Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

Или что из всего Круга только Сэмил и Ховерд знали правду о вовлечённости Анжелик. Что если кто-то из них действительно сломается, они могут привести инквизиторов Клинтана к Анжелик, ко всем её собственным контактам… к Лизбет, Жанейт и мальчикам.

«Это слишком, Сэмил, — подумал он, и глаза его загорелись, когда он вспомнил ту лодку. — Слишком. Бог может требовать от нас готовности умереть за нашу веру, но ты всегда настаивал на том, что Он любящий Бог, и ты прав. А любящий Бог не требует — не может требовать — всего остального, что ты готов заплатить. Но я не могу убедить тебя в этом, да? И это настоящая причина, по которой я пригласил тебя на завтрак сегодня утром. — Он почувствовал, как его губы дрогнули в короткой, совершенно неожиданной улыбке, и мысленно покачал головой. — Вечность — долгий срок, — сказал он себе. — Вероятно, достаточно долгий, чтобы ты простил меня… в конце концов».

— Сэмил… — начал он вслух, а затем окостенел, так как в дверь его апартаментов постучала тяжёлая рука, и он понял, что, какой бы долгой ни была вечность, у него просто не осталось времени, чтобы убедить своего брата.

Голова Сэмила резко повернулась на звук этого стучащего кулака. Его лицо напряглось, и он глубоко вдохнул, но, когда он отставил свою чашку с шоколадом в сторону, его рука была твёрдой.

— Боюсь, время вышло, Ховерд, — сказал он удивительно спокойным голосом, не отводя взгляда от арки, ведущей в прихожую апартаментов, когда кулак снова постучал. — Я люблю те…

— И я тоже люблю тебя, Сэмил, — прошептал Ховерд Уилсинн сквозь слёзы, когда меч, который он спрятал под столом, за которым они завтракали, перерезал спинной мозг его старшего брата.

Сила удара выбросила труп Сэмила из кресла. Но это был всего лишь его труп. Сэмил Уилсинн был мёртв ещё до того, как его тело коснулось пола; сильная, хорошо натренированная, любящая рука гвардейца, стоявшая за этим ударом, позаботилась об этом.

— Мне жаль, — сказал Ховерд своему брату, когда удары сменились пронзительным воем одной из волшебных палочек Инквизиции. Ховерду не нужна была последовательность предупреждающих сообщений от двери его апартаментов, которые сообщили ему, что замок был разблокирован, но он потратил ещё одно мгновение, чтобы опуститься на колени рядом с Сэмилом и закрыть ошеломлённые глаза. — Я не могу позволить тебе сделать это, — хрипло сказал он, вспоминая воду озера и солнечный свет, торжественную радость и запах любви самого Бога к миру, который Он создал в пыльце и цветущем горном шиповнике. — Если это убийство, я рискну оспорить это дело с Богом.

Он начертил знак Скипетра на лбу своего брата, затем смахнул слёзы с глаз рукой, испачканной его кровью, встал и шагнул в арку как раз в тот момент, когда первый гвардеец в доспехах бросился сквозь неё.

— Ховерд Уилсинн, я арестовываю вас в… — голос, который он слишком хорошо знал, проревел из-за спины атакующего гвардейца, но оборвался, когда первый смертельный удар Ховерда пришёлся точно над защитным нагрудником первого человека, и из перерезанного горла фонтаном хлынула кровь.

— О, да пошёл ты, Карнейкис! — почти беспечно огрызнулся Ховерд в сторону вялящегося на пол тела. — Ты всегда был придурком!

Второй гвардеец внезапно попятился, пытаясь остановиться, поскольку обнаружил, что столкнулся не с испуганным, охваченным паникой, безоружным викарием, а с тренированным бойцом с оружием в руке. К сожалению, у него не было времени приспособиться к неожиданной ситуации.

— И Клинтан пошёл тоже! — сказал Ховерд, когда кончик его меча прошёл мимо отчаянно выставленного предплечья гвардейца и попал мужчине прямо в правый глаз.

Роскошный вестибюль внезапно наполнился вонью крови и опорожненных кишок. Послышались испуганные голоса, и Ховерд бросилась вперёд. В отряде Карнейкиса было по меньшей мере две дюжины гвардейцев, но в вестибюль одновременно могли протиснуться не более четырёх человек. Ховерд учитывал это, когда строил свои планы на этот день, и он оскалил зубы, бросаясь на своих врагов. Третий гвардеец упал прежде, чем остальные, наконец, вытащили своё оружие. Сталь зазвенела о сталь, и ещё один гвардеец отшатнулся назад. Этот был всего лишь ранен, но не мёртв — или, по крайней мере, ещё не умер; но, наблюдая, как кровь хлещет из глубокой раны на его бедре, Ховерд подумал, что это может измениться — и двое его товарищей разделились, чтобы напасть на викария с обеих сторон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ховерд отступил, разрывая дистанцию, и наклонился, чтобы выхватить кинжал из-за пояса первого убитого им гвардейца. Он добрался до арки, где никто не мог обойти его с фланга, и остановился с мечом в одной руке, кинжалом в другой и смертельной, убийственной улыбкой на губах.

— Давайте, ребята! — пригласил он.

Оба гвардейца атаковали одновременно. Кинжал в левой руке Ховерда парировал первый выпад, отведя его в сторону, и его собственный меч снова сверкнул. Нагрудник другого его противника не защитил от удара меча, который попал в цель на ширину ладони выше него, и Ховерд повернулся к товарищу внезапного трупа. Молниеносный шквал финтов и выпадов, и ещё один гвардеец был повержен наземь.

Ховерд отшатнулся на полшага, почувствовав внезапную пульсацию крови.

«А вот броня бы не помешала», — подумал отстранённый уголок его мозга, когда его левый локоть прижался к глубокой ране, которую меч пятого гвардейца оставил на его рёбрах перед смертью.

Раненый викарий потряс головой, моргая, чтобы прояснить глаза, и увидел ещё одного гвардейца, приближающегося к нему. Этот носил знаки отличия капитана, и Ховерд едва сумел парировать первый стремительный выпад.

— Сдавайся! — крикнул капитан Фендис, в свою очередь парируя встречный выпад викария.

— Пошёл в задницу! — тяжело выдохнул Ховерд в ответ, и сталь заскрежетала о сталь, когда нагрудник капитана отразил мощный удар кинжала в левой руке викария.

Двое мужчин столкнулись в вихре острого металла. Мечи зазвенели — не как колокола, а как безумный звон наковальни самой Шань-вэй — а Ховерд был выше и сильнее Фендиса, и в придачу более опытен. Но он также был старее, уже ранен… и без доспехов.

Никто из гвардейцев Карнейкиса никогда не видел такого боя. Кто бы мог подумать, что они могут увидеть, как один из викариев Матери-Церкви и член её собственной Храмовой Гвардии схлестнутся в смертельной схватке на мечах здесь, на священной земле самого Храма. Оранжевая сутана Ховерда стала более глубокого, тёмного цвета, поскольку кровь толчками лилась из его раны, но не было никакой слабости в его руке с мечом или в холодном, сфокусированном свете в его глазах. Он отбросил Фендиса назад — на шаг, потом ещё на один. И ещё. Капитан отступил, затем остановился и контратаковал, и в брутальной жестокости этого обмена было что-то прекрасное. Что-то свирепое, хищное. Что-то… чистое.

Майор Карнейкис что-то кричал, но никто не мог разобрать его слов из-за звона мечей. И никто на самом деле даже не слушал. Было не до этого. Они все смотрели. Смотрели, как истекающий кровью викарий отвергает искажение силы Инквизиции. Смотрели, как один раненый человек — человек, который знал, что он обречён, что коррумпированный враг, которого он презирал всем сердцем, собирался сокрушить каждый голос оппозиции в принадлежащей Богу Церкви — бросает вызов десятку вооружённых и одетых в доспехи врагов… и улыбается, когда он это делает.

Они значили, что они никогда не забудут этого. Так же как они знали, что им никогда не позволят рассказать об этом другим… и что они всё равно расскажут об этом, пусть и шёпотом, таким тихим, что даже Жаспер Клинтан никогда их не услышит. Кем бы ни был Ховерд Уилсинн, он был одним из них, командовал некоторыми из тех — подобных самому Канстанцо Фендису — кто сейчас ворвался в его апартаменты, и, наблюдал сейчас за его безнадёжной битвой, его отказом сдаться, и они знали, что, чтобы там не было в приказе Инквизиции на его арест, он был достоин их почтительного поклона.