Том 7. Последние дни - Михаил Булгаков

Воронцова-Дашкова. Я знала, я знала, что это будет! Пусти руку, мне больно!

Воронцов-Дашков. Одумайся, кучера смотрят! Едем! (Увлекает Воронцову-Дашкову.)

Воронцова-Дашкова. Я тебя презираю!

Воронцов-Дашков. Замолчи, дура, дура! Девчонка, дура! Ты знаешь, чего это стоит? Дура! (Увлекает ее с мостика.)

Воронцова-Дашкова. Все равно, я в город… я к Бенкендорфу…

Скрываются.

Сторож (пьяненький, выходит на мост, напевает, смотрит вдаль). Чего это [офицеры] пошли? И карета подъехала. (Скрывается.)

Пауза. Очень негромко вдали щелкнул выстрел. Геккерен выходит из-за сторожки на мост, смотрит вдаль. Вцепляется руками в перила. Далеко щелкнуло второй раз. Бледнеет, поникает. Пауза. [На мост] входит Дантес. Шинель его наброшена на одно плечо и волочится. Сюртук в крови и в снегу. Рукав сюртука разрезан. Рука обвязана платком.

Геккерен (бросается к Дантесу). Небо, небо! Благодарю тебя! (Бормочет что-то.) Обопрись о мое плечо.

Дантес. Нет. (Берется за перила, отплевывается кровью.)

Геккерен. Грудь, грудь цела?

На мост выбегает Данзас [без шинели]. Козыряет Геккерену.

Данзас. Это ваша карета?

Геккерен. Да, да.

Данзас. Благоволите уступить ее другому противнику.

Геккерен. О, да, о, да.

Данзас (кричит с мостика). Кучер!.. Эй, ты, в карете! Объезжай низом, там есть дорога! [Жердь сними!] Что ты глаза вытаращил, дурак? Низом поезжай! (Убегает с мостика.)

Геккерен (тихо). А тот?

Дантес. Он больше ничего не напишет.

Темно.

(Занавес)

…Зимний день к концу. У кабинетного камина, в кресле Никита в очках, с тетрадкой.

Никита (читает). На свете счастья нет… Да, нету у нас счастья. Горькая участь, нету…Но есть покой и воля… Вот уж чего нету, так нету! По ночам не спать, какой уж это покой!…Давно, усталый раб, замыслил я побег… Куды побег? Что это он замыслил? Давно, усталый раб, замыслил я побег… Не разберу.

Битков (тихо выходит из передней в кабинет)…В обитель дальнюю трудов и чистых нег. Здорово, Никита Андреевич.

Никита. Ты откуда знаешь?

Битков. А я вчерась в Шепелевском дворце был, у господина Жуковского. Трубу подзорную починял. Читали эти самые стихи.

Никита. А. Ну?

Битков. Одобрительный отзыв дали. Глубоко, говорят.

Никита. Глубоко-то оно глубоко… (Кладет тетрадь на камин.)

Битков (беспокойно). А сам-то он где?

Никита. Кататься поехал с Данзасом. Надо быть, на горы.

Битков. Зачем с Данзасом? Это с полковником? Отчего же его до сих пор нету?

Никита. Что ты чудной какой сегодня? Выпивши, что ли?

Битков. Я к тому, что поздно. Обедать пора.

Никита. Чудно, ей-богу. К обеду он тебя, что ли, звал?

Битков. Я полагаю, камердинер все знать должен.

Никита. Ты лучше в кабинете часы погляди. Что ж ты чинил? Час показывают, тринадцать раз бьют.

Битков. Поглядим. Всю механику в порядок поставим. (Уходит в глубь кабинета.)

Колокольчик. Никита идет в гостиную. Из дверей, идущих из столовой в гостиную, входит Жуковский.

Никита. Ваше превосходительство, пожалуйста.

Жуковский. Как это поехал кататься? Его нету дома?

Никита. Одна Александра Николаевна и детишки с нянькой… Они к княгине…

Жуковский. Что это такое, я тебя спрашиваю?

Гончарова (выходит из внутренних комнат). Бесценный друг! Здравствуйте.

Жуковский. Здравствуйте, милая Александра Николаевна. Позвольте вас спросить, что это такое? Я не мальчик, Александра Николаевна!

Гончарова. Что вас взволновало, Василий Андреевич? Садитесь, как ваше здоровье?

Жуковский. Ма santé est gâtée par les attaques de nerfs.[132] И все из-за него.

Гончарова. А что такое?

Жуковский. Да помилуйте! Вчера, как полоумный, скачет на извозчике, кричит, заходи ко мне завтра, я откладываю дела, скачу сюда сломя голову, а он, изволите видеть, кататься уехал!

Гончарова. Ну простите его, я за него прошу. Ну я вас поцелую, Василий Андреевич.

Жуковский. Не надобно мне никаких поцелуев… простите, забылся. Отрекаюсь! Отрекаюсь навеки веков! Из чего хлопочу, позвольте спросить? Из чего? Только что-нибудь наладишь, а он тотчас же испакостит! Поглупел он, что ли? Драть его надобно!

Гончарова. Да что случилось, Василий Андреевич?

Жуковский. А то, что царь гневается на него, вот что-с!

Битков показался у камина в кабинете.

Извольте-с: третьего дни на бале государь… и что скажешь, ну что скажешь… я сгорел со стыда! Не угодно ли-с, стоит у колонны во фраке и в черных портках! Извините, Александра Николаевна. Никита!

Битков скрывается в глубине кабинета. Входит Никита.

Ты что барину на бал подал позавчера?

Никита. Фрак.

Жуковский. Мундир надобно было подать, мундир.

Никита. Они велели, не любят они мундир.

Жуковский. Мало ли чего он не любит? А может, он тебе халат велит подать? Эти твое дело, Никита! Ступай, ступай.

Никита. Ах ты, горе… (Уходит.)

Жуковский. Скандал! Не любит государь фраков, государь фраков не выносит! Да он и права не имеет! Непристойно, неприлично! Да что фрак! Он что, опять начал об отставке разговаривать? Нашел время! Ведь он не работает, Александра Николаевна! Где же история Петра Великого, которую он обещал? (Шепчет.) Опять про какие-то [вольные] стихи заговорили, помните? А у него доброжелателей множество, поверьте, натрубят завистники в уши!..

Гончарова. Запутались мы в Петербурге совсем, Василий Андреевич.

Жуковский. Распутаться надобно! Блажь! Блажь! У государя добрейшее сердце, но искушать нельзя. Смотрите, Александра Николаевна, Наталье Николаевне скажите, оттолкнет от себя государя, потом не поправишь!

Гончарова. Несравненный, лучший, прекрасный друг. (Целует Жуковского.)

Жуковский. Да что вы меня все целуете. А я ему не нянька! Вредишь? Вреди, вреди, себе вредишь. Прощайте, Александра Николаевна.

Гончарова. Останьтесь, подождите, он сейчас приедет.

Жуковский. И видеть не намерен. Да мне и некогда.

Гончарова. Смените гнев на милость, он исправится.

Жуковский. Полно, Александра Николаевна. En cette dernière chose je ne compte guère!..[133] (Идет к дверям столовой. Видит лежащие стопкой книги на фортепиано. Останавливается.) Я этого еще не видел. (Берет книгу.) А, хорошо…

Гончарова. Сегодня из типографии принесли.

Жуковский. Хорошо…

Гончарова. Я уже гадала сегодня по книге.

Жуковский. Как это по книге? Погадайте мне.

Гончарова. Какая страница?

Жуковский. Сто сорок четвертая.

Гончарова. А строка?

Жуковский. Ну, пятнадцатая.

Битков выходит из кабинета.

Гончарова (читает). Познал я глас иных желаний…

Жуковский. Мне? Верно.

Гончарова…познал я новую печаль…

Жуковский. Верно, верно…

Гончарова…для первых нет мне упований…

Битков (скрываясь в дверях столовой, говорит шепотом)…а старой мне печали жаль…

Гончарова…а старой мне печали жаль.

Жуковский. Ах, ах!.. Ведь черпает мысль внутри себя! И как легко находит материальное слово, соответственное мысленному! Крылат! Крылат! О, неблагодарный глупец! Сечь! Драть!

Ползут сумерки в квартиру. Из передней донеслись глухие голоса.

Гончарова. А теперь вы мне.

Жуковский. Страница?