Огниво Рассвета - Алексей Будников

— В предсмертном бреду она молвила эти слова снова и снова, пока не погрузилась в сон, а на утро и вовсе не ушла от нас, — негромко заговорила девушка, вернув книгу на место и вновь вставая у трона.

Повисло неловкое молчание. Впрочем, эльфийка вскоре его развеяла.

— Чтец хотела, чтобы по пришествии вы непременно ее навестили.

— Но… она же мертва.

— Верно, — точно учительница правильно ответившему на задачу ученику, одобрительно кивнула мне девушка. — Однако, если госпожа Жовелан предвосхитила столь огромное количество событий, то ужель она не могла предвидеть собственной кончины?

— Вы что, — смекнув, к чему клонит Гранмун, а с ним и переводчица, начал я, — собираетесь отвести меня к ее трупу?

— Верно, — вновь без доли сарказма сказала эльфийка.

— Для чего?

— Гранмун этого не знает. Зато знает госпожа Жовелан.

* * *

Пришлось спускаться в глубины дворцовых подземелий. Я, эльфийка-переводчица, Эруиль, едва-едва выпросивший у Гранмуна позволения сопровождать меня и в этом походе, и один из слуг старейшины, шествовавший с факелом в авангарде, двигались по низким, прямым и темным, несмотря на пламя светочи, коридорам. Девушка, только мы покинули тронный зал и скрылись от глаз оставшегося дожидаться нашего возвращения владыки Лансфронора, с нескрываемым облегчением стянула с ног неудобные туфли, взяв вздымавшуюся на высокой танкетке обувь в одну руку, и блаженно, будто она после палящих углей ступила на холодный меховой палас, двинулась вслед за факельщиком. Мы же с эльфом-травником ступали чуть позади, стараясь сильно не отставать, дабы не выйти из-под скудного купола разливавшегося от лучины света, но, при этом, сильно не сближаясь со слугой. При приближении к этому существу у меня отчего-то возникали приступы мнительности и отвращения.

— Что это за создания? — не удержавшись, спросил я Эруиля.

— Слуги нашего Granmoun, — ожидаемо ответствовал он.

— Это я понял… К какому виду они принадлежат?

— Виду? — поднял бровь травник. — Это такой же как я, эльф.

— Как эльф? — ахнул я. — Но… он на тебя совсем не похож. Может, лишь в отдельных деталях. Но в целом…

— Они… Как бы выразить… Не самый простой эльф. С они кое-что… произойти. При рождение.

— Что?

— Это… — растерялся Эруиль, подбирая слова. — Это… Они… Я забыть, как быть на ваш язык…

— Грязные дети, — не оборачиваясь, вступила в беседу эльфийка.

— Точно, — оживившись, подтвердил мой компаньон и уже готовился продолжить свои пояснения, как вместо него за это принялась девушка.

— Хотя это не самое точное их определение. По-нашему они зовутся Underle Kai, что значит, скорее, Порочные дети.

— И почему же они так прозваны? — задал я явно ожидаемый эльфийкой вопрос.

— По заслугам, — ответила она, зыркнув на меня из-за плеча.

Идущий впереди слуга не обращал внимания на наш разговор, продолжая, безучастно выполняя свою рутину, освещать наш путь. Хотя какие-то струнки его души ответ девушки, наверняка, затронул. Впрочем, возможно, это существо даже не знает значения таких слов, как «обида» или «грусть»?

Эльфийка продолжила:

— Здесь нет никакого скрытого смысла. Их родители при жизни грешили, и за эти грехи вынуждены теперь расплачиваться чада.

— Какой же грех может сотворить с эльфом… такое? — посмотрев на худощавую спину слуги, из которой, точно колоски, торчали руки, ноги и шея, спросил я.

— Любой. Но горше всего — прелюбодеяние. Дети поступившихся верностью мужей и жен всегда рождаются Грязными, а самих родителей, после появления на свет такого ребенка, ждет неминуемая казнь. Вернее сказать, ждала. Так уж вышло, что большую часть греха в Лансфроноре давно извели. Ныне эльфы не дерзают даже пирожка с прилавка стащить. Право, на подобную муштру у нас ушло более пятисот лет. Хорошо еще, что Underle Kai, за фактом своего греховного происхождения, не потеряли дара бессмертия. Иначе давно бы вымерли, а новых так бы и не уродилось. Тогда остались бы мы, чистые эльфы, совсем без прислуги.

— Вы что же, вздергивали свой народ за каждую маломальскую кражу?

— Почему сразу вздергивали? — подняла плечи девушка. — Чаще отрубали головы и насаживали на пики, а после эти пики вонзали в землю перед домом казненного, чтобы другим, а в первую очередь родным, неповадно было.

— Какая дикость… — само собой сорвалось с моих уст. От вдруг подступившей к горлу тошноты мне пришлось прикрыть рот ладонью.

— Разве можно называть дикостью то, что позволило искоренить беззаконность? — девушка посмотрела на меня, но, не получив в ответ даже односложной фразы, отвернулась и продолжила: — Это в вашем обществе позволено сношаться с кем попало, воровство, особенно если это сложно осуществимое воровство, возведено в ранг подвига, а кровное мщение зовется «делом чести». Вероятно, именно поэтому вы и потеряли Божью милость, хоть и продолжаете свято верить во весь Пантеон, надеясь, что хотя бы кто-то из Небесных Властителей сжалится над вашими горестями.

Мне было что возразить по поводу грехов, верю — не верю и прочего, но я решил не спорить по таким пустякам. Не за тем мы спустились в эти подземелья. Да и всякий спор верующего с неверующим напрасен еще до произнесения первой фразы. Наш недавний разговор с Эруилем это в лишний раз подтвердил.

Казавшийся бесконечным коридор, наконец, дал резкий крен вправо. От столь острого поворота эльфийка, видно слишком глубоко погрузившись в собственные мысли, чуть не воткнулась в появившуюся на пути стену, в последний момент, облизывая подолом платья шершавую преграду и едва не спотыкаясь о подвернувшуюся под ноги пышную ткань одеяния, завернула вслед за нами. Слова при этом, стоит отметить, девушка подбирала отнюдь не самые этичные. Я даже не представлял, что эльфийский язык, сочетая, казалось, несочетаемые понятия, способен образовывать столь высокосортную ругань. Причем, выскажи подобную брань в сторону несведущего в эльфийском, так тот посчитает, что ты назвал его самым милейшим из всех мирских созданий, настолько этот язык, даже срамословная его часть, мелодично и нежно звучал для человеческого уха.

— А ваша Чтец, — решил продолжить беседу с девушкой я, словно нутром чувствуя близость нашей цели. — Как она умерла?

— От старости, — позволив себе злой смешок, ответила переводчица. — Никогда не думала, что застану гибнущего от старости эльфа.

— И сколько она прожила?

— Порядка девятисот лет. Сказать по правде, она и сама не помнила своего возраста. Но великий Гранмун утверждал, что самолично зрел рождение госпожи Жовелан, а ему уже, если судить по летописям, более десятка веков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});