Паутина и скала - Томас Вулф

С этими словами он брал оскорбительные гонорарные доку shy;менты, разрывал их вдоль, затем поперек, складывал и старатель shy;но рвал на множество клочков. Потом, спокойно глядя на собе shy;седника, говорил:

– Ну – удовлетворен? Теперь веришь, что ничего нам не дол shy;жен? Убедился?

Чтобы не мучить читателя дальнейшими подробностями, на shy;до признать, что даже среди авторов Черна и Белла находились такие обладатели чувствительных душ, которые не поддавались даже самым благожелательным убеждениям.

Подобные люди, увы, встречаются на каждом шагу, и хотя в это трудно поверить, известны даже филантропам, возглавляю shy;щим значительные благотворительные учреждения, именуемые издательствами. Может показаться невероятным, мои друзья, что такие змеи, недостойные имени человека, могут водиться в траве даже самых старых и достойных издательств, они вечно го shy;товы сомневаться в благотворительности целей, преданности принципам, праведности благоговения перед чистой литерату shy;рой, которые, как известно любому непредубежденному челове shy;ку, являются теми мотивами, какими руководствуется каждый издатель, достойный так называться – готовы даже усомниться, что издатели занимаются своим делом из духа чистой филантро shy;пии, который мистер Черн описывал с таким чувством, заподо shy;зрить, что издатели наживаются за счет автора, заключая граби shy;тельские договоры и вставляя в них коварные пункты – словом, питать подозрение, недоверие, негодование к этим святым бла shy;годетелям печати, без чьей помощи писатель ничто. Никакой отзыв об этих негодяях не будет чрезмерно суровым. Они подоб shy;ны птице, которая гадит в своем гнезде, собаке, кусающей руку, которая ее кормит. Но они существуют – даже в издательствах со столь благородными и возвышенными идеалами, как замеча shy;тельное издательство Черна и Белла.

Когда господа Черн и Белл обнаруживали у себя подобную змею, им оставалось только одно – они ее выбрасывали. Мягко, спокойно, огорченно; но навсегда. По их словам, этот человек «расходился с ними во взглядах». Поэтому они бывали вынужде shy;ны «отпустить его» «попытать удачи в другом издательстве», «до shy;биваться успеха в другом месте» – но «отпускали».

Этот человек уходил и зачастую, должны мы сказать, с сожалением, уходил во гневе, браня злобными словами своих быв shy;ших филантропов-попечителей. Уходил, нередко сурово о них отзывался – увы! и писал им – как свидетельствуют нижесле shy;дующие прискорбные строки, написанные одним из этих рас shy;серженных людей, приводятся они здесь единственно с целью показать, насколько черная неблагодарность больнее змеиного укуса:

Писать поэмы – дураков удел,

Раз книги издавать берутся Черн и Белл;

Поэмы кровью сердца созданы,

А Черн и Белл – созданья Сатаны!

Как только вижу этих я двоих,

То радуюсь, что в мире мало их.

И если Черн предстанет предо мной,

Клянусь, хочу, чтоб это был другой!

А Белл придет, как я того хотел,

То думаю: уж лучше Черн, чем Белл!

33. ОЖИДАНИЕ СЛАВЫ

Приведенные выше сведения о знаменитой фирме Черна и Белла, были, разумеется, неизвестны Джорджу, хотя, вне всякого сомнения, до него доходили слухи о них. Но, пожалуй, в то вре shy;мя это неведение было счастливым, потому что обычные страда shy;ния ожидающего автора достаточно тяжелы, и если к мукам со shy;мнения и ожидания добавить знание о нормах и требованиях Черна и Белла, его мучения в этот тяжелый период достигли бы высшей степени.

Прошло пять недель, прежде чем он получил от них извес shy;тие, а тем временем…

Но как описать этот период взволнованного ожидания? Во shy;образите себе мать, родившую первенца, родовые муки уже поза shy;ди, но она с мучительным беспокойством ждет заключения вра shy;ча. Здоров ли ребенок, нормальный ли у него вес? Хорошо ли сложен? Нет ли каких-то уродств, пороков? Заячьей губы или трещины неба? Косоглазия или косолапия? Рахита? Нет ли пере shy;понки, бородавки, сыпи, прыщей, родинки? Или ребенок явил shy;ся в мир хорошо сложенным, здоровым, бодро бьющим ножка shy;ми? Придет ли вскоре врач со словами: «Рад сообщить, что у вас родился крупный, здоровый сынишка!»?

Да, родовые муки позади,но муки томительного ожидания только начинаются. Автор подвергается пытке! Видит повсюду приметы и символы; становится до безумия суеверным: не встает по утрам с левой ноги из боязни, что это принесет ему несчастье; входит в одну дверь, а выходит в другую; меняет марку сигарет, потом возвращается к прежней; не может ничего решить – перейти улицу или нет, купить газету в этом киоске или в другом; пытается угадать количество шагов из конца в конец своей комнаты и укорачивает шаг, чтобы попасть в точку – словом, пре shy;вращается в копилку магических чисел и обрядов, пред shy;знаменований, примет, суеверных заклинаний, гипно shy;тических внушений молитвенно обращенных к господам Черну и Беллу и собственной рукописи, судьба которой висит в настоящее время на волоске и может быть спасена – или загублена – любой мелочью! Автор надеется, молится, страдает, страшится и задерживает дыхание, считая шаги, чтобы если даже не повлиять на ход судьбы, то хотя бы не нарушить его.

Итак, молодой автор дожидается и проходит – нет! не через Ад; хуже – через чистилище. В Аду, по крайней мере, все определенно и ясно: тебя вечно жжет огонь, холодит лед, бичуют черти, мучают голод, жажда, и неосуществимое желание. Но в чистилище ты оказываешься между небом и землей: у тебя нет никакой определенности, хотя бы адской! – тебя бросает из стороны в сторону по морю сомнений; ты не знаешь, где находишься; и где концы и начала чего бы то ни было!

Скоро весна. Наш автор поглядывает в окно и ждет, надеется получить какое-то предзнаменование до ее прихода. Уже скоро деревья зазеленеют бередящей душу листвой – о, Господь милостив! Черн и Белл тоже.

Наступает ночь с морозным, усеянным звездами февраль shy;ским небом или с бушующим в темноте ветром только что наступившего марта – наш герой видит в небе ракеты новорожденной славы, сияющие созвездия первого торжества. Приходит утро, фантастические ночные видения исчезают – на смену им прихо shy;дит серое уныние. И вот солнечный полдень, сапфировое небо, все на свете сверкает – может ли хоть на миг возникнуть сомне shy;ние в бессмертном «Да!» этой сияющей радости! А затем вдруг наплывает тень, и сияния как не бывало; улица темная, свет тус shy;клый – и Черн с Беллом сказали свое последнее слово, несокру shy;шимое Отчаяние покончило с Сомнением!

Но тень проплывает! Свет возвращается, и старый красный кирпич дома напротив снова блещет жизнью и мартом, вновь по shy;являются сияние дня и сапфировые небеса. – Нет, нет! Они не сказали последнего слова, их последнее слово не суровый Отказ, еще не известно, каким оно будет, – мистер Черн просто нахму shy;рился в задумчивости; у мистера Белла на миг возникло сомне shy;ние – но теперь их головы вновь увлеченно склонились, они пе shy;реворачивают захватанные листы громадной рукописи с лихора shy;дочным интересом – читают с самозабвенным восторгом, – Черн хрипло дышит и говорит: «Господи, Джим! Какой замеча shy;тельный писатель этот парень! Вот послушай-ка этот отрывок!» – А затем Белл внезапно разражается хохотом: «Господи Боже! Какой непристойный, сочный юмор! После Рабле ничего подоб shy;ного не бывало!».

Черн, неторопливо, убежденно: Книга, которой дожидалась Америка!

Белл: Писатель, необходимый этой стране!

Черн: Мы должны издать эту книгу! Я ее издам, даже если на shy;бор придется делать собственноручно!

Белл: В этом я тебе помогу! Да, мы должны ее выпустить!

Черн, ликующе: И самое замечательное, что этот парень толь shy;ко начинает!

Белл, восторженно: Он даже толком не начал! Его хватит еще на сотню таких книг!

Черн: Сокровище!

Белл: Золотое дно!

Черн: Замечательный автор!

Белл: Лучшего в фирме не бывало!

Черн: Это все равно, что наткнуться на золотую жилу!

Белл: Что собирать деньги с тротуара!

Черн: Роса небесная!

Белл: Хлеб, отпущенный по водам!

Оба: Это манна!.. Божья милость!.. Грандиозно!

А тем временем свет то появляется, то исчезает, тень проно shy;сится, возвращается сапфировое небо, сияние – и все надежда, радость, ужас, сомнения и поражение, все беспросветное, тупое отчаяние – все слава и радость – о, расцвет жизни, весна души, безрассудная, глупая, грешная, гордая, наивная, могуществен shy;ная, прекрасная и заблуждающаяся юность!

И покуда свет появляется и исчезает, покуда кошка, подраги shy;вая, крадется по забору в заднем дворе, Джордж ежедневно слы shy;шит в полдень шаги Эстер по лестнице: