Великий Магистр - Елена Грушковская

Что за чёрт? Мало того, что я не мог двинуться — я вообще не чувствовал тела. Всё, что ниже шеи, было будто отсечено, жила только голова, да и та с трудом ворочала языком.

— Ма… Ты отку…? — всё, что у меня получилось.

— Из дома, конечно, откуда же ещё, — ответила она со смешком, а глаза были полны тревоги. Смотреть в них было невыносимо: сердце сжималось до боли. — На поезде доехала, в отдельном купе, представляешь? Такой шик! Даже не ожидала, что у вас всё так по-человечески устроено! И сюда билет оплатили, и обратный тоже, и номер в гостинице… Своих я ни копейки не потратила. И палата у тебя… — Она обвела взглядом вокруг. — Не палата, а хоромы! И доктора такие внимательные, приветливые, и сестрички не хамят… Чудеса прямо!

Что всё это значило? Эта шикарная палата, приезд мамы и паралич? Что за кнут и пряник? То камера, то дворец… Но почему я не мог шевельнуться? Что со мной сделали?

— Никитушка, а я тут тебе яблочки… апельсинчики… — Мама зашуршала пакетом, выкладывая фрукты. — Вот, тут ещё варенье черносмородиновое, твоё любимое.

Какое уж мне теперь варенье. Если бы она знала… С её-то больным сердцем.

— Сынок, а тебя эти твари… Не кусали? — спросила мама полушёпотом, глядя на меня с испугом.

Просто поразительно, какая она красивая — даже сейчас, с сединой. Волосы седые, а глаза — как у девушки. И что я должен был ей ответить? Что я сам — «эта тварь»?

— Нет, мам.

Она вздохнула с облегчением.

— Уф… Не дай Бог! Ужас, что в мире творится. Ты представляешь… у нас тоже логово этой «Авроры» разбомбили! На улице Грицевца. Как подумаю, что в двух кварталах от этих гадов жила… Дрожь пробирает.

— Ма… тебя они не тронули бы, — выдавил я.

— А ты откуда знаешь? — настороженно нахмурилась мама.

— Знаю… Воевал с ними. По… потому и знаю.

Она сидела рядом и минут сорок рассказывала домашние новости. У соседей квартиру обокрали, Любка Шувалова из соседнего подъезда с мужем развелась — со скандалом на весь дом и дележом имущества, Семён Семёныч с инфарктом в больнице, и так далее. Слушая её, я пытался проглотить ком в горле. Как будто я дома побывал. А мама вдруг спохватилась:

— Ой, что это я тут болтаю, балаболка старая! Никитушка, а яблочки-то? Может, хочешь? Или апельсинку?

Ком застрял, вонзаясь колючими боками в горло.

— Не… Не, спасиб… Потом.

— А варенье? Может, варенье хочешь?

Я поморщился и качнул головой, а мама нахмурилась.

— Как это так — не хочешь? Тебе поправляться надо, а как ты без витаминов поправишься?

Она точно накормила бы меня чем-нибудь, если бы не вошла медсестра и не объявила, что пациенту нужен покой.

15.4. Рычаг воздействия

— К чему это всё?

На стуле возле кровати сидел незнакомый полковник. Хоть его погоны были скрыты белым халатом, я каким-то чутьём определил его звание: на генерала он не тянул, да и генерал вряд ли бы лично снизошёл до меня, а для майора он был слишком важный. Ответственность — как раз по полковничьему плечу. Лет пятьдесят, тёмные волосы с проседью, залысины, длинное лицо, узкие холодные глаза… Кого-то он мне напоминал. Не вспомню сейчас, как звали актёра, сыгравшего в фильме про Штирлица генерала Кальтенбруннера, но именно на него этот полковник и походил. Просто одно лицо. И даже шрамик на щеке.

На мой вопрос он ответил вопросом:

— А вы как думаете?

— Понятия не имею, — сказал я.

Полковник задумчиво прищурил и без того небольшие глаза, отчего они стали совсем крошечными, поблёскивая на лице, как острия иголок. Поглаживая себя по колену, он со вздохом проговорил, как бы рассуждая сам с собой:

— Грустно всё это… И неприятно. Уффф… — Он выпустил воздух, слегка надув щёки и приподняв брови, будто то, что он намеревался сказать, неимоверно напрягало его. — Но ваша несговорчивость и упрямство вынуждают нас применять такие, я бы сказал, не совсем честные методы и искать рычаги воздействия.

Если бы я мог двигаться, я схватил бы этого «Кальтенбруннера» за грудки и швырнул об стену. Моё нутро словно кислотой окатило.

— Если вы тронете маму хоть пальцем… считайте, что вы — моя первая жертва, — процедил я.

Он поморщился.

— Ну что вы в самом деле! Никто вашу маму не собирается трогать. Но вот узнать о том, кем вы стали, она может, и вряд ли это её обрадует. А если учитывать состояние её здоровья… Разумеется, оставить вас в живых мы не сможем. Это убьёт вашу маму. Подумайте о ней, вместо того чтобы упрямствовать.

— Ты… Оборотень в погонах! — зарычал я. Если бы не эта чёртова обездвиженность! — Чем вы отключили моё тело?!

«Кальтенбруннер» усмехнулся.

— Инъекция спиртом в спинной мозг на время сделала вас паралитиком. А насчёт оборотней и прочей нечисти… Это теперь вы у нас… хищник. Видели бы вы себя сейчас со стороны!

Возможно, в этот момент я и правда не был красавцем, но меня это заботило меньше всего. Вцепиться зубами и вырвать ему горло — вот чего я сейчас хотел.

— Впрочем, если вы всё же проявите сознательность, мы можем помочь вашей маме с поправкой здоровья. Она будет помещена на лечение в лучший из кардиологических центров, полностью за наш счёт. Вот вам и, так сказать, поощрение. Всё будет зависеть от вас и вашей любви к маме. Ну что ж… — Полковник поднялся со стула, придерживая сползающий с плеч халат. — Не буду вас больше утомлять, вам нужен покой. — При этих словах он криво усмехнулся.

Я провожал его взглядом, полным бессильной ярости. А он, остановившись в дверях, добавил:

— Кстати, вас, кажется, интересовала судьба вашего друга… Дэна. Так вот, он успешно работает на нас, выслеживает затаившихся хищников.

Значит, Дэн тоже обратился. Чем они его прижали? Может, сестрёнку в заложники взяли?

— Информация от него поступает верная, но такое ощущение, будто с запозданием, — задумчиво сказал полковник. — Хищники успевают спасать своих, как будто им кто-то сообщает точное время и место проведения зачистки. Всё это весьма странно. Неплохо было бы выяснить, каким образом они получают эту информацию.

Он вышел, а я закрыл глаза. Мама… Родное лицо с сияющим взглядом и серебристыми волосами встало передо мной. На тумбочке лежали фрукты и стояла баночка варенья.

Гады. Гады, сволочи.

Я не позволю никому тебя тронуть, мама.

15.5. Погром

Снова удар-вспышка выбил у меня почву из-под ног. Знакомый по кинохроникам голос сказал из чёрного репродуктора на столбе: «Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва!.. Сегодня, в четыре часа утра…» Этот голос был мне знаком не только по старым записям, я слышала его в РЕАЛЕ, стоя под репродуктором. Подтаявшее мороженое текло по руке, делая пальцы липкими, а с голубого неба летела страшная весть: война.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});