Огниво Рассвета - Алексей Будников

Девушка медленно опустила выставленную в сторону ногу, за ней руки, как-то виновато понурила голову. Вдруг она, еще больше сотрясая удерживавшую ее чашу цепь, рухнула на колени и захныкала. Танцовщица неохотно подняла глаза, впившись в меня в момент превратившимся из азартного в тоскливый взглядом. Какое-то время балерина так и сидела, немо и без движений смотря на меня, словно она была в чем-то передо мной виновата. Десница, с чуть заметным кольцом на безымянном пальце, поплыла вверх, пальцами скользя по талии, груди, шее. Она остановилась лишь когда достигла рта девушки, поначалу игриво проходясь от нижней губы к верхней, а после резким движением, точно от испуга, прикрыла бледно-сизые уста. Тут же одно из звеньев удерживавшей чашу, а вместе с ней и балерину на весу цепи, звонко хрустнув, лопнуло…

Весы, а вместе с ними и застывшую в растерянности девушку, вмиг захлестнуло взъярившееся марево, вскоре своей дымчатой волной докатившееся и до меня. Пыль ударила в глаза, вынуждая их невольно зажмуриться, а когда яростно хлеставший по лицу, щекам, рукам и прочим частям тела колючий воздух ослаб, успокоился, я робко приоткрыл веки. Меня уже не окружал никакой туман, из его густых недр не вырисовывалось новых причудливых фигур. Вместо этого весь окоем заняло практически полностью затянутое белесыми облаками, с редкими плешами, в которых виднелась лазурь, небо. Под собой же я, по-прежнему не замечая ни ног, ни других участков собственного тела, увидел раскинувшиеся леса, реки, озера, степи как дикие, со шныряющим в поисках пропитания зверьем, так и освоенные, с золотыми колосящимися нивами. Усмотрел я и многочисленные дома, как деревянные деревенские лачужки, так и добротные каменные, покрытые черепицей и окруженные кольцом городских стен, расположившиеся близ храмов, башен и дворцов. Там же мелкими, едва заметными точками, туда-сюда суетливо и дергано передвигались люди.

Внезапно слух резанул зычный гул, точно тысячи боевых горнов одномоментно завели свою песнь. Я сжал уши, однако это не принесло и самого мелкого спасения. Казалось, шум поселился в самой голове. Вдруг облака разразились алой, ослепляющей зарницей. За ней последовал новый взрыв гудения, снова вспышка. Создавалось ощущение, будто некий божественный молот ударял по наковальне, отчего вначале доносился оглушительный звон, а уже за ним, спустя считанные мгновения, летели окрашивавшие облака краснотой искры.

Отблески учащались, будто пародируя болезненную сердечную дробь. В какой-то момент мне даже привиделось, что из облаков сплетаются раскрывшие рот в немом крике человеческие лица. Они валом накатывали одно на другое, перемешивались, создавая в небесах мимолетное подобие быстро рассасывавшейся воронки, и возникали вновь. С каждым таким столкновением высь становилась все чернее. И вот, когда белоснежные перистые облака обратились тяжелыми свинцовыми тучами, и последние два лица, темных точно деготь, схлестнулись, разразилась вспышка во много крат мощнее предыдущих. Свет огненным бичом хлестнул по не успевшим спрятаться за веками глазам. Впрочем, зарница эта оказалась совсем короткой, и когда свеченье осело, я очутился уже много ниже небес, но по-прежнему оставался витать над твердью.

Предо мной развернулась панорама широко разлившегося озера, окруженного видневшимися лишь на границе зрения изумрудными лугами. Но момент — и накатившая серебристая волна стерла долой все это великолепие, явив заместо него безжизненный пейзаж песчаной пустыни с катающимся посередь оставшейся от водоема ямы перекати-полем, возносящимися к небу (которого, к слову, видно не было) огромными кактусами и сидящими на их иглистых лапах, побитых жизнью птиц-падальщиков.

Еще миг — и усеявшие пространство до самого горизонта пески сменились исполинскими, пышнокронными деревьями, обступившими меня со всех сторон и позволявшими лишь нескольким скудным солнечным лучикам, продравшись сквозь их большие зеленые шапки, пыльными копьями вонзаться в землю. С одной из веток, хлопоча крыльями, сорвалась пара невидимых пернатых, заставив затрепетать листву, где-то неподалеку послышался стук дятлова клюва, хруп взрывающих землю лап, шелест летучих насекомых, цокот ударяющих по камню копыт. При этом ни одного издававшего эти звуки создания мой глаз не приметил.

И вновь серебристая волна, и вновь опустошение. Цветущие исполины обернулись сухими, лысыми, чернильно-черными стволами, а всякий шум тут же захлебнулся, посеяв окрест давящую тишину. Но и продержался этот гнетущий пейзаж, как и ожидалось, недолго. С незримых небес принялись срываться пухлые хлопья снега, опадавшие на мертвые деревья и своей тяжестью все больше, дюйм за дюймом, погружавшие их в землю. Через примерно десяток секунд (хотя чувство времени в этом месте было мною утеряно и оттого утверждать точно, сколько же прошло, не возьмусь) уродливых древесных остовов и след простыл, а все видимое, пустое теперь пространство погрузилось в настоящее царство снега, толстым слоем покрывшего землю и не перестававшего сыпать.

Я почувствовал странное тепло, точно стоял не посреди скованной холодом долины, а уже который час путешествовал по знойным Синевартовым Пескам[14]. Даже снежная крупа, словно чуя исходивший от меня пыл, не приближалась ко мне на расстояние десятка ярдов. Подо мной, оставаясь безучастной к царствовавшим вокруг заморозкам, виднелась пожухлая коричнево-зеленоватая трава. А на ней, сея вокруг яркое свеченье, крепко стояли мои сотканные из чистейшего пламени, вдруг объявившиеся ноги.

Я принялся осматривать все тело и действительно — каждая моя точка и каждый волосок ныне пылали рыжим огнем. При этом какого-то испепеляющего пекла я не чувствовал. Жар, безусловно, присутствовал, но, что-то мне подсказывает, если бы меня с макушки до пят охватило пламя, ощущения были бы совсем другими. Даже оплетавшая стопы трава, обжигаемая смотревшимися довольно яростными язычками, не подгорала ни на дюйм. Однако же снег вокруг, стоило мне на него наступить, тут же бесследно истаивал.

В сотне шагов от меня, разразившись громогласным хрупом, треском и гудом, что-то резко вырвалось из-под земли. Продолговатая угловатая белокаменная башня вынырнула из почвы, легко пробив твердь своим плоским, тупым шпилем. Золотые бегунцы, вероятно, отделявшие один этаж от другого, оплетали стан строения через каждые три ярда, однако в остальном не было ни единого намека на ярусное разделение: ни дверей, ни окон, ни балконов. Если в этой башне кто-либо и проживал, то едва ли по своей воле. Подобное устройство смотрелось пригодным скорее для острога, нежели для жилого помещения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});