Весь Хайнлайн. Чужак в стране чужой - Роберт Хайнлайн

— Хм-м… Я как-то думал, что они — жены Майка.

— Ничуть не больше, чем жены любого из нас. Или чем Майк — муж всех остальных. Да и вообще, — добавил Сэм, — Майк слишком занят, он заботится, чтобы разделить себя между всеми остальными, но и только. И если уж говорить о жене Майка, то это, скорее, Пэтти, хотя она тоже настолько занята, что их отношения имеют характер скорее духовный, чем физический. По части постели и Майк, и Пэтти сильно недобирают.

Пэтти, сидевшая еще дальше от них, чем Рут, подняла голову:

— Сэм, милый, мне совсем не кажется, что я чего-то недобираю.

— Видишь? — горько вопросил Сэм. — Все бы вроде и хорошо, но в этой церкви просто невозможно спрятаться от любопытных баб.

В ответ на что слабая, она же прекрасная, половина братьев открыла по нему беглый прицельный огонь. Все съедобные снаряды останавливались в воздухе и бессильно падали, но в конце концов солидная порция макарон (с тарелки Доркас, как заметил Джубал) прорвала невидимую преграду и залепила Сэму все лицо.

Какое-то время Сэм походил на жертву тяжелой автомобильной аварии, но затем его лицо мгновенно очистилось; исчезли даже капли соуса, густо забрызгавшие Джубалову рубашку.

— Тони! Не давай ей больше! Она напрасно истратила пищу, вот пусть и ходит теперь голодная!

— На кухне еще много, — вмешался Тони. — А ты, Сэм, отлично смотришься в макаронах. Классный соус, верно? — Тарелка Доркас выплыла за дверь и вернулась наполненной.

— Хороший соус, — согласился Сэм. — То, что попало мне в рот, я употребил по назначению. Из чего он? Или лучше не спрашивать?

— Мелко нарубленный полицейский, — пожал плечами Тони. Никто не засмеялся, так что у Джубала возникло сильное сомнение, шутка ли это. Затем он вспомнил, что братья часто улыбаются, но редко смеются, — а с другой стороны, из полицейского и вправду мог получиться отличный соус… Нет, вряд ли, «длинная свинья» потому так и называется, что имеет вкус свинины, а тут, скорее, похоже на говядину.

На всякий случай он сменил тему разговора:

— Но что мне больше всего нравится в этой религии…

— Религии? — удивился Сэм.

— Ну, вы же называете это церковью.

— Да, — кивнул Сэм, — она выполняет все функции церкви, и ее квазитеология вполне сопоставима с некоторыми традиционными религиями. Я пришел сюда убежденным атеистом, а теперь я Верховный жрец и сам уже не знаю, кто я такой.

— Мне казалось, ты был иудаистом.

— Из давней раввинской династии — вот я и стал атеистом. У нас тут только двое настоящих иудаистов — Сол и Рут; побеседуй с Солом, и ты увидишь, что это тоже ничему не мешает. Рут — как только она прорвала барьеры — начала быстро меня обходить, она ведь когда еще стала жрицей, а я жрец совсем недавний. Она личность духовная, понимает все нутром, то бишь яичниками и маткой, мне же приходится напрягать мозги, что много труднее.

— Обучение, — задумчиво сказал Джубал. — Мне нравится такой подход. Вера, в которой меня воспитали, не требовала, чтобы ты хоть что-нибудь знал. Исповедуйся — и будешь спасен, попадешь прямо Христу в объятия. Человек, не способный сосчитать собственные пальцы, относился к числу Божьих избранников, получал гарантию вечного блаженства — на том лишь основании, что он был «обращен». Он мог не знать ровно ничего, не знать даже, что такое Библия. Я грокаю, что эта церковь не признает «обращения».

— Ты грокаешь верно.

— Человек должен начинать с желания познать и пройти затем долгое, трудное обучение. Весьма разумный подход.

— Не просто разумный, а единственно возможный, иначе просто нельзя. Понятия, непредставимые без марсианского языка, и общие знания, находящие массу практических применений: от того, как жить, ни с кем не ссорясь, до того, как ублаготворить собственную жену, — все это основывается на концептуальной логике, на понимании, кто ты такой, почему ты здесь, как ты функционируешь, — и на действиях, соответствующих этому пониманию. Счастье, это когда ты функционируешь так, как должен функционировать, потому что твоя внутренняя организация требует именно такого функционирования… английские слова пусты, тавтологичны. Слова же марсианские являются фактически прямыми рабочими инструкциями. Я говорил тебе, что у меня был рак?

— А? Нет.

— Я ведь, собственно, и сам знал. Майк прогрокал мою болезнь и послал меня на всякие рентгены-анализы, чтобы я убедился. Затем мы приступили к работе. «Лечение самовнушением» или, если хочешь, «чудесное исцеление». Врачи назвали это «спонтанной ремиссией» — что, насколько я грокаю, означает «ты выздоровел».

— Профессиональное пустозвонство, — кивнул Джубал. — В некоторых случаях рак исчезает сам, по неизвестной нам причине.

— В данном случае причина мне прекрасно известна. В то время я еще только начинал управлять своим телом и смог устранить повреждения исключительно благодаря помощи Майка. Теперь я справился бы с этим самостоятельно. Хочешь, я остановлю свое сердце? Вот, пощупай пульс.

— Спасибо, но после Майка меня такими штуками не удивишь. Если бы то, о чем ты рассказываешь, сводилось к «лечению самовнушением», мой уважаемый коллега лепила Нельсон не стал бы здесь с вами сидеть. Это — целенаправленное управление организмом, уж это-то я грокаю.

— Извини. Мы все тут знаем, как много ты грокаешь.

— М-м-м… Я не могу сказать, что Майк врет, потому что он никогда не врет. Но он слишком уж предубежден в мою пользу.

— Нет, — качнул головой Сэм. — Я знаю, я ведь проговорил с тобой весь обед. Майк, конечно же, грокает глубоко, но мне хотелось самому убедиться. Ты грокаешь. Я невольно задаюсь вопросом — что же это будет, если ты дашь себе труд изучить язык?

— Ничего. Я старый человек, и мне нечего дать вам.

— Я не могу с тобой согласиться. Для достижения сколько-нибудь заметного прогресса всем остальным Первозванным потребовалось сперва ознакомиться с языком. Даже тем троим, кого ты держал при себе, требовалась сильная поддержка. Всем — кроме тебя, тебе это вроде и ни к чему. Ну разве что ты захочешь вытереть со своего лица соус без помощи полотенца, но это, как я грокаю, не очень тебя интересует.

— Нет, почему же, посмотреть интересно.

К этому времени за столом почти никого не осталось; люди вставали и уходили безо всяких формальностей, кто когда хочет.

— А вы тут что, до ночи сидеть собрались? — спросила подошедшая Рут. — Или вас убрать вместе с грязной посудой?

— Тяжело жить под каблуком, — вздохнул Сэм. — Пошли, Джубал.

В комнате, куда они переместились, люди смотрели телевизор.

— Ну, как там? — поинтересовался Сэм.

— Окружной прокурор, — откликнулся кто-то, незнакомый Джубалу, — возлагал всю вину за сегодняшние события на нас — опуская то обстоятельство, что он не знает, как это было сделано.

— Бедняжка. Ничего, будет знать теперь, кого хватать за ноги, а кого не стоит, зубы поломать можно, — заметил Сэм и повел Джубала искать комнату потише.

— Я сразу говорил, — сказал он, — что нужно ждать неприятностей, и они будут нарастать, пока мы не наладим контроль над общественным мнением, достаточный, чтобы нас если не признавали, то хотя бы терпели. Но Майка это не тревожит. С Церковью Всех Миров покончено. Теперь мы переедем в другой город, организуем Конгрегацию Единой Веры и будем работать — пока нас снова не вышвырнут. Тогда мы откроем в каком-нибудь новом месте Храм Великой Пирамиды — на это название клюнут толпы глупых, жирных женщин, некоторые из которых быстро избавятся у нас от жира и от глупости, — а когда нас начнут хватать за пятки Медицинская Ассоциация, местная адвокатская коллегия, газеты и политики, мы откроем где-нибудь еще Братство Крещения. И с каждым разом будет увеличиваться число наших убежденных — и абсолютно неуязвимых — братьев. Майк начал меньше двух лет тому назад, неуверенный в себе и с помощью всего лишь трех необученных жриц. Теперь же у нас прекрасное, крепкое Гнездо плюс продвинутые пилигримы, с которыми мы всегда можем связаться. Когда-нибудь мы приобретем такое влияние, что наши преследователи поневоле угомонятся.

— Ну что ж, — кивнул Джубал, — Иисус наворотил больших дел, имея какую-то дюжину апостолов.

— Еврейский парень, — улыбнулся Сэм. — Спасибо, что ты о нем вспомнил. Он добился самого сенсационного успеха в истории моего народа, и мы все это знаем — даже те, кто не любит о нем говорить. Этот еврейский парнишка сказочно преуспел в жизни, и я им горжусь. И заметь, пожалуйста, что Иисус не стремился сделать все к следующей среде, он основал серьезную, способную к самостоятельному развитию организацию. Майк терпелив. Терпение настолько плотно вплетено в учение, что перестает, по сути, и быть терпением, становится автоматическим. Ничего через силу, ничего впопыхах.