Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

21–23 сентября состоялся объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Троцкий, Зиновьев, Муралов, Смилга и Евдокимов попытались обосновать на нем взгляды оппозиции, но их выступления не слушали, прерывали грубыми, оскорбительными выкриками. Стенограмма пленума не опубликована и остается недоступной для исследователей. Но известно, что Х. Г. Раковский на нем не выступал. Он подготовил подробный конспект речи, которую собирался произнести. Но, как это уже бывало, прения были оборваны как раз тогда, когда очередь дошла до него.[997] Поэтому Раковскому осталось солидаризоваться со Смилгой и Евдокимовым в том, что права партии узурпированы ее высшим руководством.

Октябрьский пленум исключил Л. Д. Троцкого и Г. Е. Зиновьева из ЦК, обвинив их в проведении фракционной работы. Пленум принял решение об организации предсъездовской дискуссии, но в таких рамках, чтобы не допустить возможности публикации материалов оппозиции.[998] Приверженцы большинства уверяли на пленуме и после него, что появление оппозиционной платформы означает создание новой, троцкистской партии. Пленум отклонил предложение деятелей оппозиции о публикации ее платформы, ссылаясь на резолюцию X съезда РКП(б) «О единстве партии».

После октябрьского пленума члены ЦК и ЦКК, принадлежавшие к оппозиции, включая Раковского, выступили с заявлением по поводу решения об исключении Троцкого и Зиновьева из состава ЦК.[999] Документ давал справедливую оценку произошедшего. «Этот акт является еще одним шагом на пути устранения от руководства партии и революции той группы товарищей, которая совместно с Лениным стояла у руля революции». Исключение рассматривалось как часть плана сталинской группы, который начал выполняться со времени июльского пленума ЦК 1926 г. и целью которого являлось устранение оппозиционных деятелей из партии. «Маневрируя, не стесняясь средствами, Сталин упорно идет к этой цели. Он стремится заполнить время от пленума до XV съезда травлей оппозиции». Лидеры оппозиции призывали членов партии бороться за честный созыв XV съезда, против раскола – только при условии полного освещения взглядов оппозиции съезд сможет разобраться в действительных разногласиях в партии, полагали эти деятели.

Когда же за месяц до XV съезда, с 30 октября, была объявлена общепартийная дискуссия, Х. Г. Раковский направил для публикации в «Дискуссионном листке» обработанный конспект своего несостоявшегося выступления на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК.[1000] Разумеется, этот документ, как и другие материалы оппозиции, включая проект ее платформы, опубликованы не были. В течение десятилетий текст хранился в архиве Л. Д. Троцкого и лишь сравнительно недавно увидел свет.[1001]

Непроизнесенная речь Раковского дает яркое представление о его политических позициях и идейных установках конца 1927 г. и поэтому заслуживает подробного рассмотрения.

Х. Г. Раковский прежде всего дал представление о той атмосфере бешенства, в которой протекал пленум. «Товарищи, я готов следовать примеру тов. Бухарина, звавшего пленум к хладнокровию, хотя большинство, к сожалению, не послушалось этого совета и продолжало срывать с трибуны ораторов оппозиции, продолжало прибегать к малоубедительным аргументам – бросанию стаканов после того, как были использованы переплетенные тома.[1002] Я намерен в обсуждение этого вопроса об исключении тт. Троцкого и Зиновьева внести максимум хладнокровия и спокойствия».

Раковский указал, что исключение из ЦК двух виднейших деятелей партии, соратников Ленина, является громадным ударом по всей партии, что аргументы в пользу их исключения убоги, что в выступлениях представителей руководящего большинства отсутствовал анализ внутреннего и международного положения страны и прежде всего того, как исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК отразится «на состоянии классов внутри страны и за рубежом». Раковский высмеял аргумент Сталина по поводу брошюры Троцкого 1904 г., которую тот действительно посвятил «дорогому учителю П. Б. Аксельроду».[1003] «Я не знаю, – отмечал Раковский, – забыл ли Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также назвал Аксельрода “дорогим учителем”».[1004] «Нельзя также считать аргументами всю ту дребедень, все те антибиографические и биографические сведения, которые в изобилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной теоретической критикой, которую мы слышим со стороны оппозиции».

Показывая, по каким причинам фигурировали только аргументы о партийной дисциплине, Раковский, по существу дела, отмечал демагогию сталинской группы, хотя и не употреблял этого термина. «Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым, систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава, партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за нормальный режим, а всякое уклонение – не от партийного устава, а от искаженного партийного режима – она принимает за нарушение устава, за нарушение дисциплины и единства партии».

Оратор отверг прозвучавшее на пленуме обвинение по адресу оппозиционеров в связи их с контрреволюционным подпольем, внезапно возникшим «делом о заговоре», о некоем «бывшем колчаковском офицере» и группе бывших эсеров.[1005] Он показал, что в длинном докладе на пленуме председателя ОГПУ В. Р. Менжинского в оглашенных им показаниях арестованных лиц не было ни прямого, ни косвенного намека на какое-либо отношение этого дела к борьбе оппозиции.

Склонный к историческим аналогиям, внимательно следивший за литературой о европейских революциях XVIII–XIX вв., Х. Г. Раковский обратил внимание на книгу известного французского историка Жоржа Ленотра «Робеспьер и Матерь Божия», написанную на основе архивных документов.[1006] В книге рассказывалось об одной старухе, мнившей себя «Матерью Божией» и имевшей какое-то отдаленное, по существу дела случайное отношение к Робеспьеру. Собирая обвинительный материал против него, враги облыжно приписали ему связь с указанной дамой, построив «на этой дребедени» обвинение в заговоре против конституции. «Разве история должна повторяться в самых мельчайших подробностях?» – вопрошал Раковский.[1007]

Наиболее подробно, учитывая характер своей предыдущей деятельности, Раковский остановился на той связи, которую он усматривал между внутрипартийным положением и борьбой в ВКП(б), с одной стороны, и тактикой международного капитализма – с другой. Приводились данные о том, что в западных буржуазных кругах борьба в СССР воспринимается как конфликт между революционным крылом (оппозицией) и умеренной частью (большинством), и это приводит к некоторым практическим выводам. В правящих кругах капиталистических стран возникает установка на торможение в решении вопроса о долгах, так как, по их мнению, большевики «будут вынуждены признать долги и в будущем заплатить нам больше, чем это готовы были бы сделать теперь». В качестве иллюстрации того, как, «ставя ставку на умеренное большинство ЦК, международный империализм дает нам бои и, самое главное, выигрывает их», Раковский привел конфликт с Францией, связанный с его отозванием с дипломатического поста. Кампания против полпреда, по его убеждению, исходила из предпосылки, что он, принадлежа к оппозиции, может не надеяться на защиту собственного правительства, в доказательство чего приводились документальные выдержки из французских газет, заявления А. Бриана и т. п. «Эта уверенность нашла видимость подтверждения в пассивности Наркоминдела и Политбюро по отношению к своему представителю в Париже». «Исторический смысл последнего франко-советского конфликта заключается в том, что переговоры на тех основах, которые Политбюро считало единственно совместимыми с нашими политическими и экономическими интересами, сорвались. Французское правительство будет теперь выдвигать новые требования… Теперь мы входим в новую полосу, когда соглашение будет возможно ценой капитуляции с нашей стороны. Изменить создавшееся положение к выгоде для нас можно только решительным изменением всего партийного курса».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});