Год на Севере - Сергей Васильевич Максимов

крупная из беломорских родов этой рыбы и составляет один из лучших сортов ее. На семь пудов весу поньгамской сельди идет только тысяча штук; в осень вылавливается ее до 6000 пудов. Отсюда возят сельдей мерзлыми на Шунгскую ярмарку (6 декабря) и редко на Благовещенскую (25 марта) по той причине, что оттепели часто захватывают возы на дороге, а иногда и на рынке. Коптить их не умеют, солить начали в последнее время, но неудачно, и на архангельском рынке как поньгамские, так и гридинские сельди считаются одними из худших сортов. В губах островов Соловецкого монастыря попадается галядья и вылавливается в таком огромном количестве, что по летам дает монастырю возможность кормить ухой и жареными рыбами людное население обители и огромное количество посещающих ее богомольцев. Для этой цели каждое утро выметываются невода. Монастырь в то же время сельдей этих засаливает до 5000 пудов, которые и сбывает в Архангельске; другая часть засола остается на монастырское потребление. Так как засол этот совершается с большей опрятностью и вниманием, то соловецкие сельди почитаются самыми лучшими из всех беломорских (особенно выловленные в Троицком заливе Анзерского острова). Правда, что рыба эта при изобилии корма[45] у берегов островов Соловецких делается жирной и даже светлеет телом. В таком случае сороцкие должны быть предпочитаемы им, хотя в то же время засол их отвратительно дурен. Каждая тысяча этих сельдей весит только два пуда, потому сороцкая сельдь — самая мелкая, но зато и самая вкусная: уха из нее легко может спорить с прославленной стерляжьей. Не отличаясь особенною белизной тела, рыба здешняя имеет сладкое и твердое мясо, способное по приметам знатоков дела держать в себе засол долгое время и, стало быть, не скоро портиться. По несчастью, и отсюда также идет рыба более в мороженом и талом состоянии и сравнительно в ничтожном числе осоленною. Коптить ее здесь также не умеют, и здешняя сельдь (как и всего Беломорья) коптится не на местах добычи, а в других городах, и нередко других губерний (как, например, Вологодская).

Преимущественный сбыт сороцких сельдей — как уже и сказано — производится в мороженом их виде, и притом не на вес или на счет, а возами (двухмесячный улов, как говорят, доходит от 30 до 40 тысяч возов; в каждом возе полагают до 15 000 штук рыбы). С возами этими приезжают сюда в осеннее время торгаши из губерний Олонецкой и Вологодской, а нередко и ближайшие карелы. Часть сбывается на Шунгской ярмарке и все количество сороцкой сельди идет большей половиной в Петербург. Сами сорочане в торговле сельдями участвуют редко. Коптят сороцких сельдей обыкновенно жители села Кубенского Вологодской губернии.

Вот в каком небрежении находится этот род промысла, и вот как рассказывался мне один случай, самовидцем события, сорочанином же:

— К нашему мужику карел на возу за сельдями приехал. Спросил: есть ли? Есть-де карбас полон, с верхом. Стали спорить, торговаться. Поладили. Купил карел весь карбас за один рубль медью.

— Бери же, смотри, все! — приговорил хозяин.

— Ладно, все возьму: тебе не оставлю небось!..

— Стал карел складывать рыбу бережненько, хозяин стоит — дожидается; нет, нет да и припугнет кореляка, чтобы поскорее дело делал, не медлил: некогда-де. Навалил кореляк рыбы полон воз, так что уж и класть стало некуда. А в карбасе лежит еще много.

Стоит хозяин, сторожит, покрикивает:

— Всю бери, мне не надо!

— Да, вишь, мне некуда: тебе дарю!

— С подареньем-то твоим тебе же и подавиться. Куда мне твоя рыба? Бери знай. Мне с ней куда деваться некуда. Экой дряни у нас много. Ты бы еще песку, вон, морского подарил мне.

Стал карел опять куда ни попало прятать и попрятал кое-что, да мало.

— Нет, — говорит, — не могу: лучше-де, слышь, тебе оставлю!

Взялся наш хозяин за строгость да за палку.

— Ты, — говорит, — купил всю — всю и бери, хоть подавись!

Пригрозил эдак, поругался, сам стал пихать, да уминает боками и смеется: стало, на смех кореляку делал! Поладили так-то. Всей рыбы не убралось; однако, отпустил кореляка и домой пришел, и спать на ночь лег. На первом забытье слышит стучит кто-то в оконцо, зазывается.

Высунул бороду в оконце, смотрит — кореляк стоит.

— Что, брат, корелушко?

— Лошадка не смогла, пала. Емандую (не знаю), отчего пала.

— Тяжело стало — воз нагрузил, много рыбы купил. Не алчил бы больно-то! Ну да ладно, посбросай с воза-то побольше — бери мою лошаденку. Пошутил ведь с тобой. Будет время, приведешь лошадку...

С тем и расстались. А кореляк не привел лошадку, да и в деревню нашу с той поры и глаз не кажет, мошенник.

В Сороцкую губу из веков уже является один род сельдей — галадья, и при этом замечают, что ее нет уже ни в Троицкой губе Соловецкого монастыря, ни в Гридине; точно так же, как анзерские и гридинские никогда не мешаются с породами Кандалакшскими и покровской. Всякая сельдь, по выходе из океана, отыскивает и всегда находит свое место, если только не признавать возможности и необходимости превращения породы от более или менее дальнего путешествия и свойства пищи. Сельдяные руны приходят к Сороке в более значительном числе обыкновенно в осенние месяцы, начиная с сентября и оканчивая серединой ноября, или лучше тем временем, когда губа покрывается льдом. Следует заметить, что первый лов сельди вообще в Белом море (подледный) — егорьевский (около 23 апреля) — дает рыбу с поспелой икрой и молоками, но мелкую. За этой следует залежная сельдь около половины мая, и главным образом в Кандалакшской губе (это также егорьевская сельдь, лишь по вымете икры). В начале июня идет ивановская — крупная (от 80 до 120 шт. на пуд) с икрой и молоками (к Иванову дню 24 июня). Самая жирная осенняя сельдь лишь около Успеньева дня появляется в водах Белого моря. Лов в Сороке — истинный праздник: старый и малый в это время на воде (особенно в первые недели); кипит там изумительная деятельность: простые саки и сачки пускают в дело, невода едва не рвутся от множества рыбы. Крик и шум, смех и брань делают из этого зрелища, как говорят, решительную ярмарку с тем же гулом, с той же неуловимой бестолковщиной, затеянной, по-видимому, без особенной видимой цели, но как будто в то же время и для какого-то важного, великого дела. Из базарного крика зачастую раздается веселый и