Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Главным выступлением вёшенцев стал концерт в Большом театре к 18-й годовщине революции. Казачий хор выступал под огромными портретами Ленина и Сталина. Косясь на вождей, спели «Взвеселитесь, донцы – храбрые казаки», «Пчёлочку златую», «Из-за леса, леса копий и мечей» и любимую шолоховскую – «На заре было да на зореньке, на восходе солнца красного».

Иные чекисты в зале озадаченно тёрли глаза: не примнилось ли?

Нет, не примнилось.

И это было только началом. В декабре 1935-го, снова в Большом театре, праздновали годовщину ОГПУ-НКВД. Один из руководящих деятелей чекистского ведомства, Александр Орлов (настоящее имя Лейба Фельдбин), вспоминал: «Всех поразило присутствие… группы казачьих старшин в вызывающей форме царского образца… Взгляды присутствующих чаще устремлялись в сторону воскрешённых атаманов, чем на сцену».

Далее Орлов-Фельдбин вспоминает, как бывший зампред ОГПУ, член Президиума ЦКК ВКП(б) и ВЦИК Меер Абрамович Трилиссер «прошептал, обращаясь к сидевшим рядом коллегам: “Когда я на них смотрю, во мне вся кровь закипает! Ведь это их работа!” – и наклонил голову, чтобы те могли видеть шрам, оставшийся от удара казацкой шашкой». Такими же глазами смотрела на чекистских руководителей казачья старшина, получившая право надеть свою форму.

Сталин имел специфическое чувство юмора. Он взирал на происходящее удовлетворённо. Во всём этом имелся безусловный политический аспект. Он продолжал давление на реальных троцкистов, а также на тех, кого посчитал возможным отнести к таковым. Готовился нанести по ним удар. И Шолохов с его казаками был составляющей этой страшной игры.

Но писатель об этом не знал. Он просто делал то, что считал самым важным.

* * *

А как Будённый обрадовался всему происходящему!

Бойцов его Конной армии тоже именовали казаками, а сам он родился на хуторе Козюрине Калмыцкого округа Области Войска Донского. Будучи, как и Шолохов, так называемым «иногородним», а не природным казаком, Будённый тем не менее всегда ощущал себя принадлежащим к казачеству. Блистательно владевший оружием, он побеждал на казачьих джигитовках уже в юности. Казачьи песни знал в необычайном количестве и умел их петь.

Впервые услышав Вёшенский хор на выступлении в Большом театре, он сразу же отправился за кулисы лично поблагодарить исполнителей. Тут же узнал казака Никифора Фроловича Благородова, с которым вместе служил в казачьей коннице в Первую мировую в составе 1918-го драгунского Северского полка Кавказской кавалерийской дивизии.

С тех пор Будённый и Вёшенский хор подружились. Встречались, пели, выпивали. Шолохов с Будённым исполняли казачьи песни на два голоса. А случалось, что, разгорячённые, оба пускались в пляс. Будённый подарил вёшенцам новый, в огромную цену, баян. Он сам был отличным баянистом и лихо исполнял народные песни на сталинских застольях. Была записана грампластинка, где Будённый играет на гармонике в паре со знаменитейшим донским баянистом того времени Григорием Зайцевым.

В ту же осень в Москве были сделаны первые записи казачьих песен в исполнении вёшенцев. Вскоре они также были выпущены на грампластинках. А 22 октября 1935 года состоялась премьера оперы «Тихий Дон» в ленинградском Малом оперном театре. Советской опере ставили в вину отсутствие постановок на современном материале, и «Тихий Дон» стал ответом на критику. Но характерно, что иного сюжета, помимо казачьего, подыскать не смогли.

Успех ленинградского показа был безусловный и очевидный – овации и одобрение критики, – но ощущения всё равно оставались смешанными: а что там скажет Москва? А когда Сталин увидит – как он отреагирует?..

В тот же день, 22 октября, «Известия» – словно подводя итоги 18 революционных лет, – назвали пять лучших книг новейшей советской эпохи.

«Поднятая целина» и «Тихий Дон» Шолохова. Две саги о казачестве!

«Пётр Первый» Алексея Николаевича Толстого.

«Цусима» Александра Новикова-Прибоя.

И «Человек меняет кожу» Бруно Ясенского.

Мало того что Шолохов был первым – его ещё и двумя книгами сразу представили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ни Всеволоду Иванову, ни Панфёрову, ни Гладкову, ни Фадееву в списке места не нашлось. Леонид Леонов, сам великий писатель, сетовал: «Чего ты ни напиши – всё равно скажут, что Шолохов лучше».

Сколько сил пресловутые братья-писатели истратили, злословя по поводу Шолохова, сколько сплетен разнесли, сколько едкой критики пропечатали – а результат вышел нулевым. Тридцатилетний казак взобрался на самую вершину славы.

8 января всё те же «Известия» добавили огорчения завистникам в своём обзоре европейской прессы, цитируя, как шведы сразу в двух газетах прописали, что Шолохов – самый достойный кандидат на Нобелевскую премию.

«Тихий Дон» ещё не был завершён, – приводил орган ЦИК и ВЦИК слова шведских журналистов, – но его автор уже слыл «всемирно известным писателем, а роман – советской “Войной и миром”».

Вот его уже и в Толстые произвели!

На следующий день, 9 января, состоялась премьера оперы «Тихий Дон» в Москве, в Большом театре. Шолохов, конечно же, присутствовал. Газета «Правда» день спустя сообщала: «Первый же гастрольный спектакль ленинградских гостей увенчался положительно триумфальным успехом. Даже самые сердитые московские критики яростно аплодировали автору “Тихого Дона”, молодому композитору Дзержинскому и авторам спектакля – дирижёру С. А. Самосуду и постановщику М. А. Шерешковичу».

Автора «Тихого Дона» в перечислении поставили первым, при этом даже не называя по имени – кто же в Стране Советов не знает товарища Шолохова?

Шолохов при этом, сколько его ни вызывали, на сцену Большого так и не вышел. Дзержинский напишет в мемуарах, что так Шолохов хотел показать, что овации по праву принадлежат другим людям. На самом деле ему просто не понравилось.

Сталина на премьере не было.

Без него любой триумфальный успех не был достаточно триумфален.

Шолохов на следующие спектакли не пошёл и уехал к семье.

Сталин явился на последний гастрольный спектакль 17 января. С ним – Молотов, Бубнов и секретарь ЦИК СССР Иван Акулов. После третьего акта Иван Дзержинский, главный дирижёр Большого театра, только-только вступивший в новую должность Самуил Абрамович Самосуд и режиссёр Макс Абрамович Шерешкович были приглашены в ложу к вождю. Тот сделал несколько замечаний по оформлению спектакля, но «идейно-политическую направленность» и в целом творческую работу – оценил высоко.

Вот теперь триумф состоялся окончательно.

– Над чем вы сейчас работаете? – спросил Сталин Дзержинского.

– Над оперой «Поднятая целина». – неожиданно для самого себя ответил композитор.

До той минуты к работе над «Поднятой целиной» он даже не приступал и с Шолоховым ничего подобного не обсуждал.

Вождь одобрил задумку.

Опера заканчивалась тем, что Григорий, придя в отпуск в Ягодное и узнав про измену Аксиньи, убивает молодого барина Листницкого и с отрядом революционных казаков идёт на Новочеркасск. При этом казаки поют отличную походную песню «От моря и до моря» – позже её будет исполнять Поль Робсон.

О том, что Сталин похвалил постановку, напишут в «Правде».

Так донские казаки в который уже раз за минувшие месяцы взяли сцену Большого театра.

* * *

Все эти премьеры, багровые шрамы чекистов, хороводы советской прессы вокруг Шолохова, откровенное продвижение казачьей тематики – должны были чем-то закончиться, но – чем?

Три недели спустя, 8 февраля 1936 года газета «Правда» опубликовала редакционную статью «Советские казаки». Прочитав её, Шолохов пустился в пляс вокруг стола, схватил казачонка Мишку, расцеловал, перепугал и матушку, и Марусю, и деда Громославского и снова уселся читать – на этот раз вслух.

«Правда» писала: «Основная и подавляющая масса казачества сжилась и сроднилась с колхозным строем, сжилась и сроднилась с советской властью, покончив с проклятым прошлым, когда казачьи районы, особенно Дон и Кубань, были оплотом контрреволюции и гнездом антисоветского саботажа. Казачество стало советским не только по государственной принадлежности, но и по духу, по устремлениям, по преданности советской власти и колхозному строительству».