Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы. - Курцио Малапарте

Слова-термины отвечают назревшей настоятельной потребности давать общепонятные и удобные для запоминания имена новым явлениям, процессам сооружениям и механическим устройствам, возникающим в науке, технике, общественной и политической жизни.

С Ломоносовым в русский язык вошло множество научных терминов. Карамзин ввел немало терминов и понятия, относящиеся к общественно-социальному устройству и взаимоотношениям. Еще позже мы встречаем целый букет неологизмов, пополнивших арсенал политической терминологии, нашедших впервые место в знаменитом «Карманном словаре иностранных слов», изданном Петрашевским в 1845 году. На всех этих, равно как и других неологизмах, доставшихся нам в наследство от иных, подчас менее известных авторов, легко без особых доказательств убедиться, что введение новых слов терминологического значения диктовалось отнюдь не прихотью или фантазией их авторов. В своей работе над языком они послушно повиновались требованиям времени. На каком-то этапе своей научной многосторонней работы Ломоносов просто не мог уже обойтись без слов «материя», «атмосфера», «кристаллизация», Карамзин — без слов «общественность», «промышленность», «потребность», Петрашевский — без слов «материализм», «социализм», «коммунизм», «терроризм». Пути создания большинства слов этого порядка легко прослеживаются: их основа обычно заимствуется от греческих и латинских, а также западноевропейских корней и различными способами транскрибируется (калькируется) на русский лад так, чтобы обеспечить возможность существительным склоняться, глаголам — спрягаться, а прилагательным эпитетам — усиливаться по закону образования сравнительной и превосходной степеней. Эта работа над языком, необходимая и своевременная, начавшаяся особенно интенсивно со времени Петра Первого, после не угасала уже никогда, хотя авторство современных слов-терминов за редкими исключениями нами уже не прослеживаются со сколько-нибудь убедительной достоверностью.

Вторая, пожалуй, еще более словообильная группа неологизмов — это слова-образы. Ими, как правило (разумеется, не существующее без исключения), одаряли язык, нередко обогащая, но, к сожалению, не менее часто засоряя его вычурными ненужностями, художники слова (иногда и кисти) — поэты, писатели, критики, публицисты. Их вклад в эту сокровищницу ценен не только сам по себе и не только теми словообразованиями, которые вошли и прочно удержались в литературе и быту, были приняты в словарный запас, а их происхождение большей частью позабыто. Мы часто произносим слова, не подозревая, что это слова — цитаты, что они являются неотъемлемым авторским достоянием хорошо известных нам и чтимых нами людей. Между тем неологизмы, как вошедшие, так и только пытавшиеся войти в словарный фонд через литературу и поэзию, интересны своим происхождением и принадлежностью тому или иному автору. Они тоже как-то характеризуют его творческий процесс, психологию, принципы работы над словом. Наряду с «чистыми неологизмами», новообразованиями являются обогащения известных и широко применяемых слов новыми значениями. Так, давно известное как обозначение одного из пяти чувств человека слово «вкус» с какого-то определенного времени стало означать развитое чувство изящного.

У ряда русских писателей — Л. Толстой, Е. Дриянский, М. Пришвин и другие — мы встретимся с большим языковым пластом охотничьего словаря. Здесь на него обрушатся всевозможные «выжлецы» и «смычки», «пазанки», «чепраки» и «подпалины» и многое другое. Раньше казалось, что хвост — это всегда хвост: и у рыб, и у змей, и у млекопитающих… А тут, не угодно ли: у волка — полено, у лисицы — труба, у зайца — цветок, у легавого щенка — прутик. Ловкий заяц умеет «отростать» от своры собак, но еще надо выяснить «тонный» это заяц или «шумовой», и так далее.

Это множество анонимных слов и словозначений не придумано авторами тех книг, в которых появилось впервые. Писатели-охотники только подслушали их во время охоты, запомнили и позже применили в своих произведениях.

Эти красочные интересные слова, составляющие большую группу и в значительной части уже полумертвые и полузабытые, останутся вне нашей темы: они не имеют авторов и не помнят своего родства.

Другая группа естественно отпадает сама собой. Это, скорее, неологизмы — заумные речения, встречающиеся от Сумарокова до наших дней. Здесь знаменитый некогда «дыр-бул-щур» Крученых, «зга-ра-амба» В. Каменского, «ашер-вер-вумба» Кирсанова, а также всевозможные междометия и звукоподражания. Ограничивая себя пределами неологизмов русских писателей, мы сделаем исключение для В. Хлебникова. Он может быть представлен выборочно: без заумий, перевертней, корнесловия, занимающих большое место в его произведениях. Нам кажется, что достаточно будет «Заклятия смехом» и словообразований, несущих конкретную смысловую нагрузку, чтобы отразить работу Хлебникова в области создания именно неологизмов.

Приходится, разумеется, отказаться также от «блатной музыки» — иначе «старой и новой фени» — языка уголовного мира, широко вводимого в произведениях В. Каверина «Конец хазы», И. Сельвинского («Вор» и др.), равно, как и используемого отдельными писателями современного арго, смыкающегося и с «блатным» с его «фраерами», «клёвыми чувихами», «лабухами» и «чуваками» (Вас. Аксенов и др.).

Тут мы вплотную подходим к смыкающемуся с неологизмами, так сказать, пограничному языковому явлению: к переосмыслениям прочно существующих в языке слов, к приданию им новых значений и смыслов. Сюда надо отнести слова, не вошедшие в наш словарь оттого, что они сами по себе были очень давно известны и только границы их применения были иными до тех пор, пока на каком-то этапе смысловое содержание их видоизменилось и расширилось.

Так, Ломоносову, помимо ряда приведенных в словаре неологизмов, принадлежит несомненный приоритет введения в науку слова «ось» в значении «земная ось», хотя «ось» в значении «тележной оси» была общеупотребительным понятием еще за много сотен лет до появления Ломоносова. Точно так же уже на заре истории нашего государства существовали понятия слова «уделы» — удельные княжества и удельные князья. Гораздо позже это слово приобрело звучание в переносном смысле: «О, горький наш удел! Смерть есть удел всего живого» и т. д. Но лишь Ломоносовым введено понятии «удельный вес». Благодаря Ломоносову получили общепринятое ныне значение и смысл в научных определениях такие слова-термины, как «насос» (воздушный), «огнедышащие» (горы), «преломление» (лучей), «равновесие» (тел), «кислоты», «квасцы», «щелочи», слова «наблюдение», «движение», «явление», «частица» и немало других, хотя почти все они употреблялись и ранее (сравни: «явление Христа народу», «преломление хлеба», «кислое молоко»).

Еще дальше от понятия неологизмов отстоят новые фразеологизмы. Ограничимся здесь только одним примером. Автором выражения «сидеть между двух стульев», в его общепринятом теперь переносном значении, с полным основанием признается Салтыков-Щедрин (статья «Тревоги времени», 1863 г.). Все слова этого предложения хорошо были известны и ранее, но образное значение, приданное ему автором, стало общепринятым только с определенного времени и благодаря именно ему. Это образное значение, по сути своей, неологистично, хотя и нет ни одного неологизма.

Не довольствуясь принятым расположением неологизмов в алфавитном порядке, мы сочли необходимым дополнить наш словарь небольшим разделом, в котором дали тоже по алфавиту, всех авторов, включенных в словарь, и простой перечень (на этот раз без указания источников) неологизмов, разнесенных по фамилиям их создателей. Когда мы уже завершили эту несложную дополнительную работу, она показалась нам в чем-то более существенной, чем это представлялось вначале. Тут и там открывались как бы неведомые до сих пор никому из знатоков и исследователей, не решаюсь сказать, портреты, но, по меньшей мере, отчетливые силуэты, в которых без труда угадывался знакомый абрис того или иного хорошо знакомого поэта или писателя, увиденный впервые с необычной точки зрения. Неповторимость мировоззрения, почерка, интонации сопутствовала почти каждому неологизму, тем больше ощутимая, чем больше их собиралось в группу под рубрикой данного имени. Словно четко отгравированный отпечаток, дактилоскопический оттиск мысли авторов читали мы над этими словами.

Но к чему удивляться? «Слово не есть наша произвольная выдумка: всякое слово, получающее место в лексике языка, есть событие в области мысли», — так задолго до наших дней сказал Василий Андреевич Жуковский, поэт, у которого учились, не забудем того, и Пушкин, и Тютчев, и Некрасов, и многие другие крупнейшие наши поэты. И это замечательное высказывание его не нуждается ни в каких пояснениях.

А