оставили грубые следы подростковые прыщи, из-за воротника и из-под рукавов торчала густая растительность. Несимпатичный вид. Такого человека Джон бы не оценил.

А потом он вспомнил. Да, он действительно уже видел этого человека. С немного другой прической. На экране телевизора.

– Бликер, – произнес он. – Вы Рэндольф Бликер.

Позже было уже не понять, как пошли слухи. Сотрудников мексиканской полиции, созванных из-за чрезвычайных обстоятельств, обязали молчать, и последовавшее за этим внутреннее расследование не давало повода предположить, что кто-то из них проболтался. Несмотря на это, в аэропорту Мехико вдруг стали приземляться команды иностранных телекомпаний, пошли звонки по телефону и факсу, весь мир хотел знать, есть ли доля правды в утверждениях, будто Джон Фонтанелли был похищен.

Лондонская централь концерна «Фонтанелли энтерпрайзис» отказывалась от каких бы то ни было комментариев. Полиция Мехико отказывалась выражать свое отношение. Территорию Universidad National Autònoma de México[78] вдруг наводнили люди с камерами и микрофонами.

– Это уже не прекращается, – пожаловалась Маккейну одна из секретарш. – Теперь звонят даже с наших телеканалов. И что я должна им говорить?

– Ничего, – отвечал Маккейн. Нахмурившись, он захлопнул тонкую папку и спрятал ее в ящик. – Отмените все мои встречи на следующие пять дней и забронируйте мне билет до Мехико.

– Что это еще такое? – спросил Джон. – Месть за то, что не сработал маневр с моим братом?

Бликер презрительно усмехнулся.

– Месть? Ах, бросьте. Я не злопамятен. Знаете, я тут совершенно беспристрастен. Я делаю то, что мне поручают.

– Вот как. То, что вам поручают.

– Вы ведь не спрашиваете, кто поручает, правда? Для этого вы слишком умны.

Джон только пожал плечами.

– И что теперь будет? Как вы собираетесь со мной поступить?

– О, ваш выкуп, думаю, войдет в историю. – Бликер изо всех сил старался держаться за пределами его досягаемости. На нем был легкий, довольно потрепанный льняной костюм, он постоянно тер маленькое пятно за ухом. – А в остальном… Это зависит…

– От чего?

– От вас, к примеру. От вашего поведения, готовности сотрудничать. И от других вещей, на которые вы не можете повлиять.

– Это не сработает, – произнес Джон и удивился собственному спокойствию. – Вы снова потерпите поражение, Бликер. В точности как тогда, когда вы втянули в беду Лино.

Бликер взглянул на него и оскалился.

– Вы бы удивились, узнав, насколько подробно представлял себе ваш брат жизнь в качестве отца наследника триллиона долларов.

Джон догадывался, что это даже не ложь. Лино всегда был приверженцем девиза «Бери все, что можно взять». В отношениях с женщинами, с деньгами – во всем. Он скрестил на груди руки.

– Может, вы наконец скажете мне, чего хотите?

– Контроль качества, – произнес Бликер. – Я ведь должен быть уверен, что мои… субподрядчики все сделали правильно. Что они поймали того человека.

– Ваши субподрядчики?

– Я делаю это исключительно ради денег, мистер Фонтанелли. Поскольку мне их никто не дает просто так, я ради них работаю. Я обнаружил, что можно вести довольно приятную жизнь, если время от времени делать неприятные вещи. Вот как это, к примеру.

– И как, к примеру, что? Вы ведь не собираетесь оставлять меня в живых. Я подам на вас в суд, как только окажусь на свободе.

– Что меня совершенно не волнует. Я и так в бегах, помните? Я уже нашел нужные зацепки, и хотите верьте, хотите нет, но мне и так хорошо. По крайней мере, жизнь остается интересной.

Маккейн с ужасом