По воле судьбы - Колин Маккалоу

— Да, конечно, — ответил за Гая Марцелла-младшего Лентул Крус, поскольку молчание затянулось.

— Тогда, — сказал Помпей, — первое, что мы должны сделать, это послать к Цезарю двух человек, сразу и галопом.

— Зачем? — поинтересовался Катон.

— Чтобы узнать, на каких условиях он вернется в Италийскую Галлию.

— Он не вернется.

— Посмотрим. — Помпей прошелся взглядом по лицам и выделил из них два. — Луций Цезарь и Луций Росций, поедете вы. По Фламиниевой дороге, меняя лошадей столь часто, насколько это возможно. Не останавливайтесь даже по малой нужде. Дуйте прямо с седел, но не против ветра. — Он подтянул к себе бумагу, взял в руки перо. — Вы — официальные посланцы Сената, включая его магистратов. Говорите с Цезарем с этих позиций и передайте письмо. — Он вымученно улыбнулся. — Я попытаюсь убедить его, что забота о благе Республики выше личных амбиций.

— Цезарь хочет монархии, — сказал Катон.

Помпей не отвечал, пока не написал письма и не посыпал его песком. Затем он свернул его свитком и запечатал воском.

— Мы не узнаем, чего хочет Цезарь, пока он не скажет нам. — Он прижал кольцо к воску, передал письмо Росцию. — Держи ты, Росций, как мой посланец. Луций Цезарь будет говорить от имени Сената. А теперь идите. Попросите у управляющего лошадей — они лучше, чем те, которых вы найдете в другом месте. Мы находимся в северной части города, так что, отправившись прямо отсюда, вы сэкономите время.

— Но мы не можем скакать верхом в тогах! — возразил Луций Цезарь.

— Управляющий подыщет вам надлежащее одеяние. Ничего страшного, если оно будет чуточку велико. Ну же, ступайте!

Посланцы ушли.

— Спинтер в Анконе, и у него столько же людей, сколько у Цезаря, — просиял вдруг Метелл Сципион. — Он справится с ним.

— Спинтер, — сказал, ощерясь, Помпей, — все еще думает, посылать ли войска в Египет, хотя Габиний давным-давно восстановил на троне Птолемея Авлета. Думаю, нам нечего ждать от него решительных действий. Я напишу Агенобарбу, чтобы он присоединился к нему. А также Аттию Вару. И будем ждать новостей.

Однако новости были неутешительными. Цезарь занял Аримин, потом Пизавр, потом Фан. Его встречали криками и цветами. И это очень беспокоило. Никто не думал о людях сельской Италии и малых и больших городов. Особенно в Пицене, владениях Помпея. Узнать сейчас, что Цезарь продвигается без сопротивления — только с двумя когортами! — платя за еду и никого не трогая, было просто убийственно.

В довершение ко всему вечером семнадцатого января пришли две вести. Первая — что Лентул Спинтер и десять когорт новонабранных войск ушли из Анконы в Аскул. Вторая — что Анкона приняла Цезаря с бурным восторгом. Сенат немедленно собрался.

— Невероятно! — кричал обыкновенно невозмутимый Филипп. — С пятью тысячами солдат Спинтер не решился дать отпор тысяче! Что я делаю в Риме? Почему я сейчас не у ног Цезаря? Этот человек всех вас обошел! Правильно он вас называет: кабинетные генералы! И ты, Магн, видимо, точно такой же, как они.

— Я не отвечаю за действия Спинтера! — заорал Помпей. — Не я его назначал! Если ты помнишь, Филипп, это было решением всей Палаты! И ты голосовал за него!

— А если бы я проголосовал за то, чтобы Цезаря сделали царем Рима?

— Заткни свою гнусную пасть, провокатор! — взвизгнул Катон.

— А ты, лицемерный мешок с дерьмом, заткни свою! — крикнул в ответ Филипп.

— Тихо! — устало сказал Гай Марцелл-младший.

Это сработало лучше, чем окрик. Филипп и Катон сели, зло косясь друг на друга.

— Мы собрались, чтобы решить, что нам делать, — продолжил Марцелл, — а не для бессмысленной перебранки. Как вы думаете, бранятся ли в штабе Цезаря? Думаю, там это просто недопустимо. Почему же мы, консулы Рима, должны это допускать?

— Потому что консулы Рима — слуги народа, а Цезарь ведет себя как его господин! — резко заявил Катон.

— Ох, Марк Катон, вечно ты пререкаешься, мутишь воду. Мне нужны ясные четкие предложения, мне не нужны не относящиеся к делу сентенции и идиотские заявления. В стране назрел кризис. Как нам с этим быть?

— Я предлагаю, — сказал Метелл Сципион, — назначить Гнея Помпея Магна командующим всеми войсками Рима. Фактически он таковым и является, но Палата должна это подтвердить.

— Поддерживаю, Квинт Сципион, — крикнул Катон. — Создавший кризис пусть его и ликвидирует. Пусть Гней Помпей займет этот пост.

— Ты! — огрызнулся Помпей, весьма уязвленный тем, что к его имени не добавили «Магн». — Ты уже нес на днях что-то подобное, и я возмущен! Я не автор этого кризиса! Это ты его создал, Катон! Ты и все твои boni! А теперь ты ждешь, что я вытащу Рим из навозной кучи! И тебя заодно! Что ж, я сделаю это. Но отнюдь не из-за меня мы барахтаемся в этом дерьме! Вини лишь себя!

— К порядку! — вздохнул Марцелл-младший. — К порядку! Ставлю предложение на голосование, но не думаю, что нам надо делиться. Достаточно поднять руку и крикнуть «да».

Палата приняла предложение практически единогласно. Марк Марцелл встал.

— Почтенные отцы! — сказал он. — Марк Цицерон сообщает, что вербовка в Кампании идет очень медленно. Как ускорить этот процесс? Нам нужно много солдат.

— Ха! — фыркнул Фавоний, весьма недовольный тем, с какой резкостью пиценский мужлан отделал его драгоценнейшего Катона. — Кое-кто не так давно похвалялся, что ему достаточно выйти из паланкина, чтобы поднять всю Италию. Интересно, что он скажет теперь?

— У тебя, Фавоний, четыре ноги, усы и голый хвост! — отрезал Помпей. — Заткнись!

— Отвечай, Гней Помпей! — потребовал Гай Марцелл-младший.

— Очень хорошо. Я отвечу! Если с вербовкой что-то не получается, спрашивать надо с вербовщика, а не с кого-то еще. Марк Цицерон, вероятно, сейчас расшифровывает какую-нибудь заумную рукопись, вместо того чтобы заниматься порученным делом. Но теперь эта работа поручена мне! Риму нужны солдаты, и я получу их, если под моими ногами не будут путаться крысы, шмыгающие вдоль сточных канав!

— Это я, по-твоему, крыса? — пронзительно взвизгнул Фавоний.

— Сядь, тупица! Я назвал тебя крысой давным-давно! Займись делом, Марк Фавоний, и постарайся использовать то, что у тебя вместо мозгов!

— Тихо, тихо! — пробормотал Марцелл-младший.

— Отсюда, собственно, все наши беды, — гневно продолжил Помпей. — Каждый из вас горазд молоть языком! Всем вам кажется, что таким образом можно влиять на события — краснобайствуя, ни за что лично не отвечая, зато в подлинно демократическом стиле. Так вот что я вам скажу! Армиями нельзя управлять по принципу демократии, или они неминуемо потерпят крах. Есть главнокомандующий, и его слово — закон! Закон! Я теперь главнокомандующий, и я не позволю, чтобы мне докучали некомпетентные идиоты!

Он поднялся и вышел в центр площадки.

— Я объявляю tumultus! Чрезвычайное положение ввиду начавшейся гражданской войны! Я объявляю, а не вы! Вы исчерпали свои возможности, предоставив мне пост верховного полководца! И теперь будете делать, что я говорю!

— Смотря что, — растягивая слова, произнес Филипп и усмехнулся.

Помпей предпочел проигнорировать это высказывание.

— Я приказываю всем сенаторам немедленно покинуть Рим! Сенатор, к послезавтрашнему утру оставшийся в Риме, будет считаться сторонником Цезаря! Последствия не заставят себя ждать!

— О боги! — шумно вздохнув, сказал Филипп. — Зимой в Кампании весьма неуютно! Мой римский дом в эту пору мне намного милей.

— Пожалуйста, оставайся! — взорвался Помпей. — С тобой и так все ясно. Ведь ты женат на племяннице Цезаря!

— Не забывай, что я также тесть Катона, — промурлыкал Филипп.

Приказ Помпея только усугубил общий переполох, вызванный вестью, что Цезарь движется к Риму. Люди имущие, особенно всадники, на все лады повторяли ужасное слово, знакомое им еще со времен Суллы. Проскрипции! Списки врагов Рима, прикрепленные к ростре. Любого, кто в них занесен, разрешалось при встрече убить. Имущество и деньги убитых конфисковались. Умертвив две тысячи всадников и сенаторов, Сулла изрядно пополнил пустую казну.

Считалось само собой разумеющимся, что Цезарь последует примеру Суллы. Ведь все повторялось. Сулла высадился в Брундизии, и марш его также был триумфальным! Простые люди рукоплескали ему, бросали цветы. Он тоже, кстати, платил за еду для солдат. В конце концов, в чем разница между Корнелиями и Юлиями? И те и другие по знатности и положению вознесены так высоко, что какие-то коммерсанты для них не более чем пыль под ногами.

Только Бальб, Оппий, Рабирий Постум и Аттик пытались погасить панику, объясняя перепуганным римлянам, что Цезарь совсем не Сулла, что он лишь хочет защитить свое достоинство, свою честь, что ему равно претят как диктаторство, так и бессмысленные убийства. Цезарь просто намеревается урезонить маленькую клику сенаторов, тупо, жестоко и совершенно безосновательно пытавшихся его уничтожить, после чего все вновь пойдет своим чередом.