Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

Не пред смертью принимал Поджогин постриг, как часто поступали в то время в преддверии скорой кончины, как принял схиму умирая князь Василий Иоаннович. Осознанно. Одиночество покаянной молитвы, аскез, раздумья и внутренние боренья, по накалу страстей значительно страшнее мирской жизни, ибо они открывают истинный смысл собственных дел и помыслов, отсюда лишь два пути – к прозрению и душевному просветлению или к безумию самоубийства.

7 сентября 1538 года Шарап Замыцкий сошел на шведский берег. Боярин Михаил Юрьевич Захарьин скончался в 1539 г.

Глава 9. Воскресшая из мертвых.

За окном бушевал май 1538 года. Как всегда неожиданная и долгожданная весна взорвалась всеми красками мира, растолкала спящую природу, которая откликнулась вмиг распустившимися почками на глазах у всех тут же превратившимися в листья и цветы, заодно пропитывая воздух тягучим ароматом. Казалось еще немного и зацветет даже высокий бревенчатый частокол, ограждавший Немецкий двор от непрошенных гостей. Природа возбуждала и поощряла человека к действиям, к безумствам, к любви, а Веттерман грустил. Пришло письмо от Андерса, где сын с восторгом описывал свои успехи и отдельные мелкие неудачи, да-да, и неудачи воспринимались юностью со свойственной только ей способностью не унывать, рассказывал о самом университете, давал лаконичные, но яркие и исчерпывающие характеристики преподавателей, подмечал их слабые и сильные стороны. Письмо излучало энергию, било ключом, дышало любовью к отцу и страстью к познанию. Веттерман радовался и грустил одновременно. Пастор вспомнил, как сразу после Нового года его неожиданно вызвали к управляющему Немецким двором. Однако встретил его не Гундерман, а посланники шведского короля.

- Переговоры с московитами завершены, и наш долг поскорей вернуться и доложить об этом королю. – С пастором разговаривал один из членов шведского посольства Бьерн Классон, полный мужчина, лет пятидесяти, с одутловатым усталым лицом - переговоры были явно тяжелыми. – Мы получили свежую почту из Стокгольма. Магистр Петерссон пишет о том, что мы взяли вашего сына с собой, так как ему предстоит учиться в университете. Подготовьте его, мы отправимся в путь на днях.

- Как? Уже? – Это известие ошеломило своей неожиданностью Иоганна. Ведь в предыдущем письме королевского советника Олауса Петри, полученном буквально несколько дней назад, ему показалось, что речь шла о весне. - К чему такая спешка?

- Магистр полагает, что не стоит откладывать в долгий ящик, поскольку вопрос решенный. Да и нам засиживаться в этой дикой Московии резона нет. Сыты по горло!

- Но зима? Море?

- Мы отправляемся сухим путем через Финляндию. Рассчитываем через месяц быть в Стокгольме. Ведь нас ждет сам король. Наместник князь Борис Горботофф или Горбатый, язык сломаешь с этими русскими именами, обещал нас не задерживать и быстро составить все бумаги для обоюдной подписи.

- Откуда у московитов хорошие переводчики? – Отозвался из глубины комнаты долговязый рыцарь Кнут Андерссон – глава посольства. Он дремал в кресле, стоявшем перед камином, и встрепенулся лишь при упоминании имени новгородского наместника.

- Они есть у архиепископа. – Машинально ответил на вопрос пастор. Мысленно он уже представлял себе сцену расставания с сыном и наполнялся черной пустотой безысходности происходящего.

- У архиепископа? – Удивился рыцарь. – Вот уж не подумал бы никогда, что эти еретики имеют познания в других языках, кроме собственного.

- Не хуже наших. Еще четыреста лет назад мы были одной Божьей Церковью. – Веттерман отвечал, даже не поворачивая головы в сторону вопрошавшего.

- Четыреста лет назад они и вовсе были язычниками, впрочем, и ныне не далеко ушли от них. – Желчно заметил Андерссон.

- Они утверждают, что приняли христианство одновременно с Римом… - Пожал плечами Веттерман.

- Говорить можно, что угодно, однако, хоть вы, святой отец, безусловно, лучше нас освящены в делах духовных, но что касается дел светских, по мне московиты хуже любых язычников. Не страна, а купеческая лавка! Хитрая, лживая, суеверная, не имеющая никакого понятия о рыцарской чести и благородстве! – Устало произнес Классон. – Готовьте сына! – Он махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ну вот и настала эта минута… Отец и сын стояли напротив друг друга, не сводя глаз, словно изо всех сил стараясь сохранить в обоюдной памяти собственные образы – отец сына и сын отца. Крепкое мужское объятие. Родной до боли запах. Чуть виноватый взгляд погрустневших, но сияющих в предвкушении открывающегося бесконечного жизненного пути, глаз Андерса. Встретятся ли они? Короткая Pro iter agentibus , благословляющая, напутственная и одновременно охраняющая молитва отца и падающий пушистый снег в тишине шагов удаляющего от него сына.

- Услышь, Господь, мою смирену молитву и сотвори путешествие раба Твоего Андерса благополучным. Охраняй его на всех путях этой жизни молитвами Твоего любимого Сына Иисуса Христа Господа нашего. Аминь.

До чего скоротечна была жизнь… Непрерывные войны, бесчисленные эпидемии, религиозная нетерпимость инквизиции и жестокосердные нравы косили людей, собирая свою страшную жатву. Искалеченным и больным убогая медицина, порой граничащая с примитивным шарлатанством, ничем не могла помочь. Вдобавок, часто и самих лекарей отправляли на костер по пустяковой причине, но серьезным обвинениям в колдовстве и связях с дьяволом. «Если кто-то умеет лечить, значит, сумеет и отравить!» - это изречение старательно занес в протокол очередного процесса секретарь парижского суда при тюрьме Шатле Алом Кашмаре. Профессия лекаря, тем не менее, была прибыльной и отдельных конкурентов даже устраняли, так погиб знаменитый Парацельс.

Что, кроме, конечно, молитв, могло помочь страждущему человеку? Вот пример рецепта снадобья, способного, по мнению тогдашней медицины излечить чуму:

Одна унция опилок зеленого кипариса,

Шесть унций флорентийского ириса,

Три унции гвоздики,

Три драхмы ароматического тростника,

Шесть драхм алоэ.

Все надлежит растереть в пыль. Затем взять три-четыре сотни свежайших роз, собранных в столь ранний час, до выпадения росы, растереть их и смешать с приготовленной пылью. Когда все перемешается, то изготовить пилюли и высушить их в тени.

Такую пилюлю следовало положить под язык до полного рассасывания. Человечество не ведало об инфекционной сущности эпидемий, считая их Божьей карой грехи. Лишь в 1546 г. появился первый труд итальянского лекаря Джираломо Фракасторо «О контагии, о контагиозных болезнях и лечении», где он предположил, что эпидемии вызываются крошечными частицами («семенами»), переносимыми от больного через прямой, непрямой (или даже зрительный) контакт. «Чума, иначе называемая чёрным мором, - писал итальянец, - происходит обычно от чёрного колдовства, и с ветром зараза переносится из одного места в другое. Болезнь сия скоротечна и очень заразна. Более всего бедствий приносит она городам, где люди живут тесно. Если начался в округе чёрный мор, надлежит прежде всего отделить больных от здоровых, и чтобы как можно меньше народу соприкасалось с заболевшими. Случается, что у человека достаёт жизненной силы, чтобы одолеть чуму, и он безо всяких лекарств, хотя и ценою страшных мук, выздоравливает. Посему надобно поддерживать силы заболевших и надеяться на счастливый жребий. А чтобы зараза не распространялась, надлежит вокруг места, где собраны больные, жечь костры, и все, кто выходит оттуда, должны меж тех костров проходить и окуриваться их дымом. Ещё чёрный мор случается от мёртвого тела, кое не похоронили, и когда оно начинает разлагаться и гнить, то испускает миазмы, и их ветром разносит».

Мужчины вдовели, тут же женились повторно, а то и в третий раз. Также поступали и женщины, хотя им, конечно, было сложнее, ибо потеряв мужа, следовало главным образом сохранить принадлежность к сословию, цеху.