Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы. - Курцио Малапарте

Такие новые слова принято называть неологизмами. Объяснение этого литературоведческого термина мы легко обнаружим в любой энциклопедии, в каждом толковом словаре. Пояснительный текст расшифрует его состав и языковое происхождение от совмещения греческих слов «нео» — новый и «логос» — слово. Однако привычное и уже ставшее для нашего уха почти русским окончание «изм» настроит невольно и на другое: не только «нео логос», но и буквальное «нео логизм» отложится в сознании как новый логизм, то есть нечто новое, вытекающее из привычного старого, согласно законам естественной логики словообразования, зависимого от склонения существительных, спряжения глаголов, взаимодействия суффиксов и флексий, — словом, тех правил, которым подчинялся и которые выработал данный язык в процессе своего развития и обогащения.

В словарном составе языка, которым мы пользуемся, содержится великое множество слов. И с каждым днем их становится больше. Они поступают в него по многим каналам. Здесь и терминологические новшества, отвечающие потребностям науки и техники в обозначении новых физических явлений и приборов, технологических процессов, синтетических материалов; с другой стороны, налицо постоянная фильтрация из других языков, засорение словаря за счет проникающих в него арготизмов, профессионализмов местных диалектов.

Если приглядеться к нашему словарному фонду, нетрудно понять, что весь он состоит, в сущности, из архаизмов (прошлое языка) и неологизмов (его будущее). Где же настоящее? Строго говоря, его не существует. Настоящее — это сумма архаизмов и неологизмов, которые мы затрудняемся отнести к единой из этих групп, поскольку они ощущаются нами как таковые. Это или славянские корни и слова, составившие основу русского языка и неощущаемые как архаичные, или неологизмы, прочно вошедшие в язык нередко более сотни лет назад, в которых мы перестали узнавать их новизну. Для нас неологизмы Карамзина или Шевырева «всегда были» на том основании, что они стали привычными задолго до нашего рождения. Язык во многом подобен живому организму, и как отдельные клетки человеческого организма непрерывно отмирают и заменяются новыми, так и отдельные слова в языке нарождаются, тогда как другие постоянно сходят со сцены. Таково свойство всякого живого языка. Мы не говорим и не пишем не только на языке Пушкина и Лермонтова, но и на языке Толстого и Достоевского, более того, пожелай мы писать на языке почти наших современников — Блока и Маяковского — нам пришлось бы стилизовать нашу речь, сознательно и трудолюбиво заменяя другими множество приходящих на ум слов и фразеологизмов, появившихся позже и не свойственных их времени.

Давно стали трюизмом слова Демокрита о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Живой язык — тоже такая река. И если мы не всегда ощущаем в нем каждодневных изменений, а они несомненно есть, то заметить изменения на протяжении десяти-двадцати лет не так уже трудно.

В данной работе мы вынуждены ограничить себя неологизмами, введенными русскими поэтами, писателями, публицистами и критиками, иначе говоря, «подписными неологизмами», то есть такими, авторство которых с большей или меньшей точностью удается проследить. Эта тема сама по себе уже настолько велика и сложна, принадлежность многих неологизмов тому или иному автору настолько трудно установить с достаточной точностью, что не может быть и речи о расширении темы. Однако же Достоевский, в цитированной выше заметке, не случайно оговаривается, что она, быть может, не всякому читателю покажется достаточно интересной и поэтому он адресует ее «будущему Далю». Не пытаясь претендовать на столь почетное звание, мы хотели бы собрать и привести то немногое, что в этом отношении известно, в какое-то подобие системы, уверенные, что такая работа будет интересной и полезной для людей, серьезно занимающихся литературным трудом — писательством, поэзией, критикой и журналистикой. То высокое уважение к слову как таковому, которое завещано нам не только Карамзиным и Достоевским, но и всей литературой нашей, подсказывает нам, что такая попытка не будет излишней.

Жил себе человек, писатель или поэт, трудился, оставил по себе память — один или несколько томов произведений. И в тексте этих произведений, а также, может быть, писем, дневников, набросков мы можем найти два-три слова, или даже десятка слов, которые до него в русском языке не встречалось и не существовало. Заслуживает ли он за это нашей благодарности? А может, напротив, — осуждения? Или же вообще столь незначительная подробность может и должна быть оставлена без внимания? Кто взял бы на себя смелость рекомендовать однозначный ответ на эти вопросы? Может быть следует призвать себе на помощь «табель о рангах» и утвердиться в миссии, что если тот или иной неологизм принадлежит перу Пушкина или Льва Толстого, этого уже достаточно, чтобы оправдать наше пристальное внимание, а если мы имеем дело с неслучайно забытым автором, то нет никакого резона уделять наше драгоценнее время как ему, так и тем более его неологизмам. Здесь мы невольно вступаем на зыбкую почву личного отношения и вкусовых оценок. Такой подход, разумеется, не имеет ничего общего с подходом научным.

Попытки нащупать более объективный и равно для всех приемлемый принцип подхода к вопросу естественно было бы начать с установления каких-то критериев. Но каких? Проще всего утвердиться в убеждении, что неологизм тогда только оправдывает свое существование, когда он уже выдержал проверку временем. В самом деле, кто сейчас усомнится в нужности для русского языка слов «атмосфера» или «промышленность». Но это слова — термины. С ними дело обстоит куда проще, и разногласия, если и возникают, то лишь у их колыбели. Затем все страсти утихают, и слово или забывается, или прочно занимает свое месте в словарном фонде. Иное дело — образы. Вот встретилось, например, у поэта, только одно слово, встретилось только у него одного и только один единственный раз. Никому другому ни до, ни после не случалось этим словом воспользоваться. Стало быть, в фонд не вошло, в языке не удержалось. Зачем же сомнения? Казнить, нельзя помиловать. И казнить забвением.

Но если это, употребленное единственный раз слово-образ было для поэта необходимо? Если его неожиданное появление подобно ослепительной вспышке и благодаря именно ему ярким светом озарена строка, строфа, а то и все произведение? Тогда как?

Вот, у очень скромного и потому мало известного, но настоящего поэта, нашего современника, Григория Петникова, мы встречаем строчку «нога вгрузается в песок». Глагола «вгрузаться» мы не найдем ни в одном толковом словаре, хотя производных от «груз — грузить», с различными суффиксами и приставками, предостаточно. Мы убедимся, что «вгрызаться» можно, а «вгрузаться» нельзя. Да и нужно ли подобное слово? Но этот несложный по своему строению неологизм дает нам осязаемо ощутить и вес человеческого тела, принимаемый ногой, и путь, лежащий перед этим человеком, и, так сказать, структуру этого пути — сыпучую, утомительную и, вместе с тем, отрадную чувством преодоления, поочередного напряжения и расслабления мышц, и так далее, и так далее. Многое вложил автор в это к месту употребленное им слово. Пожалуй, казнить нельзя, помиловать!

У того же поэта мы встретили достаточно известное слово «животрепещущий». Мы знаем: бывают животрепещущие темы и проблемы, новости и вопросы. Толковый четырехтомник Ушакова так объясняет это слово: «Злободневный, соответствующий жизненным потребностям, а во втором значении — жизненный, как бы живой, с пометкой (книжн.), наконец, в третьем значении — с пометкой (разговори., шутлив.) — зыбкий, непрочный, ненадежный (например: животрепещущий мостик). Какой же тут неологизм? А Петников сказал: «…подходят утром с моря лодки с животрепещущей хамсой» (стихотв. «Открытие утра»). И печально-знакомое, затертое в газетных штампах слово ожило, сверкнуло и забилось, действительно затрепетало, будто только что поднятое из морских глубин, из соленой влаги и свежести, прогретой утренними лучами. Может быть это и не неологизм по формальным признакам, но во всяком случае мы радуемся вместе с автором чудесной поэтической находке.

Неологизмы, как и все слова русского языка, легко подразделяются на несколько групп соответственно принятому этимологическому разделению частей речи. Большинство их при таком разделении мы отнесем к существительным, прилагательным и глаголам, крайне незначительную часть составляют наречия и числительные. В графах, предусмотрительно оставленных для местоимений, предлогов, союзов и междометий, нам, вероятно, придется оставить лишь прочерки, свидетельствующие об отсутствии даже единичных примеров. Однако же такое разделение неологизмов никак не отразит их специфической сущности и функциональных признаков. Поэтому в качестве основного подразделения, отражающего характеристику собственно неологизмов по их значению и месту, которое они занимают (или стремятся занять) в языке, в словарном фонде, нам кажется уместным ввести два понятийных определения: «слово-термин» и «слово-образ». Согласно этим признакам, можно разделить на две только группы большинство неологизмов прошлого, настоящего и, по-видимому, также будущего.