Богатство - Майкл Корда

– Gateau Saint-Honore, – сказала она. Ее французское произношение было устрашающе совершенным. – Насколько я помню, в детстве это было одно из твоих любимых блюд.

– Еда для младенцев, – с презрением сказал Роберт. – Я думал, Пат, ты это уже перерос.

– Некоторые вещи, Роберт, перерасти невозможно.

– Увы. – Взгляд Роберта проследовал за дворецким, когда тот покидал столовую. Алексу осенило, что Баннермэны соотносят свои разговоры с передвижением слуг, с чувством меры которое сделало бы честь профессиональным актерам. Вопросы, которые нельзя было обсуждать в присутствии слуг, откладывались, пока они не покинут комнату, каким-то коллективным инстинктом. Миссис Баннермэн, казалось, точно знала, сколько именно минут пройдет до того, когда они вернутся. При этом в беседе никогда не возникало разрывов и неловкостей – миссис Баннермэн умело направляла ее в безопасное русло, и держала там, сколько следует, используя свои неисчерпаемые ресурсы по части незначительной болтовни.

Дверь за дворецким закрылась, и Роберт повернулся к Алексе, вмиг забыв о пристрастиях Патнэма к еде. – Нам нужно поговорить до того, как мы соберем наших юристов. Конечно, без спешки. Когда вам будет удобно.

Алексе показалось странным, что Роберт, похоже, готов позволить событиям развиваться медленно, притворяясь, будто она – гостья на загородном уик-энде. Считает ли он, что промедление даст ему преимущество, и если так, то почему? Возможно, просто оттого, что здесь его дом, его "почва", как выразился бы Саймон. Ей подумалось, что Саймону стоит позвонить точно так же, как и адвокату.

Роберт кивнул, положив конец дальнейшей дискуссии, когда появился дворецкий – наконец! – с кофе.

– Прекрасная погода, – произнес он, словно разыгрывая гостеприимного хозяина. – Стыдно не воспользоваться этим. Алекса, вы ездите верхом?

– По настоящему – нет.

– Ты мог бы подумать об охоте, Роберт, – сказала миссис Баннермэн. – Соседям было бы приятно снова увидеть Баннермэна в поле. Хотя, должна признаться, все изменилось к худшему, когда во главе охоты стоял твой отец. Здесь понастроила загородных домов толпа нью-йоркских юристов и брокеров. Большинство из них кошмарно сидит в седле, и обладает еще худшими манерами. А женщины! Мордастые, размалеванные блондинки, гоняющиеся за мужьями.

Роберт улыбнулся. – Как раз то, что мне нужно, бабушка.

– Ах, оставь! В любом случае, это был бы красивый жест. Предполагается, что это наши охотничьи угодья, знаешь ли.

– Не знаю… Вряд ли у меня есть подходящая одежда.

– Все твои охотничьи принадлежности наверху. Мейтланд может их в момент для тебя приготовить.

– Возможно. Вообще-то, должен сказать, чего бы мне хотелось, раз уж я здесь в это время года. Я бы скорее предоставил лисиц нью-йоркским юристам и их мордастым дамам, и подстрелил бы несколько фазанов. Я соскучился по этому. За исключением поло и соккера, венесуэльцы мало занимаются спортом, в том смысле, как мы это понимаем. Президент республики однажды пригласил меня на охоту, но это просто означало плюхать вниз по какой-то жуткой тропической реке в каноэ, убивая все, что движется по берегам. Я спорт понимаю иначе. И с удовольствием провел бы день в поле.

– Тогда поговори с Мак-Гиверни. Он у м и р а е т от желания что-нибудь подстрелить. И вечно жалуется, что округа переполнена фазанами. С другой стороны, он не мешает им размножаться.

– Как ты, Патнэм? – бодро спросил Роберт. – Посоревнуемся? По пять долларов за птицу?

– Вряд ли, Роберт. Я годами не держал в руках ружье. И, если ты помнишь, никогда особенно не любил охоту.

– Однако ты был чертовски хорошим стрелком. Ну, давай! Это пойдет тебе на ползу.

– Ну, ладно. – Патнэм неохотно покорился неизбежному, как всегда в разговорах со старшим братом.

– Алекса, вы к нам присоединитесь? – спросил Роберт.

– Я не знаю, долго ли здесь пробуду.

– Мы устроим охоту завтра, если погода позволит. Прекрасно проведете время, обещаю вам.

– Что ж, может быть, – сказала она, поддаваясь напору энтузиазма Роберта. Из-за его манеры смотреть прямо на нее, когда он говорил, ей почему-то трудно было ему противостоять. Кроме того, она сохранила милые сердцу воспоминания, как блуждала вслед за братьями по кукурузным полям, а собаки весело бежали впереди.

Странно, подумала она, но ее гуманность по каким-то причинам не распространялась на фазанов. Ей никогда особенно не нравилось их есть, и она была согласна с отцом, что мясо у цыплят гораздо вкуснее, а убивать их гораздо легче. Однако, охота была одним из редких развлечений, которые она могла разделить с братьями, и она всегда радовалась, изо всех сил стараясь примериться к их широкой походке, таща в сумке за спиной тяжелый термос – потому что ранним утром, когда они выходили, бывало очень холодно, и землю покрывала тонкая серебристая корка льда, хрустевшая под их ногами, и таявшая, как только солнце показывалось над горизонтом.

– Если вы хотите, – сказала она, – конечно.

– Прекрасно. – В его голосе было такое облегчение, что на миг она удивилась – что бы он сказал, если она отказалась.

* * *

Только после того, как оказалась в кабинете, Алекса осознала, что, должно быть, в этой самой комнате Патнэм-старший приводил к порядку Артура, а Артур – своих детей, что именно здесь произошла его последняя роковая ссора с Джоном.

Она уселась за стол, чувствуя себя карлицей. Кир Баннермэн был высок, и мебель заказывал соответственных размеров. Поверхность стола блестела – шесть на три фута старинной выделанной кожи. Здесь когда-то Кир, без сомнения, склонялся над своими гроссбухами, а Патнэм-старший пытался растратить свой миллиард долларов. В детстве этот стол произвел на Артура такое впечатление, что он решил, когда вырастет, не даст ему поймать себя в ловушку. На столе стоял телефонный аппарат без кнопок и переключателей линий, из тех, что можно увидеть по телевизору по ночному каналу, передающему фильмы сороковых годов.

Она набрала номер Стерна и он сразу ответил.

– Где вы были, Господи помилуй? – спросил он.

Она объяснила, что выехала из квартиры Саймона.

– Об этом я знал. Я говорил вам, чтоб вы вообще там не поселялись. Это как дело о разводе – на старомодный лад, до этих проклятых новых беспристрастных законов, когда внешний декорум значил больше, чем фактическая сторона. Муж переезжал в "Хэмпшир Хауз", жена оставалась у себя на квартире, обе стороны нанимали частных детективов, и предполагалось, что до той поры, когда все бумаги будут подписаны, каждый обязан жить в целомудрии. Разводы были чертовски более интересны, когда были связаны с сексом и деньгами, а не только с деньгами. Почему вы не вернулись в свою квартиру?

– Там репортеры. Я не хотела, чтоб у меня брали интервью.

– Что ж, разумно. Где вы сейчас?

– В Кайаве.

– В Кайаве? Вы с ума сошли.

– Мне нужно было кое-что обсудить с миссис Баннермэн. Семейные дела. – Она гадала, не рассказать ли Стерну о смерти Джона, но решила, что в данный момент лучше, если это останется между ней и Элинор.

– Семейные дела? Это не ваша семья. Во всяком случае, пока. Если не будете говорить мне, что вы делаете, не понимаю, как я могу вас представлять.

– Знаю. Я была не права. Но я обязана была так поступить. В любом случае, это сработало.

– Она говорила с вами? Каково было ее отношение?

– Если бы все остальные были столь же разумны…

– Остальные? Кто здесь? – в его голосе прозвучала тревога.

– Патнэм. Сесилия. Эммет де Витт. Роберт.

– Р о б е р т? Мой Бог, Алекса, будьте осторожны.

– Осторожна? В чем?

– Для начала – в словах. И во всем, что вы делаете. Как атмосфера?

– Ну… немного напряженная. Единственный человек, который представляет реальную сложность – это Сесилия. Я думаю, миссис Баннермэн хочет, чтоб мы пришли к соглашению. Фактически, я звоню, чтобы спросить, в состоянии ли вы приехать, чтобы мы могли сесть и все обсудить.

– Соглашение? Я бы сказал, что у нас чертовски выгодная позиция, и мы в нем не нуждаемся. Думаю, мы победим в суде, в открытой борьбе. И ничто на свете не доставит мне большего наслаждения, чем возможность увидеть при этом лицо Кортланда де Витта.

– Это меня и беспокоит. Не уверена, что я х о ч у победить подобным образом. Нет, если семья готова принять желание Артура.

Голос Стерна стал осторожным.

– Что ж, полагаю, от беседы не будет вреда, если она непредвзята. Что говорит Роберт?

– Он, кажется, не возражает против соглашения. По правде говоря, он отнесся к этому вполне разумно.

Последовала долгая пауза.

– В о т к а к? – произнес Стерн. В его голосе была некая сдержанность, словно он хотел сказать больше, чем мог. – Мне лучше приехать к вам немедленно.

Саймон, когда она с ним связалась, также был встревожен и проявил еще большую осторожность.