Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Какъ не понимать, почтеннѣйшій! — сказалъ м-ръ Перкеръ.

— Съ такимъ принципаломъ, смѣю сказать, вамъ не житье, a масляница. Ха, ха, ха!

При этомъ сержантскій конторщикъ засмѣялся опять, но засмѣялся втихомолку тѣмъ внутреннимъ, безмолвнымъ смѣхомъ, который весьма не нравился ученому мужу. Если сердце ваше надрывается отъ досады и тоски, вы вредите только самому себѣ; но какъ скоро вы смѣетесь про себя, втихомолку, такой смѣхъ не предвѣщаетъ ничего добраго вашимъ ближнимъ.

— Какъ наши дѣла съ вами, почтеннѣйшій? — спросилъ Перкеръ. — Вы за мной не считаете стариннаго должка?

— Нѣтъ, не считаю.

— Жаль, не то я, пожалуй, сію минуту изготовилъ бы для васъ векселекъ. Впрочемъ, и то сказать, при такой громадѣ наличныхъ денегъ, какая вамъ нужда заботиться о старыхъ должникахъ? Вѣдь y васъ, почтеннѣйшій, денегъ-то куры не клюютъ. Ха, ха, ха!

Эта выходка, повидимому, пришлась какъ нельзя болѣе по вкусу дѣлового человѣка, и онъ захохоталъ опять своимъ таинственно безмолвнымъ смѣхомъ.

— Однакожъ, знаете-ли что, почтеннѣйшій м-ръ Моллардъ, — сказалъ Перкеръ, вдругъ принимая степенный видъ и отводя въ сторону конторщика великаго юриста, — вы должны уговорить своего принципала, чтобъ онъ согласился теперь принять меня и моего кліента.

— Какъ! Неужели вы хотите видѣть его лично? — воскликнулъ Моллардъ.

— Почему же нѣтъ, сэръ? — подхватилъ м-ръ Пикквикъ, услышавшій начало этихъ совѣщаній.

— A потому, сэръ, что вездѣ и во всемъ порядочный джентльменъ обязанъ сообразоваться съ заведеннымъ порядкомъ, — отвѣчалъ м-ръ Моллардъ. — Изложите свое дѣло на бумагѣ обстоятельно и подробно, и м-ръ Сноббинь въ свое время тоже дастъ вамъ на бумагѣ удовлетворительный отвѣтъ. Таковъ порядокъ юридической консультаціи. На личное свиданіе вы отнюдь не должны были разсчитывать, тѣмъ болѣе, что для м-ра Сноббина драгоцѣнна каждая минута.

М-ръ Перкеръ, между тѣмъ, бросилъ довольно строгій взглядъ на ученаго мужа и сказалъ многозначительнымъ тономъ:

— Я говорилъ вамъ, почтеннѣйшій, и теперь повторяю снова и разъ навсегда: всякій порядочный джентльменъ, ввѣряя свое дѣло адвокату, долженъ положиться на него во всемъ, или адвокатъ не отвѣчаетъ ни за что. Личное ваше вмѣшательство здѣсь неумѣстно и совершенно безполезно.

Не дѣлая никакихъ возраженій, м-ръ Пикквикъ понурилъ голову и отправился въ противоположный уголъ.

Прерванное совѣщаніе вновь началось между дѣловыми людьми. Долго бесѣдовали они, нюхая табакъ и размахивая руками; м-ръ Пикквикъ уже не слышалъ больше ни одного слова, и сущность консультаціи осталось для него непроницаемою тайной. Моллардъ, повидимому, убѣжденный неотразимыми доказательствами опытнаго адвоката, согласился, наконецъ, испросить для него аудіенцію y своего принципала. Онъ пошелъ въ его кабинетъ и черезъ минуту, возвращаясь оттуда на ципочкахъ, возвѣстилъ Перкеру и м-ру Пикквику, что м-ръ Сноббинъ, принимая въ уваженіе обстоятельства дѣла, соглашается, въ видѣ исключенія, дать имъ аудіенцію на самое короткое время.

М-ръ сержантъ Сноббинъ былъ поистасканный джентльменъ лѣтъ сорока пяти или, можетъ быть, пятидесяти, съ желто-блѣднымъ лицомъ и впалыми щеками гемороидальнаго цвѣта. Его угрюмые и мутные глаза обличали въ немъ одного изъ тѣхъ неутомимыхъ тружениковъ, которые посвящаютъ свою жизнь головоломнымъ кабинетнымъ трудамъ, сухимъ, безжизненнымъ, убивающимъ душу. Лорнетъ, висѣвшій y него на черной широкой лентѣ, служилъ для посторонняго наблюдателя несомнѣннымъ доказательствомъ, что м-ръ Сноббинъ былъ близорукъ. Волосы были y него чрезвычайно рѣдки и торчали клочками на его головѣ: это могло зависѣть, во-первыхъ, оттого, что почтенный юристъ не имѣлъ привычки заботиться о своей прическѣ, а, во-вторыхъ, оттого, что онъ цѣлую четверть вѣка носилъ судейскій парикъ, который теперь висѣлъ подлѣ него на деревянномъ гвоздѣ. Слѣды свѣжей пудры на воротникѣ его фрака и дурно вымытый бѣлый галстухъ, въ измятомъ и скомканномъ видѣ торчавшій на его шеѣ, свидѣтельствовали, что м-ръ Сноббинъ, по возвращеніи изъ суда, еще не успѣлъ сдѣлать приличной перемѣны въ своемъ костюмѣ. Остальныя статьи его туалета обличали также высшую степень небрежности и неряшества, свойственныхъ всѣмъ великимъ людямъ юридической профессіи. Дѣловыя книги съ ременными застежками, груды бумагъ разной величины и разныхъ цвѣтовъ, письма и куверты всевозможныхъ форматовъ были разбросаны по всему пространству огромнаго стола безъ всякаго покушенія на комфортъ и порядокъ. Кабинетная мебель страдала отъ чрезмѣрной ветхости англійской болѣзнью; дверцы книжныхъ шкафовъ подернулись плѣсенью и спокойно гнили на своихъ заржавѣлыхъ петляхъ; пыль на коврахъ подымалась облаками при каждомъ шагѣ; оконныя сторы покрылись желтизной отъ дряхлости и грязи, и вообще всѣ предметы въ кабинетѣ дѣлового человѣка свидѣтельствовали неоспоримымъ образомъ, что м-ръ сержантъ Сноббинъ, погруженный тѣломъ и душою въ свои головоломныя занятія, не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на внѣшнія удобства жизни.

При входѣ кліентовъ онъ писалъ, и перо его скрипѣло немилосердно, быстро перебѣгая отъ одной строки къ другой. Когда Перкеръ поклонился и представилъ его вниманію своего кліента, м-ръ Сноббинъ осторожно воткнулъ въ чернильницу свое перо, пригласилъ гостей садиться и, погладивъ свою лѣвую ногу, сдѣлалъ знакъ, что они могутъ говорить.

— Имя моего кліента — Пикквикъ, — началъ Перкеръ, сдѣлавъ предварительно подобострастный поклонъ.

— Ну?

— Онъ отвѣтчикъ по дѣлу вдовы Бардль.

— Ну?

— Вамъ, кажется, извѣстны отчасти подробности этого дѣла.

— Меня ангажировали защищать его на спеціальномъ судѣ присяжныхъ?

— Такъ точно.

— И деньги внесены въ мою контору?

— Всѣ сполна.

Сержантъ понюхалъ табаку и приготовился ожидать дальнѣйшихъ объясненій.

— Прежде, чѣмъ вы окончательно примете на себя оффиціальную обязанность нашего защитника, сэръ, — сказалъ Перкеръ, — м-ръ Пикквикъ желаетъ лично васъ удостовѣрить, что жалоба противъ него, съ нравственной точки зрѣнія, не имѣетъ ни малѣйшихъ основаній и онъ идетъ на судъ съ чистымъ сердцемъ и чистыми руками; въ противномъ случаѣ, еслибъ на совѣсти его лежало какое-нибудь пятно, онъ бы прекратилъ этотъ процессъ въ самомъ началѣ, удовлетворивъ справедливымъ требованіямъ вдовы Бардль. Такъ-ли я излагаю ваши мысли, почтеннѣйшій? — заключилъ маленькій адвокатъ, обращаясь къ м-ру Пикквику.

— Совершенно такъ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.

Вооружившись очками, сержантъ Сноббинъ осмотрѣлъ ученаго мужа съ ногъ до головы, при чемъ едва замѣтная улыбка проскользнула по его морщинистому лицу. Затѣмъ, обращаясь къ Перкеру, онъ проговорилъ:

— Запутанное дѣло?

Перкеръ пожалъ плечами.

— Вы намѣрены пригласить свидѣтелей?

— Нѣтъ.

Улыбка на лицѣ сержанта приняла болѣе опредѣленный смыслъ. Онъ энергически погладилъ свою ногу и потомъ, облокотившись на спинку креселъ, кашлянулъ два-три раза съ выраженіемъ очевиднаго сомнѣнія.

Эти зловѣщіе признаки отнюдь не ускользнули отъ вниманія ученаго мужа. Сдѣлавъ судорожное движеніе, онъ поправилъ очки на своемъ носу и, несмотря на предостерегательные жесты Перкера, самъ обратился къ великому юристу съ выразительною рѣчью:

— Я не сомнѣваюсь, сэръ, что мое желаніе воспользоваться въ настоящемъ случаѣ вашею опытностью и талантами можетъ для такого джентльмена, какъ вы, показаться страннымъ и даже необыкновеннымъ.

М-ръ Сноббинъ обнаружилъ готовность принять степенный видъ, но улыбка опять незамѣтно пробѣжала по лицу его.

— Джентльмены вашей профессіи, сэръ, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ, — видятъ по большей части изнанку человѣческой природы, и передъ вами, во всей наготѣ, открывается ея дурная сторона. Какъ судья и адвокатъ, вы знаете по собственному опыту, какъ часто судьба честнаго человѣка зависитъ отъ юридическихъ эффектовъ. Почемъ знать, можетъ быть, даже вамъ, сэръ, случалось употреблять обоюдоострое оружіе закона противъ особъ, совершенно непорочныхъ и чистыхъ передъ судомъ своей собственной совѣсти. Само-собою разумѣется, вы, какъ и другіе великіе юристы, увлекаетесь въ подобныхъ случаяхъ единственнымъ желаніемъ облагодѣтельствовать своихъ кліентовъ, не обращая вниманія на то, что они, можетъ быть, руководствуются исключительно эгоистическими побужденіями, заглушающими въ нихъ врожденное чувство совѣсти и долга. Вотъ почему въ общемъ мнѣніи почтенное сословіе юристовъ считается подозрительнымъ, недовѣрчивымъ и даже криводушнымъ. Имѣя въ виду всѣ эти соображенія, я былъ бы, конечно, не въ правѣ сѣтовать, еслибъ вы, въ свою очередь, подозрѣвали во мнѣ, какъ въ будущемъ своемъ кліентѣ, низкія побужденія и мысли, недостойныя честнаго джентльмена; тѣмъ не менѣе, однакожъ, я считаю своей обязанностью разсѣять такія подозрѣнія, если уже они закрались въ вашу душу. Итакъ, сэръ, позвольте еще разъ повторитъ вмѣстѣ съ моимъ адвокатомъ, что я совершенно невиненъ въ этихъ гнусныхъ кляузахъ, которыя взводятъ противъ меня вдова Бардль и ея безчестные адвокаты. Знаю очень хорошо и заранѣе увѣренъ, что содѣйствіе ваше на судѣ присяжныхъ будетъ для меня безцѣнно; но если, сверхъ чаянія вы еще сколько нибудь сомнѣваетесь въ моемъ благородствѣ, я готовъ великодушно отказаться отъ вашей помощи и даже прошу васъ покорнѣйше не принимать въ такомъ случаѣ никакого участія въ моемъ дѣлѣ.