Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

7 января

Каникулы живо промелькнули, и сегодня мы снова оказались по классам. После каникул учащихся нелегко раскачать, а особенно сегодня, когда многие до двух ночи веселились на вечере реального училища. Поэтому я сегодня не стал уж спрашивать учащихся. В третьем классе мужской гимназии объяснял новое правило, в пятом рассказывал о частушках. В восьмом классе женской гимназии сначала читал вслух полученные восьмиклассницами с войны благодарности за подарки. А потом стали обсуждать программу затеваемого ими благотворительного (на нужды войны) вечера. Позвали в класс и начальницу, и оба моих урока, не выходя из класса, провели в разговорах на эту тему. Жалеть пропавших из-за этого уроков не приходится, так как ученицы после святок и особенно после вчерашнего вечера, в котором некоторые принимали деятельное участие, выглядели весьма утомленными. Притом и все эти связанные с войной спектакли, сборы и т.п., к которым ныне допущены учащиеся и в которых они участвуют со всем присущим им жаром, не менее важны для них в воспитательном отношении, чем все книжные педагогики.

Немало тяжелого, трагическою внесла война в частную жизнь.

Но она же всколыхнула все общество, сбросила с него апатию последних лет и сплотила разрозненные человеческие существования в живой общественный организм, эпидемия самоубийств прекратилась, ибо сердца бьются уже в унисон и живые токи снова связывают всю страну. И наша молодежь, в прошлом году так нервничавшая из-за всякого пустяка, полная разочарования и близкая к самоубийству, теперь почувствовала себя частью великого целого. Общественный инстинкт снова пробудился. И те же гимназистки, недавно еще не знавшие, куда девать свои юные силы, теперь нашли себе точку приложения и самой жизнью начинают воспитываться уже со школьной скамьи как гражданки. Отрадно видеть это, но жаль, что только такие исключительные, кровавые события направляют на время нашу школу и жизнь в то русло, которое должно бы быть для нее нормальным.

10 января

Снова начались занятия, появятся скоро и тетради и опять нам, словесникам, не придется заниматься ничем посторонним, кроме их проверки.

Новые штаты мужских учебных заведений, улучшив материальное положение учителей, не устранили, однако, той ненормальности, что словесники, несущие по меньшей мере двойной труд сравнительно, например, с историками, географами или естественниками, получают столько же, сколько и те (за тетради по русскому языку дастся не больше 100 рублей в год, да и из этого делается еще четырехпроцентный вычет). И в результате словесники оказываются в худшем положении как со стороны количества работы, так и со стороны материальной. Вот историк, два года преподававший русский язык и теперь то и дело выражающий свое удовольствие, что, наконец, избавился от тетрадок. Имея обычное число уроков, он совершенно свободен дома, много читает и не знает даже, куда убить свободное время, из-за этого он даже не прочь взять себе и частных уроков. А вот словесник — мой заместитель по женской гимназии. Он, получая гораздо меньше, страшно завален работой и, хотя нуждается в средствах, не может взять ни одного частного урока, так как не имеет свободного времени. Преподавая какую-нибудь историю, вовсе нетрудно давать все то максимальное число уроков, какое полагается по новым штатам (18 при классном наставничестве и 24 без него), и учителя обыкновенно стремятся захватить их побольше. Для словесника же заниматься с шестью классами (24 урока) вещь совершенно непосильная, так как нет никакой физической возможности проверять такое количество письменных работ. И потому нам, словесникам, даже и с материальным ущербом, приходится урезывать себя в отношении числа уроков. Я, например, когда останусь в мужской гимназии, мечтаю об одном: нельзя ли будет ограничить число уроков двенадцатью, так как даже шестнадцать уроков (т. е. четыре класса) дают такое количество письменных работ, которое отнимает все время и силы.

15 января

По ошибке округа назначенная к нам в прогимназию учительница русского языка продолжает служить обузой для учебного заведения и не столько учит учениц, сколько портит. Она имеет блестящий диплом, но курс грамматики совершенно забыла и не пытается его возобновить в своей памяти. Педагогической практики за все время у ней никогда не было (даже в форме частных уроков). Методик ома тоже не проходила и не знает даже самых элементарных приемов. Поэтому приходится как можно чаще ходить к ней на уроки и учить ее как какую-нибудь восьмиклассницу. 9 числа я был у нее в третьем классе на грамматике. Весь урок был сплошное недоразумение. Не говоря уже о полном неумении преподавать, видно было и крайне слабое знание грамматики самой учительницей, так как целый ряд грубых ошибок систематически одобрялся учительницей, а на доске без всякого исправления красовались неграмотные фразы. Пришлось достать записную книжку и писать на уроке, а несколько раз пришлось даже вмешаться и указать, что разбирают и пишут неверно.

После урока все свои замечания я выложил учительнице и дал ей целый ряд методических указаний. Когда же я сообщил потом о своих впечатлениях начальнице прогимназии, та рассказала, что она еще раньше слышала от учениц, что г. К-на многое объясняет не так как нужно, и стала настаивать, чтобы я предложил К-ной в интересах дела подать прошение об отставке, чтобы освободить место для г. Н-й, вместо которой она и попала. Я сначала склонился было к этой же мысли, но когда стал лично беседовать с К-ной, то, сообщив о предложении начальницы, со своей стороны предложил ей хлопотать о переводе на словесность в старшие классы какой-нибудь гимназии, а если перевод не состоится, то работать до конца года. Вчера я опять был у нее на уроке, причем оказалось, что она приняла во внимание мои указания и ведет теперь уроки уже гораздо лучше. Поэтому, хотя прошение о переводе она и подала, но я теперь колеблюсь посылать его в надежде, что она может поправиться. Но хлопот с ней будет, конечно, немало.

16 января

Еще 1 июля утвержден новый закон о попечительных советах, значительно расширяющий их компетенцию (право представительства в педагогическом совете, на уроках и на экзамене, право наблюдать за учебной и воспитательной частью, право представлять к назначению и увольнению всех лиц учебно-воспитательного персонала, не исключая и председателя педагогического совета, право обжаловать постановление округа в Министерство), вместе с тем и вообще учебные заведения приобретают некоторую самостоятельность, а педагогический совет имеет в попечительском совете своих представителей и может, следовательно, влиять как на хозяйственную, так и на административную часть учебного заведения. По точному смыслу действию этого закона подлежат все женские гимназии и прогимназии, содержимые на частные средства, появившиеся после его издания, а существовавшие раньше могут или принять его, или остаться при старом положении. Но Министерство, косо смотря на это либеральное детище Думы, стремится ограничить его применение или даже совсем свести на нет, чему, правда, способствует и индифферентизм самого общества. Попечительные советы обеих гимназий даже не заикаются о преобразовании на основе нового закона. Начальница прогимназии, не зная этого закона, посылала членов попечительного совета на утверждение в округ (по новому закону они никем не утверждаются), и округ, ничтоже сумняшеся, даже забраковал одного из них на основании каких-то неблагоприятных сведений из полиции. А на мой запрос в округ о применении этого закона к прогимназии — «ни ответа, ни привета».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});