Борьба за огонь - Жозеф Анри Рони-старший

те, кто был вооружен копьями и топорами, развернулись, чтобы перегородить путь врагу. Стоны дозорного разбудили его товарищей; но те, кто успел подняться во весь рост, были повержены стрелами, остальные атакованы копьями, даже не успев взяться за оружие. И все-таки во время нападения четверо озерчан погибли, а трое горцев бросились бежать, преследуемые врагами, жаждущими поразить их насмерть.

Десятерых связанных пленников воинственная и орущая толпа доставила в деревню. В течение нескольких часов их предсмертные крики разносились над озером, среди воя собак, дикого ликования женщин, неистовых плясок, а когда рассвело, возле окровавленных тел еще сидели последние группы палачей, возбужденные общим кровожадным безумием, полные грязного любопытства, ведь боль – это темная бездна, к которой человек обращался во все времена.

Рассвет распустил свои хрупкие лучи над миром, и даже самые жестокосердные ощутили усталость. Толпа, молчаливая, как утихший ребенок, вдруг с ужасом увидела, что жрецы молились, обратившись лицом на восток, к стране предков. Все упали на колени, сожалея о бессмысленных убийствах, совершенных во имя любви к родине; война, развязанная в результате их общей ярости, теперь от ночной усталости тяготила их. С бледными лицами и потухшими глазами, они с опаской поглядывали друг на друга, чувствуя досаду и страх за содеянное преступление, уже не столь уверенные в своих сообщниках и совсем не уверенные в себе.

Ви-Кинг читал молитву на появление утренней звезды, свет которой уже заливал горы. Для жертвоприношения привели коня. Это был лихой скакун, свирепо взиравший на всех своими расширенными зрачками. Он продемонстрировал толпе воинственный профиль, роскошную блестящую гриву, слегка припухлую губу, нервно обнажившую зубы, ноздри некогда морского зверя, горделивую поступь и аллюры. Он заржал, повернувшись к берегу, к лугам, аромат которых доносил ветер, и это ржание походило на смех измученного человека и было печальным, как рыдание. Когда копье Ви-Кинга вонзилось ему в грудь и благородное животное упало, по деревне пронесся тревожный гул; убийство лошади после свирепых ночных зверств пронзило озерчан ужасом, и, тусклые, с тяжелым сердцем, они разошлись по домам.

Первая трапеза и несколько стаканов крепкого перебродившего сока ежевики и малины укрепили их дух. Вожди собрались в хижине Вид-Хорга, старейшего из них, но отказывались совещаться, пока не придет Роб-Сен. После некоторого колебания тот все же пришел. Он сел, всем своим видом выражая молчаливое неодобрение. Вид-Хорг рассказал об убийстве горцев и о том, что война теперь неизбежна, поскольку троим удалось сбежать. Он сказал, что эта война будет губительной, так как пшеница уже посеяна, а корма почти нет. Но теперь нельзя даже надеяться, что они смогут удержать плато. Враг опустошит поля, и нужно немедленно пригнать в деревню скот, чтобы его не украли.

Вожди помрачнели, услышав, какие их ждут потери; им было очень горько, и они не знали, что на это ответить. И тогда поднялся Вер-Скаг. При виде его Роб-Сен впал в неистовство. Воспользовавшись своим правом старейшего, он оборвал грубияна и высказал остальным свое возмущение. Сейчас не время проявлять коварство по отношению к грозному врагу, когда на западные озера совсем недавно вторгся вооруженный до зубов новый народ. Вер-Скаг станет позором озерных племен. По его вине они могут потерять озеро Ре-Алг, их могут легко оттеснить к горам и вместо изобилия, обретенного в мирные времена, им придется жить, как ныне живут прежние обитатели западных озер, обосновавшиеся теперь на высоких плоскогорьях, осаждаемых горцами; их могут взять в рабство, и тогда им придется пасти хозяйский скот, надрываться на каменоломнях и изготавливать оружие и керамику для победителя. А ведь с помощью горцев можно было бы защищать проходы в скалах, и враг никогда не смог бы достичь Ре-Алга. Он, Роб-Сен, тысячу раз говорил об этом. Неужели так трудно понять его мысль? Зачем же тогда слушать грубияна, разум которого столь же замутнен, как вода в горных потоках после ливня? Зачем поддаваться гневу, подобно бешеным пчелам, которые убивают себя, жаля своих врагов?

Вер-Скаг сжал кулаки. Его одолевал страх, но со свойственным ему упрямством он решил защищаться. Он заявил, что Роб-Сен – трус, что он, как женщина, боится войны. Разве озерчане не побеждали сотни раз горный народ? Чего же им бояться сегодня? Разве их топоры потеряли твердость, а руки – силу?

– Но появились же новые народы! – закричали его сторонники.

Вер-Скаг пожал плечами. Новые народы никогда не осмелятся дойти до Ре-Алга. И к тому же зачем им защищать это жалкое горное племя? Нет, война будет идти только между Ре-Алгом и вершинами. Будут захвачены высокие плоскогорья, которые летом служат отличными пастбищами.

Многие вожди одобрительно закивали, но Роб-Сен стал упрекать их, говоря, что они действуют крайне неразумно. Очень скоро все они соберутся на Большой совет в городе. Нельзя относиться с легкомыслием к борьбе с новыми народами, пусть вспомнят тот день, когда немногие уцелевшие озерчане с запада пришли сообщить о поражении. Это произошло только из-за их доверчивости: вместо того чтобы сплотиться и выступить единым фронтом против врага, каждая деревня сражалась поодиночке, и в результате их всех разбил враг, вооруженный несокрушимыми копьями и топорами. Когда-нибудь Вер-Скаг еще ответит за свои слова, а те, кто прислушался к речам глупца, станут не лучше, чем он, – грабителями, которые думают только о наживе и не видят, что хозяин уже занес дубину над их головой.

На полчаса воцарилась тишина, и Роб-Сен, хорошо знающий своих соплеменников, понял, что ими овладело глубокое сомнение. Этот могучий гигант, уверенный в каждом своем поступке, был наделен спокойным нравом. Были среди озерчан люди много проницательнее и красноречивее, чем он, более искусно владевшие луком и копьем; но пусть он выпускал мало стрел, зато ни одна не пролетала мимо цели, и, оставаясь невозмутимым в разгар битвы, он никогда не наносил напрасных ударов. Так же он и мыслил – глубоко, здраво и ясно. За время этого получасового молчания он подготовил обращение к Большому совету. Сторонники Роб-Сена считали, что ему присущ твердый взгляд на вещи и разумная сила, и были готовы вверить ему свою судьбу, в то время как приспешники Вид-Хорга и Вер-Скага читали лишь смятение и неуверенность в растерянных взглядах своих вождей.

Из толпы перед домом доносился тревожный шепот. Солнце уже изливало теплые лучи на озерчан, в чьей памяти всплывали древние легенды. Сколько подобных часов уже пережило это племя? И разве не желание заново испытать знакомые эмоции, вновь пережить уже некогда пережитое толкает народы на погибель? Этим круглоголовым людям с их способностью к быстрым выводам суждено было