Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

уже чуть не плача. – Он – наш король! Мы не можем допустить, чтобы в Каталонии правил француз!

– Да я и писать-то не умею. Ну какой, скажи на милость, из меня выйдет шпион?

Слезы полились по девичьим щекам так обильно, что Уго заподозрил подвох:

– А тебе от всего этого что за выгода?

– Если новым королем станет граф Уржельский, – всхлипывала Мерсе, – мы станем богатыми и знатными. Мы все.

Во влажных девичьих глазах застыла мольба. Да разве такие глаза не добьются всего, чего ни пожелают? Уго поневоле отвлекся. Он уже собирался ответить решительным отказом, но потом обдумал дело заново. В конце концов, у него нет иной работы, кроме как на графа… в винном погребе или где еще вздумается Рожеру. Уго по-прежнему презирал этого сукина сына, однако возможность покончить с ним осталась позади. Винодел расквитался с графом, причинив ему материальный ущерб, – это было все, к чему он стремился сейчас, когда ненависть его улеглась. Никто не ждал его дома, кроме верной мавританки, а единственным, чем он обладал на свете, единственным смыслом жизни для него была Мерсе. И он доставит девушке радость, потому что ему нравится смотреть, как она улыбается. К тому же, отправившись в путь, он ничего не потеряет.

Даже и жизнь может потерять – вот что он понял, услышав из уст графа, что в путешествии его будет сопровождать Матео. Отказаться Уго не осмелился. Он дал обещание дочери и теперь пытался утешить себя радостью Мерсе, получившей его согласие, и ее объятиями, и поцелуями, которыми девушка осыпала его лицо.

– Ну какая разница, пусть платье хоть все измажется! – воскликнула она.

А позже Мерсе, невинная в своем неведении, услышав отцовские опасения насчет компании кривого, искренне добавила:

– Он будет для вас очень полезным спутником.

Катерина, русская рабыня, тоже убеждала виночерпия не отказываться от кривого спутника, но совсем по иным причинам.

– Ради бога, увези его отсюда, – взмолилась она, а потом зарыдала. – Увези и убей. Пырни его ножом раз сорок от моего имени.

Уго вспомнил, что́ русская открыла ему в тот первый и едва ли не единственный раз, когда у них выдалась возможность пообщаться во дворце Рожера Пуча. Катерина тогда рассказала, что граф до сих пор навещает ее от случая к случаю, а его одноглазый слуга ее хочет – хочет и ждет, когда господин совсем к ней охладеет. И вот после двух беременностей Катерина окончательно надоела Рожеру, и тот уступил женщину своему верному слуге. Графиня Анна тоже перестала нуждаться в такой горничной: ей надоело видеть Катерину с мешками под глазами, изможденную, рассеянную, раздражительную из-за сожительства с кривым. Рабыня верила в искренность ласковых слов, которыми Анна награждала ее в течение нескольких лет, однако, когда Катерина попыталась заговорить о своих проблемах, хозяйка не пожелала слушать. И вся дворцовая челядь, которую Катерина презирала, пока ходила в милости у графа с графиней, набросилась на нее, как стая гончих псов. Кривой Матео не отпускал свою женщину по ночам, а еще подлавливал и днем, когда ему разохотится; злопамятные слуги и рабы превращали ее жизнь в пытку во все оставшееся время; их соединенные старания привели к тому, что перед Уго предстала жалкая тень, чучело той красавицы, что когда-то приветствовала нового виночерпия во дворце.

– Ну хотя бы на несколько дней, только забери его, – рыдала Катерина.

Но в конце концов решающий довод в пользу путешествия с Матео произнесла Рехина. Жена, узнав о разговоре Уго с дочерью, перехватила его во дворце:

– Да неужели ты никогда ничего так и не сделаешь для своей дочери? – Она начала сразу с упрека. Уго хотел возразить, но воинственная женщина не давала ему и рта раскрыть. – Скоро ей придется выходить замуж. А ты – да разве ты накопил хотя бы суэльдо для ее приданого? Что будет, если по твоей вине графиня на нее осердится и отдалит от себя? Ей придется надеяться на мизерное приданое от какой-нибудь церкви, как будто Мерсе – простая служанка! – Нащупав уязвимое место, Рехина позволила себе высказаться со всей резкостью. Уго не мог ничего возразить, и осознание победы еще сильнее распаляло женщину. – Ты жалок, ты думаешь только о себе. Пожертвуй собой ради дочери! Стань таким отцом, какого она заслуживает!

Он не хотел быть жалким. Ну конечно же, он поедет, поедет с одноглазым, да хоть с двумя одноглазыми, с графом или с кем там еще потребуется, вот только он не желал признавать это перед Рехиной, не желал дарить ей удовольствие от победы.

– Да как ты осмеливаешься кричать, что я плохой отец, – ты ведь дерешься за приданое, добытое ценой отравления короля!

Рехина дернулась как от удара, такого с ней никогда не бывало, и Уго тотчас пожалел, что заговорил о тайне, которую не мог узнать ни от кого другого, кроме как от Мерсе.

– Я вовсе не травила короля, – вскинулась Рехина. – Я просто помогла вздорному старику упокоиться и сделала это во благо королевства, ради законного короля.

– Но если кто-то узнает… – Уго попытался пригрозить жене.

– Уго, ты, как всегда, отстаешь на один шаг. Если кто-то узнает, твою дочку ждет виселица. Она виновата не меньше моего.

Уго помнил, что давным-давно пообещал своей матушке не выходить в море, а теперь смотрел, как барселонский берег становится все меньше, все дальше, а фелюга яростно сражалась с бурными волнами. Шел ноябрь 1410 года, дурной месяц для мореплавания, даже если речь шла только о каботажном переходе в Валенсию. На такой вот фелюге Уго когда-то должен был бежать с Дольсой, и тогда судьба его сложилась бы совсем иначе. Нос суденышка нацелился прямо в серое небо, а потом ринулся вниз между двух волн, готовых его поглотить. Уго был вынужден схватиться за канат, чтобы его не вышвырнуло за борт. А промок он уже насквозь. И тогда парень взглянул на Матео – бледного, дрожащего, такого же мокрого. «Мой отец сейчас здесь, под волнами, – подумал Уго. – И он великий мореход!» Не отпуская канат, парень посмотрел за борт и просвистел песенку, которую батюшка напевал, когда возвращался домой; той же мелодией Уго когда-то вызывал Арсенду из монастыря Жункерес. На фелюгу накатила новая волна. Уго выдержал ее натиск стоя, не уклоняясь. А потом глянул на одноглазого, который блевал, скорчившись у его ног.

Да, Уго согласился путешествовать вместе с Матео – хотя граф и не предоставлял ему иного выбора. Рожер Пуч проявил незаурядную оборотистость и добился, чтобы Уго Льор был признан перекупщиком вин. Этот