История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы - Ласло КОНТЛЕР

Идея лорда Ротермира заключалась в том, чтобы ради обеспечения мира в Центральной Европе и эффективного сдерживания большевизма вернуть Венгрии все земли, заселенные преимущественно мадьярами вдоль ее границ с соседними государствами. Такое предложение смутило британское правительство, да и в самой Венгрии вызвало неоднозначную реакцию. С одной стороны, венгры не могли не приветствовать инициативу, направленную на пробуждение «совести мировой общественности» и оказавшуюся эффективнее всей их собственной пропаганды, что обусловило создание Венгерской ревизионистской лиги, куда вошли сотни разного рода профессиональных и общественных организаций. С другой стороны, пересмотр условий Трианонского договора с учетом исключительно этнического фактора не вполне устраивал многие официальные круги, за исключением социал-демократов и либеральной оппозиции. Выступление лорда Ротермира совпало с двумя очень важными обстоятельствами: к этому времени в стране усилилось, причем вполне обоснованно, разочарование в возможности приспособиться к условиям мирного соглашения, а к началу 1927 г., когда Венгрию покинули финансово-экономические и военные наблюдатели из Антанты, она почувствовала облегчение и, подобно остальным странам, проигравшим Первую мировую войну, тотчас же стала нарушать пункты мирного договора, ограничивавшие ее вооружение. Тогда же она ответила на инициативу Муссолини, которому был нужен союзник против Югославии. Италия имела к ней территориальные претензии, и укрепление Югославии на берегах Адриатики стало одной из основных причин ее недовольства послевоенным устройством. Венгеро-итальянский договор о дружбе и арбитраже, подписанный 5 апреля 1927 г., покончил не только с изоляцией Венгрии на международной арене, но и с проводившейся ею политикой «приспосабливания». Бетлен и /462/ Муссолини пришли к взаимному соглашению относительно временного характера статус-кво, установленного в соответствии с парижскими договоренностями. Оба они также считали, что главную роль в изменении этого статус-кво должна сыграть Германия, хотя до поры до времени она придерживалась очень осторожной политики. В 1927–28 гг. Бетлен вопреки требовавшемуся обстоятельствами «самоограничению» все чаще стал подчеркивать необходимость установления новых границ.

Целям пересмотра послевоенного устройства служила не только внешняя политика. Огромное значение имела и культура, куда вкладывалось много сил и средств, чтобы продемонстрировать, доказать и усилить предполагаемое духовное лидерство Венгрии в Карпатском бассейне, весьма подкреплявшее претензии политиков. Тот факт, что правительство придавало культуре стратегическое значение, объясняет его чрезвычайную щедрость: бюджетные расходы на ее нужды в этот период достигли 10 % от общей суммы государственных расходов (в два раза выше довоенного уровня ее финансирования). Деньгами этими с пользой для дела распоряжался Куно Клебелсберг, прослуживший министром культуры почти весь срок премьерства Бетлена. И хотя Балинт Хоман, сменивший Клебелсберга на этом посту, принадлежал к кругу Гёмбёша, он также вполне успешно продолжал политику своего предшественника в течение всех 1930-х гг. Первые крупные мероприятия Клебелсберга были связаны с восстановлением к 1923 г. всей системы высшего образования. Утраченные Венгрией университеты Пожони и Коложвара были воссозданы в Пече и Сегеде соответственно. Наряду с университетом в Дебрецене и новым экономическим факультетом в Будапештском университете они получили прямое бюджетное финансирование и со временем достигли очень высокого научного и преподавательского уровня, особенно в естественных дисциплинах и медицине. Особо выдающееся научное достижение было отмечено даже Нобелевской премией за 1937 г., полученной Альбертом Сент-Дьёрдьи (в то время жившим в Сегеде) за открытие и медицинское использование витамина С. При этом, однако, следует иметь в виду, что преобладание в высшей школе «христианского направления» заставило многих одаренных людей того времени – таких, как математик Янош Нейман или ядерные физики Теодор фон Карман, Лео Силард, Эдвард Теллер и Эуген Вигнер, – искать счастье и славу за границей. С другой стороны, Клебелсберг сам способствовал развитию венгерской науки, создав специальный стипендиальный фонд для обучения вен- /463/ герских студентов за рубежом и запланировав целую сеть венгерских научных обществ, которые бы не только являлись культурными форпостами страны за рубежом, но и поддерживали ее студентов, обучающихся в основных европейских столицах, – таковыми были, например, Венгерский коллегиум в Берлине и Вене и Академия Венгрии в Риме.

Тем не менее, поскольку после Трианонского мира населению Венгрии школ не хватало, основной задачей министерства культуры стала перестройка всей системы начального образования, прежде всего, в сельской местности, где и без того дело обстояло хуже, чем в городах. Как только в стране появились средства, была разработана и запущена в ход основная программа строительства 3,5 тыс. новых классов (включая до тысячи совершенно новых школ) и 1,75 тыс. домов для учителей. К 1930 г. строительство это было завершено. И хотя из-за того, что желающих учиться становилось больше, число учеников, приходившихся на одного учителя, существенно не изменилось, а одна пятая их часть по-прежнему посещала школы с одним-единственным преподавателем; неграмотность в Венгрии к концу 1930-х гг. упала до 7 %, почти сравнявшись с западноевропейскими показателями. Среднее образование также постепенно улучшалось, продолжая сохранять высокие профессиональные стандарты, достигнутые еще в эпоху дуализма. При этом новая школьная программа, лишенная интеллектуальной беспристрастности, прежде всего, была ориентирована на воспитание ученика в духе христианских представлений и национальных ценностей. Учебный день начинался и кончался хоровым чтением наизусть «Венгерского кредо», в котором вера в Бога неразрывно связывалась с верой в возрождение Венгрии во всем ее историческом величии. Знание истории Венгрии и географии ее исконной территории являлось главной задачей преподавания этих предметов. Левые идеи, включая буржуазный радикализм, должны были разоблачаться как ведущие к «интернационализации и иудаизации» венгерской интеллигенции. Внешкольные занятия с подростками по типу мероприятий бойскаутской организации или, в первую очередь, собственно венгерского движения левенте, весьма поощрялись властью не только потому, что считались делом сугубо христианским, объединявшим детей в коллектив, но также и потому, что, учитывая их особый акцент на физической подготовке школьников, воспринимались как своего рода замена запрещенной Трианонским договором военной подготовки призывников. Идеологизированность образования еще больше усилилась в 1930-х гг., став основным критерием для определения обладателей /464/ многочисленных академических премий, что почти никак не отражалось на классовом составе венгерского студенчества. Все это предопределило противоречивый, напоминающий о двуликом Янусе характер культурной жизни страны в межвоенный период, в котором трудно, да, наверное, и не имеет смысла выделять внутренние подпериоды. Два основных направления в культуре довоенных времен являли собой глобальное противостояние национально-консервативного традиционализма и гуманистического наследия демократического либерализма. Картина, дополненная тонким налетом радикальных течений авангарда с примесью «популизма», была весьма впечатляющей. Однако интеллектуальный климат в стране не способствовал развитию современных, прогрессивных тенденций, столь ярко проявившихся в культуре fin-de-siècle. Климат этот в какой-то степени был предопределен уже упоминавшейся книгой Дьюлы Секфю «Три поколения», в которой автор усматривает причины послевоенного кризиса в разрушительном воздействии, какое было оказано либерализмом на нравственное состояние и экономическое положение венгерского среднепоместного дворянства. Венгерские джентри оказались особенно беззащитными перед этим воздействием по причине таких специфических слабостей «национального характера», как тщеславие, пассивность, завистливость и нехватка духа гражданственности. Хотя многие работы Секфю по историографии также были насквозь идеологизированы, многотомная «Венгерская история», написанная им в соавторстве с Балинтом Хоманом, стала научным достижением очень высокого уровня, сохраняющим свое значение и поныне, несмотря на то, что после Второй мировой войны ее авторы были основательно дискредитированы. Венгерская историческая наука этого периода отмечена была также работами Шандора Домановски по истории культуры и абсолютно новаторскими попытками Иштвана Хайнала создать четкую научную методику для социальной истории и социологии, в чем-то перекликавшимися с научной деятельностью французских историков, объединившихся вокруг «Анналов».