Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

выпустить людей и покинуть территорию государства мы этим… мерзавкам окажем гуманитарную помощь. Оружием.

Голос в трубке замолчал. Я дождался, пока фигура в бронежилете проследует через сугробы на участке до дверей. На меня парламентёр не поворачивался, и было заметно, как у спецназовца дрожат колени. Дойдя до корабля, он похлопал по уху, растерянно обернулся на меня.

— Всё, не работает связь, дружище.

Спецназовец нашарил полупрозрачную дверь, сделал шаг внутрь, пробыл там пару секунд, и вдруг пулей вылетел наружу. Корабль выплюнул его при помощи своего коридора, словно пожёванную жвачку. Бронежилет был помятый, спецназовец схватился за бок, застонал и сначала на четвереньках, потом согнувшись заковылял обратно к границам участка. Я прождал какое-то время, ожидая, что мне снова позвонят и дадут новые указания. Указаний не последовало.

Вспомнилась народная мудрость — если не знаешь, что делать, ляг и поспи. Поднялся в дом, лёг на кровать, попытался уснуть. Я так и не понял, удалось мне это, или нет, но из полудрёмы меня вывел звонок.

— С тобой тут доча говорить будет, — сказал знакомый голос.

— Па…папа, дорогой, уходи оттуда, нам страшно, мы тут тебя ждём!… — в голосе звенели слёзы, и у меня у самого слегка перехватило дыхание.

— Не, дочка, я свой дом не оставлю. Ты уж держись как-нибудь, не переживай.

Я положил трубку, оделся, нашёл в кладовке лом с монтировкой. Пошёл к забору на границе с домом Артура. Люди не бедные, уезжали в спешке. Вдруг чего из золотишка осталось? Мысль, конечно, бредовая, но всё же.

Отломал уже давно плохо болтавшуюся доску, потом вторую, влез на участок. Дошёл по вылизанной тропинке до веранды — дверь на неё оказалась не заперта. Зашёл на первый этаж. На полу валялись пакеты, опрокинутые ящики, шкафы были вывернуты наизнанку. Домушником я был никудышным, да и предположить, что соседи, уезжая, ничего не забрали, было бы странным.

Но удача мне улыбнулась — на ковре, рядом с опрокинутой шкатулкой, валялось золотое кольцо. Видимо, выгребли золотишко, да не всё, на дне осталось. Не весь что, но то самое золото, какое они просили.

Надел кольцо на палец, поднялся на второй этаж. В углу детской, на комоде, в огромной клетке неистово крутился в колесе хомячок.

— Вот же ж звери! Забыли животину!

Выудив хомяка, я засунул его в прихваченный на кухне двухлитровый кувшин и отнёс к себе в дом.

Всё должно было быть как-то по-другому. Что-то не клеилось. Не клеился уровень технологий, рассказанное Саидом, случившийся бунт и то, что ожидаешь от первого контакта. Где правда, и кому верить?

Дошёл до Корабля. Створки были приоткрыты, не раздумывая, я шагнул внутрь.

Коридор теперь вёл в другую сторону. В полукруглое помещение, в котором вокруг двух столбов расположилось полтора десятка полупрозрачных капсул. Я уже догадался, что это, но подошёл ближе, скинул тулуп, стряхнул с капсулы капли конденсата, потом с соседей. Внутри были люди. Разного возраста, цвета кожи, в одежде и без неё.

Ребекка неслышно подошла сзади.

— Не тревожь их. Они спят обычным сном и видят сны.

— Какого хрена вы их воруете⁈

— Не воруем, спасаем. Когда я изучала вашу культуру, мне очень запала в душу история про одного мужчину, который в период половодья собирал зайцев, оставшихся на островках. Мы — тот самый спаситель обречённых зайцев, — она повела меня вокруг капсул, словно на экскурсии. — Вот это — бомж из Харькова. Это умиравший в туберкулёзном диспансере в Хабаровском крае. Это трое заключённых турецких тюрем. Это семейная пара из тюрьмы в Северной Корее. Это два представителя северной народности, страдавших — уже в прошлом — от алкоголизма. Трое из Америки — забрали у конкурирующего клана. Вот они-то полные браконьеры, не прочь ставить опыты на людях.

Ребекка положила руку на плечо. Я заметил, что кожа у неё горячее моей. По спине пробежал холодок — но это было скорее приятное ощущение от набежавших эндорфинов, чем от страха.

— Мы спасаем их. И делаем компаньонами в долгих полётах. Нашими друзьями, близкими существами.

— Домашними питомцами? — усмехнулся я, посмотрев на кроличьи уши на её голове.

Она кивнула.

— Если это не обидит тебя, то да — питомцами. Но с питомцем нельзя поговорить и вступить в более тесный контакт. Нельзя поделиться нежностью.

Она прошла мимо меня, проведя по моему плечу грудью.

— Но зачем так много… компаньонов? Вы их что, солите?

— Вообще-то по законам нашей планеты Земля — заповедник. И здесь запрещён отлов. Мы — корсары. Мы работаем без…. удостоверения, без лицензии. У нас бедная компания. Как видишь, не хватает даже на запасы топлива. Мы мало живём, всего тридцать пять ваших лет. Мне девятнадцать, Зои — семнадцать, Хелен — восемнадцать. Нашей четвёртой улетевшей соратнице — двадцать три.

— Получается, не было никакого бунта?

— Честно говоря, мы увлеклись и не рассчитали запасы. Пройдём, я покажу тебе кое-что.

Она взяла меня за руку и прошла в следующее помещение. Двое сестёр Ребекки сидели на мягком полу, вокруг были разбросаны фрукты и подушки — вполне земной формы.

— Садись, — предложила Ребекка и уселась на пол сама. — Мы посмотрели современные видеоролики в вашей компьютерной паутине и познали много новых человеческих развлечений.

Я кивнул, взял с пола мандаринку, очистил и съел. Ребекка тем временем осторожным движением стянула с плеч комбинезон, потом разделась полностью. Соски оказались розового, почти фиолетового цвета. Зои и Хелен тоже разделись. У Зои было три груди, а волосы внизу живота рыжие. Затем пальцы девушек потянулись ко мне, стали водить по волосам, залезать под рубашку.

— У нас очень часто получается так, что вырастает три груди, — пояснила Ребекка, коснувшись моего уха. — Кстати, как мы поняли из видео, многие из вас предпочитают делать это втроём, это правда?

Рассказывать о различии обычных отношений от изображаемых в соответствующих роликах совсем не хотелось. Я обнаружил, что на мне уже нет рубашки и зачем-то потрогал Зои за длинное заячье ухо. Зои восприняла это как приглашение, села рядом и настойчиво принялась заталкивать мне свою среднюю грудь в рот, положив две другие на плечи. Тела были горячие и немного скользкие — но не мерзко, по-инопланетному, скорее по-летнему, или как если бы делать это в бане. Пот оказался приятным на вкус, сладковатым, каким-то знакомым.

— Ещё мы можем выделять сок. Хочешь — апельсиновый, хочешь — морковный. Тебе приятно?

Я кивнул,