История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы - Ласло КОНТЛЕР

Незадолго до выборов Бетлен подал в отставку, но Хорти отказался принять ее. Причиной явился международный скандал, связанный с производством фальшивых банкнот, к которому косвенно был причастен ряд лиц из правительственного круга, в том числе и сам премьер-министр. Скандал случился как раз тогда, когда политическая ситуация в стране, раздираемой страстными эмоциями и бурными спорами, стала успокаиваться и заработала экономика. В декабре 1925 г. в Гааге был арестован за попытку обменять фальшивую тысячефранковую купюру венгерский дипкурьер. В его багаже был найден чемодан, набитый поддельными банкнотами. Выяснилось, что эти банкноты были напечатаны в типографии Национального института картографии, которым руководил Телеки, и что последний был связан с секретной операцией, нацеленной на пересмотр Трианонского мирного договора. Довольно грандиозный план, согласно которому предполагалось ввергнуть в состояние хаоса французскую экономику и изыскать ресурсы для финансирования ревизионистской деятельности, явным образом изначально готовился группой праворадикальных офицеров. Нити заговора вели к начальнику генштаба и к Гёмбёшу. В феврале 1926 г. координатор фальшивомонетчиков князь Лайош Виндишгрец, шеф полиции Имре Надашди и еще кое-кто помельче были осуждены и приговорены к различным срокам тюремного заключения, однако все нити заговора так и не были распутаны до конца – факт, указывающий на то, что произошедший в годы общественной консолидации разрыв между консервативными кругами венгерских политиков и праворадикальными деятелями не был окончательным и полным. Оппозиция напрасно надеялась, что международное возмущение делом о фальшивых франках сметет правительство Бетлена, доверие к которому со стороны регента осталось непоколебленным (что было главным для данной политической системы). К тому же Бетлен по-прежнему рассматривался правительствами Великобритании и Италии в качестве гаранта политической стабильности в Венгрии и пользовался их поддержкой.

Репутация Венгрии в результате этого скандала пострадала, тем не менее, он не помешал стране медленно, но верно выбираться из ситу- /459/ ации международной изоляции, в которой она оказалась с начала 1920-х гг. Внешняя политика страны, которая, не успев оправиться от революций, сразу оказалась в положении подсудимого, ожидающего суровый приговор, напоминала действия сбитого с толку человека. Поскольку неприемлемость условий готовившегося мирного договора была очевидной, Венгрия столкнулась с необходимостью выбора между двумя абсолютно взаимоисключающими линиями поведения. Так, признав послевоенные границы, она могла выбрать путь интеграции в новую политическую систему Европы, завоевывать расположение великих держав и проводить политику разрядки напряженности по отношению к своим соседям. Или же, напротив, – задаться целью силой восстановить – полностью или частично – довоенное положение, встав на путь военного сотрудничества с другими государствами, проигравшими Первую мировую войну.

К Венгрии на международной арене относились с большим подозрением и даже враждебностью. Не помогали ни противоречивые заявления, ни акции, на которые, кидаясь из крайности в крайность, шло министерство иностранных дел в первые месяцы правления Хорти. Еще с большим предубеждением к Венгрии стали относиться после попыток Карла IV вернуть себе трон. Вследствие этого в 1920–21 гг. Чехословакия, Румыния и Югославия подписали двусторонние договоры о взаимопомощи, которые в совокупности составили Малую Антанту – оборонительный союз под эгидой Франции, предназначен- ный для сохранения послевоенного статус-кво в Центральной Европе. Поскольку отношения с Австрией были омрачены территориальными спорами, все контакты с Германией ограничивались связями венгерских правых радикалов с бойцами генерала Эриха фон Людендорфа. Надежды установить связи с Польшей рухнули в марте 1921 г., когда она предпочла подписать союзнический договор с Румынией. В такой ситуации Бетлену пришлось временно подчиниться силе обстоятельств, сложившихся столь неблагоприятно для Венгрии. Да и в самой Германии господствовавшей стала политика «приспосабливания», инициированная в 1923 г. Густавом Штреземаном. Этой же тактики придерживался и Бетлен, хотя называл ее позицией «самоотвержения», навязанного стране в суровое время вопреки всем понятиям о справедливости. Новая внешнеполитическая линия по достоинству была оценена за рубежом: Венгрию приняли в Лигу Наций и выделили ей заем на реконструкцию, хотя и на условиях дополнительного ограничения ее суверенитета, поскольку уже новые, финансовые, наблюдатели присоединились к /460/ тем, кто по условиям мирного договора осуществлял контроль над венгерским вооружением.

При всем при том Венгрии не так-то просто было даже нормализовать отношения со своими новыми соседями, не говоря уже о большем. Однако, уверовав в ничем не обоснованные иллюзии, будто провенгерские симпатии словацкого и русинского населения на территории бывшей Верхней Венгрии вскоре облегчат возврат стране этой провинции, правительство не обращало особого внимания на укрепление отношений с Прагой. Инициативы Масарика, в приватных беседах признававшего, что Венгрия должна бороться за справедливый пересмотр Трианонского договора, не были подхвачены венгерскими политиками. Трансильвания в истории Венгрии и в венгерском национальном сознании всегда играла такую большую роль, что ее утрата воспринималась с особой болью, и о дружественных отношениях с Румынией не могло быть и речи. Переговоры 1925–26 гг. об установлении добрососедских отношений с Югославией, которые бы открыли доступ Венгрии к портам Адриатического моря и гарантировали обеим странам взаимный нейтралитет в случае вооруженного конфликта с третьей стороной, ни к чему не привели из-за отрицательного к ним отношения со стороны Хорти, а также возражений Италии и стран, входивших в Малую Антанту. Отношения Венгрии с соседними государствами осложнялись еще и ситуацией с проживавшими там венгерскими национальными меньшинствами. Даже в Чехословакии, где более или менее демократические общественные структуры обеспечивали защиту интересов венгерской диаспоры, политика ассимиляции, тем не менее, давала о себе знать. В Румынии и в Югославии венгры подвергались дискриминации в процессе проведения земельной реформы; их заставляли переселяться по произволу властей, корректировавших этнический состав населения в том или ином регионе; им все труднее было обучать своих детей на родном языке, а их культурные общества, театры и газеты под любым предлогом закрывались.

В первой половине 1920-х гг. активность венгерской внешней политики была весьма ограниченной. Помимо вступления в Лигу Наций, еще одним важным практическим ее результатом стало, как это ни парадоксально, подписание в 1921 г. договора с Советским Союзом об обмене пленными. Глубокие идеологические и политические разногласия помешали установлению более интенсивных отношений Венгрии и СССР – самым нелицеприятным и жестким критиком парижского мирного соглашения. В течение всех этих лет правительство /461/ Венгрии возлагало надежды на сулившее облегчение ее участи сотрудничество с державами-победительницами, особенно с Великобританией (после того как Франция всецело поддержала Малую Антанту). Однако к середине 1920-х гг. британское правительство почти утратило свой прежний интерес к делам Центральной Европы. Небольшим утешением в данной ситуации был разве тот факт, что в лице газетного магната Гарольда Сиднея Ротермира провенгерская позиция получила надежного и влиятельного сторонника в Англии. Отчасти под влиянием чар одной венгерской аристократки он опубликовал в июне 1927 г. в «Дейли мейл» свою статью «Место Венгрии под солнцем».

Идея лорда Ротермира заключалась в том, чтобы ради обеспечения мира в Центральной Европе и эффективного сдерживания большевизма вернуть Венгрии все земли, заселенные преимущественно мадьярами вдоль ее границ с соседними государствами. Такое предложение смутило британское правительство, да и в самой Венгрии вызвало неоднозначную реакцию. С одной стороны, венгры не могли не приветствовать инициативу, направленную на пробуждение «совести мировой общественности» и оказавшуюся эффективнее всей их собственной пропаганды, что обусловило создание Венгерской ревизионистской лиги, куда вошли сотни разного рода профессиональных и общественных организаций. С другой стороны, пересмотр условий Трианонского договора с учетом исключительно этнического фактора не вполне устраивал многие официальные круги, за исключением социал-демократов и либеральной оппозиции. Выступление лорда Ротермира совпало с двумя очень важными обстоятельствами: к этому времени в стране усилилось, причем вполне обоснованно, разочарование в возможности приспособиться к условиям мирного соглашения, а к началу 1927 г., когда Венгрию покинули финансово-экономические и военные наблюдатели из Антанты, она почувствовала облегчение и, подобно остальным странам, проигравшим Первую мировую войну, тотчас же стала нарушать пункты мирного договора, ограничивавшие ее вооружение. Тогда же она ответила на инициативу Муссолини, которому был нужен союзник против Югославии. Италия имела к ней территориальные претензии, и укрепление Югославии на берегах Адриатики стало одной из основных причин ее недовольства послевоенным устройством. Венгеро-итальянский договор о дружбе и арбитраже, подписанный 5 апреля 1927 г., покончил не только с изоляцией Венгрии на международной арене, но и с проводившейся ею политикой «приспосабливания». Бетлен и /462/ Муссолини пришли к взаимному соглашению относительно временного характера статус-кво, установленного в соответствии с парижскими договоренностями. Оба они также считали, что главную роль в изменении этого статус-кво должна сыграть Германия, хотя до поры до времени она придерживалась очень осторожной политики. В 1927–28 гг. Бетлен вопреки требовавшемуся обстоятельствами «самоограничению» все чаще стал подчеркивать необходимость установления новых границ.