Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы. - Курцио Малапарте

Пятый том, вышедший летом того же 1816 года, начинается предисловием Рукудзюэна. Это том, который представляет собой почти что курс архитектуры. Он открывается портретами двух первых архитекторов, преподавших японцам искусство строить храмы, дворцы и жилища, — Татико-но Микото и Ама-но-Хикодзати-но Микото, — в официальных облачениях и с дощечками о их назначении на должность в руках. За этими портретами следует Торий, башня с большим колоколом шестиугольной и вращающейся библиотеки, изобретенной священником Фудаи, — от входа в здание, где скрыты книги буддийского вероучения, до крыш, изукрашенных бонзами.

Среди этих гравюр помещена любопытная композиция, представляющая моление, возносимое к небу человеком, стоящим на самой вершине горы, соединив обе руки в жесте, выражающем просьбу, вокруг палки, к верхнему концу которой привязана его молитва, записанная на ленте бумаги, которую ветер приподнимает в воздух.

Заканчивается том изображениями мифических и исторических персонажей, таких как богиня Узумэ, Сарудахико — бог, возвративший свет на землю, китайский воин Кан-он, почитаемый в Китае, образ которого там можно встретить в каждом самом бедном жилище.

В том же 1816 году выходит еще шестой том, имеющий на фронтисписе символический лук, тетива которого натянута двумя драконами. Здесь представлены физические упражнения, в которых чудесно показаны сила и ловкость. Это, прежде всего, стрелки из луков. Стрельба из лука на высоте уха, над головой, ниже пояса, с заключительной гравюрой, дающей детали самого лука, кожаные перчатки, деревянную утку, служащую мишенью. После идут борцы, затем всадники: картины рыси, иноходи, галопа этих кусающихся косматых маленьких лошадей, похожих на личинки под всадниками, сидящими в седле, с заключительной гравюрой, представляющей изукрашенное седло, узду, тяжелые стремена.

Самым замечательным в этом томе из всех изображенных движений человеческого тела является фехтование на копьях и саблях, где семьдесят два совсем маленьких наброска и двадцать более крупных показывают нам выпады и отступления, скручивание тел, повороты ног, парады, рипосты этого подобия войны. Отдельная гравюра показывает руки и кисти, давая движения для охвата в борьбе раскрытой ладонью. Наконец, здесь же мы встречаем изображения, учащие обращению с тяжелыми мушкетами, проникшими в Японию из Голландии, и Хокусай в особом примечании уточняет год их появления в Японии (1542).

В 1816 году появляется еще и седьмой том «Манга». Том, весь заполненный ландшафтами, солнцем, туманами и грозами.

В том же 1816 году выходит восьмой том с заголовком, имитирующем кусок вышитой ткани. Он открывается изображением Вака-Мусути но Ками — женщины, изобретшей тканьё из древесных волокон, и рядом с ней — принцессы Сеприо, жены императора, которая первой подала мысль о разведении шелковичного червя за 2614 лет до нашей эры. За ними следуют изображения шелкоткацкого производства, которые кажутся нарисованными инженером. Далее художник переходит к гимнастам, совершающим упражнения на трапеции, подвешенной к бамбуку, к акробатам, жонглирующим саблями, несущим на лбу на конце длинного шеста чашу, наполненную водой, соблюдая равновесие, снимающих шляпу, стоя на одной ноге при помощи другой, пьющих лежа навзничь чашку с чаем, поставленную на земле позади них. Две гравюры, изображающие слепых, поражают своей правдивостью. И, наконец, этюды худых и жирных, уморительные по богатству забавной фантазии художника. Надо видеть этих массивных японок во время их тяжеловесных передвижений для прогулки, в дряблом бессилии их прелестей, во сне или в бане. Надо видеть их полнокровных спутников, запыхавшихся от ходьбы, обливающихся потом, обрушивающихся в изнеможении для отдыха на свои тяжеловесные ягодицы. Но вот страница жирных повернута, и перед нами бока, почти просверленные выпирающими ребрами, спины, на которых легко пересчитать узлы позвоночных столбов, истощенные шеи, чахлые руки, чахоточные ноги этой комической анатомии, напоминающей сразу скелеты и юмористическую школу плаванья Домье.

Между появлением восьмого и девятого тома, вышедшего лишь в 1819 году, проходит три года. Этот том полон анекдотических событий, относящихся к интимной жизни Киёмори. Вот путешественница, которая быстро идет по деревне, направляясь к двум женщинам, стоящим у дверей далекого жилища. Это Хатокэ, любовница Киёмори, красивейшая женщина и лучшая из танцовщиц своего времени. Две сестры ходатайствовали о том, чтобы танцевать перед Киёмори, и из снисхождения к их красоте и молодости она согласилась поддержать просьбу перед своим возлюбленным. Но принц, увлеченный ими, захотел сделать их своими любовницами. Они отказались, и чтобы спастись от его власти, стали монахинями, и Хатокэ, благодарная им за их деликатность по отношению к ней, идет, чтобы навестить их в монастыре.

Далее мы видим самого чувственного Киёмори в присутствии жены Минамото, с грустью, отраженной в ее унылой позе, и руке, подпирающей щеку. Киёомори победил Минамото и хочет истребить его семью, состоящую из жены и трех детей, которой он овладел при его бегстве. Но прежде, чем дать приказ умертвить их, он поддался любопытству увидеть жену Минамото и внезапно обольщенный ее красотою он требует, чтобы она согласилась ему принадлежать, на что она безропотно согласилась при условии, что он пощадит ее детей. Этот торг и является сюжетом гравюры. Со временем наступит день, когда эти трое детей отомстят за отца, истребят семейство Тайра, и старший из троих станет Йоритомо, первым сёгуном Камакуры.

Другая картина представляет Оканэ, женщину, известную своей геркулесовой силой, которую мускулистый воин хотел остановить на ее пути, но она, одной рукой держащая на голове барабан, продолжает спокойно продвигаться вперед, а другой — увлекает за собой этого мужчину с его двумя саблями.

Здесь же гравюры, изображающие японских музыкантш в год богатого урожая и радость неожиданно накормленных крестьян. Тут же рядом, неизвестно почему, портрет одного голландского астронома.

В том же, 1819, году выходит десятый том, с предисловием, подчеркивающим настойчивость, проявленную Хокусаем, чтобы выпустить в свет и создать эти десять томов.

Уличные гимнасты, фокусники, престиджитаторы[796], эквилибристы и шпагоглотатели, извергатели пчелиных роев, чудотворцы, умеющие делать свою голову невидимой…

Но я хотел бы остановиться лишь на двух изображениях из всех включенных в этот том, с их мрачной фантастикой, превышающей все, что может себе представить в этом жанре воображение европейца и не без основания заслуживших Хокусаю имя мастера в изображении привидений. Это явления двух уже умерших женщин. Одна из них Казанэ, уродливая женщина, убитая своим мужем, которую художник представляет с ее лбом гидроцефалического зародыша под мелким колючим кустарником волос; один глаз ее закрыт, другой широко открыт, со зрачком, напоминающим зрачок вареной рыбы, с обнаженным хрящом ее носа; ее челюсти без десен, полуоткрытые и зияющие до ушей, ее руки, руки скелета, поднятые к голове в содрогании идиотического танца аборигена какой-нибудь Огненной земли; появление, вызывающее испуг, особенно если увидеть его вечером при свете лампы.

Другое явление, по-видимому, возникающее в мрачном небе точно явление какой-то искривленной и ослабевшей личинки, белой и окутанной собственной шевелюрой, — это душа маленькой служанки — Окику. Она жила в доме, где было десять драгоценных тарелок, и имела несчастье разбить одну из них. Владелец тарелок столь жестоко попрекал этим девушку, что она бросилась в колодец. С того дня она каждую ночь появляется над колодцем и в доме, прилегающем к колодцу, а также других соседних домах слышен её голос, рассказывающий одну за другой истории каждой из этих десяти тарелок. Дойдя до десятой, той, которую она разбила, слышно, как на этот раз вместо легенды она испускает рыдание столь раздирающее, что все соседи уже не раз обращались к священнику, чтобы он своими молитвами помог ей, наконец, вознестись на небо и там успокоиться.

«Манга» в 1819 году кажется оконченной этим десятым томом, и проходит пятнадцать лет прежде, чем появляется продолжение. Когда, наконец, в 1834 году, выходит одиннадцатый том, в предисловии к нему Танэхико заявляет: «Манга» была закончена десятым томом, но алчные издатели так преследовали нашего старца, что он согласился вновь взяться за кисть и нарисовал этот том, предполагая достичь в будущем окончания двадцатого тома».

В этом одиннадцатом томе мы встречаемся с вариациями предыдущих. Позы, положения тел в будничной жизни, фигурки людей, сидящих или идущих в спокойной прогулке, или в напряжении работы, в спокойном средоточии страдания и в лихорадочном бешенстве злобы; гравюры, гравюры, тучные борцы и маленькие зарисовки уголков природы, модели игрушек и пистолетов. Два художника, рисующих ногу Ню со скульптуры в таком размере, что она кажется стволом старого дуба. Далее японка, рассказывающая какую-то повесть воину, дающая своему гребню возможность, согласно обычаю, упасть на землю.