Скуки не было. Вторая книга воспоминаний - Бенедикт Сарнов

ИГОРЬ. Пойдемте, друзья… А то ведь потом нам не протиснуться.

БЕЛЛА. Да, я должна… Нет, это не долг: это зов сердца, веление духа. Сегодня утром, когда до слуха моего донеслось драгоценное имя Бориса Биргера, моя озябшая душа так и встрепенулась… Борис! Милый, несравненный Борис! Как я люблю его! Будь моя воля, я бы всю жизнь смотрела, как он похаживает возле своих дивных полотен, застенчиво объявляя их названья и смысл, ободряя родительским взором соцветья и созвездья красок…

Уходят. Перед порталом проходят пары, обмениваясь репликами.

ПЕРВАЯ ПАРА:

— Говорят, эта выставка будет постоянной.

— Да нет! Для работ Биргера уже строится новое, специальное здание.

Проходят.

ВТОРАЯ ПАРА:

— У меня сосед… генерал… Не простой генерал… Ну, вы понимаете… Так вот, он сказал мне… Это пока не для широкой огласки, вы понимаете… Биргеру дают зал в Лувре, зал в Уфицци и зал в музее Гугенхейма…

— Вот так у нас всегда! Как только появится что-нибудь выдающееся, так сразу мы отдаем это иностранцам! Не умеем мы хранить наши национальные богатства! Нет, не умеем!

Проходят.

ТРЕТЬЯ ПАРА (две дамы):

— Слыхали? Биргера прикрепили к Кремлевке и дали ему постоянный пропуск в двухсотую секцию ГУМа.

— Чепуха! Ведь все привилегии отменены.

— Для всех отменены, но для Биргера будет сделано исключение.

Проходят.

ГОЛОСА: Бир-гер!.. Бир-гер!

Появляется Биргер в сопровождении свиты важных лиц.

Один из свиты (зрители должны узнать в нем служителя Манежа) выходит вперед и прокашливается.

ГОЛОСА:

— Кто это?

— Министр…

— Министр культуры…

МИНИСТР. Дорогие товарищи! Дорогие зарубежные гости! Позвольте начать…

ГОЛОСА.

— Просим!

— Ура-а!

— Слава Биргеру!

МИНИСТР. В своем кратком вступительном слове я хотел бы отметить, товарищи, что искусство товарища Бирхера — явление сложное, противоречивое и во многом спорное. Будем говорить прямо, товарищи, — это не наше искусство!

ГОЛОСА:

— Безобразие!

— Позор!

— Слушайте! Слушайте!

МИНИСТР. Многими своими аспектами творчество Бирхера смыкается с самыми безобразными, самыми отталкивающими и, я не боюсь этого слова, товарищи, самыми омерзительными проявлениями буржуазного модернизьма, абстракционизьма, сионизьма и алкоголизьма…

ГОЛОС ИГОРЯ. Какой кошмар! Что он говорит?!

ГОЛОС БЕНА. Ах, старик! Неужели ты не понимаешь? Это просто тактический ход. Нельзя же иначе!

МИНИСТР. Но обстановка сложная, товарищи… Свежий ветер перемен…

ГОЛОС БЕНА. Ну?! Что я тебе говорил?

ГОЛОСА. Слушайте! Слушайте!

МИНИСТР. Свежий ветер перемен, а также активизация сил империализьма и сионизьма вынуждает нас положить на одну чашу весов выдающиеся произведения социалистического реализьма, а на другую так называемое творчество отдельных отщепенцев и, я не боюсь этого слова, товарищи, — подонков нашего общества, одним из которых безусловно является наш уважаемый товарищ Бирхер!

Хлопает в ладоши.

ГОЛОСА (восторженно скандируют): Бир-гер! Бир-гер! Бир-гер!

ОТДЕЛЬНЫЕ ВОЗГЛАСЫ:

— Выше голову, Борис!

— Мы с тобой!

— Не обращайте вниманья, маэстро!

— Мы с вами, Борис Георгиевич!

БИРГЕР. Ничего, друзья!.. Отобьемся! Старый Биргер вас не подведет!

Пока звучат эти голоса, министр перерезает ленточку, занавес падает, и взору присутствующих открываются картины. Это типичные образчики самого махрового, плакатного соцреализма: рабочий с отбойным молотком, колхозница, солдат с автоматом, пионеры, Ленин на трибуне и т. п. Наступает мгновенная тишина: все выкрики, возгласы и проч. — как ножом отрезало.

БИРГЕР. Либер Фройнде!.. Дорогие друзья!.. Позвольте провозгласить мое сегодняшнее художественное кредо: Проза Георгия Маркова! Поэзия Егора Исаева! Музыка Хренникова! Живопись Биргера!

Гробовое молчание. Занавес медленно закрывается.

Перед занавесом снова Бен и Игорь.

БЕН (уныло). Ну?.. Что я тебе говорил?

ИГОРЬ. Это ТЫ мне говорил?.. Это Я тебе говорил!

Звучит грустный голос БУЛАТА:

Города моей страныВсе в леса одеты.Звук пилы и топораТрудно заглушить.Это для друзей моихСтроят кабинеты.Вот построят, и тогдаСтанет легче жить.

* * *

Как я уже сказал, разыгрывали мы эту пьесу втроем: Алла, Игорь и я. Все мужские роли распределили между собой мы с Игорем, женские, естественно, достались Алле. А песню Булата пел Булат. Не сам, конечно: звучал его голос, записанный на магнитофонную ленту.

Это последнее обстоятельство слегка меня беспокоило.

Песенка Булата, которая по моему замыслу должна была звучать до начала представления и заключать его, начиналась так:

Что-то дождичек удачпадает не часто.Впрочем, жизнью и такойстоит дорожить…

В песне это было прекрасно. Но для той роли, которую я отвел этой песне в спектакле, такое начало решительно не годилось. И я сочинил две другие начальные строчки:

Свежий ветер перемендует так не часто.Этой милостью судьбынадо дорожить…

Но как присобачить их к Булатовской песне? Не просить же самого Булата спеть всю песню заново с этими моими строчками! Может заартачиться. Или — еще того хуже! — обидится, что я так бесцеремонно обошелся с его песней.

Но беспокоился я зря. Профессионалы легко разрешили эту задачу. Как-то там смикшировали голос Булата, и Веня Смехов, подделываясь под Булата, пропел мои две строчки, так ловко попав в ритм и тон музыкальной фразы, что и сам Булат, наверно, не заметил бы подделки.

Игорь в роли Биргера был хорош, но это был все-таки не совсем Биргер, а чуть утрированный, шаржированный Биргер. Что же касается Беллы, реплики которой «озвучила» Алла, то это была — сама Белла. Голос и речевую манеру знаменитой нашей поэтессы Алла воспроизвела с изумительной точностью. А голос и манера эта сами по себе были так бесподобно выразительны, что не было никакой нужды их утрировать.

Помимо реплик Беллы в передаче Аллы Демидовой, особый успех имела финальная реплика Биргера: «Позвольте провозгласить мое сегодняшнее художественное кредо: Проза Георгия Маркова! Поэзия Егора Исаева! Музыка Хренникова! Живопись Биргера!»

Дело тут было в том, что все наши зрители не раз слышали из уст Бориса такую — постоянно им повторявшуюся — словесную формулу: «Проза Войновича! Поэзия Чухонцева! Музыка Эдисона Денисова! Живопись Биргера!» Так что тут сработал эффект узнавания «перевернутого» знакомого текста. Ну и, конечно, грустный смысл этой реплики в контексте всего сюжета пьесы: несмотря на «свежий ветер перемен», получить право на персональную выставку опальный художник — даже если его при этом обзовут «подонком нашего общества» — может только в том случае, если он кардинально изменит свое «художественное кредо», предаст себя и своих друзей-единомышленников, заменив их звездами официозного псевдоискусства.

Получается, что в апреле 1986 года, то есть спустя целый год после прихода к власти нового генсека, ни на грош не верили мы в эту обещанную нам «перестройку». Много уже слышали мы в своей жизни таких обещаний и потому пребывали в неискоренимой уверенности, что все эти радостные посулы — очередной блеф. Что бы там ни пели ОНИ нам со своих высоких трибун, в наш тесный круг друзей-единомышленников этот «свежий ветер» никаких существенных перемен все равно не внесет.

Так думали тогда, я полагаю, мы все.

И ошиблись.

Выяснилось это уже через год, и об этом была вторая моя пьеса:

РАЗГУЛ ДЕМОКРАТИИ Народная драма в одном действии, трех картинах.

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

Площадь перед аэровокзалом «Шереметьево». Пестрая толпа, в которой пока нет ни одного знакомого лица. Над толпой плывет портрет Биргера. Звуки гармоники, притоптыванья, залихватские выкрики «Эх!», «Ух!», взвизгиванья.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (поет).

Самолет, стальная птица,В небе кувыркается.

МУЖСКОЙ ГОЛОС.

Кто не ездил за границу,Нынче отправляется.

Отыгрыш, взвизгиванья, топот.