Стихи и эссе - Уистан Оден

Почему люди толстеют? Мы займемся этим вопросом позже. Теперь же остановимся на другой интересной особенности пьесы: взаимоотношениях между честностью и притворством. Большинство нечестных людей или не подозревают, что играют, или начинают верить в собственную ложь. Честность перед самим собой предполагает, что вы знаете, что вы — актер, и потому не воспринимаете себя слишком серьезно. Можно быть нечестным с другими, оставаясь честным перед самим собой. Хотспер способен на искренность с другими, но лукавит наедине с собой. Фальстаф, напротив, притворяется лгуном. Генрих V нечестен во всем — в нем остались только державная воля и безграничное себялюбие.

Притворство — один из лейтмотивов пьесы. Вот принц притворяется, что"…побратался с целой сворой трактирных слуг" (ч. 1, II. 4), вот принц и Пойнс разыгрывают из себя разбойников, а Фальстаф симулирует ранение у Гедсхила. Фальстаф и принц играют в отца и сына, то и дело меняясь ролями, и тут, когда ребенок ведет себя как отец, угадывается сюжет "Короля Лира". Пойнс притворяется завсегдатаем таверны, чтобы постоянно подзывать Франсиса. Верной и Вустер пытаются выглядеть щедрыми, как Генрих IV. Блент принимает "короля обличье" (ч. 1, 1.4). Фальстаф прикидывается глухим перед верховным судьей, пытается выдать за пистолет бутылку хереса, а дешевое кольцо — за сокровище; он притворяется мертвым, а позже заявляет, что это он поразил насмерть Хотспера. Пистоль, гневающийся напоказ, Шеллоу — мнимый весельчак,

Сайленс — все они не те, за кого себя выдают. Принц Джон разыгрывает прямодушие перед мятежниками. Принц Генри примеряет отцовскую корону. Одни разновидности притворства драматичны, другие — банальны. Некоторые персонажи, например Кольвиль, не притворяются вовсе. Флюэллен и Гауэр создают собственный театр. Но, разумеется, главные притворщики — принц и Фальстаф.

В "Ричарде II" Генри Болингброк — молодой, самоуверенный, полный надежд и по-своему наивный персонаж. Позже он скажет, что взошел на трон, повинуясь порыву:

Хоть, видит Бог, об этом я не думал,

И, если бы не нужды государства.

Не сочетался б я вовек с величьем.

Часть 2, акт III, сцена 1.

В первой и второй частях "Генриха IV" король заметно постарел. Груз лет и опыт политической жизни превратили его в меланхолика и сообщили некоторую rusete[447] Но ему невдомек, что принц Генри хитрее и опытней его в политике. Генрих желал бы, чтобы сыном ему был Хотспер, благородный и представительный, однако Хотспер лишен политического чутья. Как отец, Генрих не видит политического гения принца и, в отличие от того же принца Генри, не понимает, какой будет политика будущего, не чувствует нового в политике.

Впрочем, tel рёге tel fils[448],— они повторяют друг друга в своих расчетах. Еще в начале пьесы принц открывает нам, что за его дружбой с Фальстафом стоит и умысел:

Я знаю всех вас, но до срока стану

Потворствовать беспутному разгулу;

И в этом буду подражать я солнцу,

Которое зловещим, мрачным тучам

Свою красу дает скрывать от мира,

Чтоб встретили его с восторгом новым,

Когда захочет в славе воссиять,

Прорвав завесу безобразных туч,

Старавшихся затмить его напрасно.

Когда б весь год веселый праздник длился,

Скучней работы стали б развлеченья;

Но редки празднества — и в радость всем.

Лишь необычное бывает мило.

Так я, распутные повадки бросив

И уплатив нежданно старый долг,

Все обману дурные ожиданья,

Являя людям светлый образ свой;

И, как в породе темной яркий камень,

Мой новый лик, блеснув над тьмой греховной,

Величьем больше взоров привлечет,

Чем не усиленная фольгой доблесть.

Себе во благо обращу я злое

И, всем на диво, искуплю былое.

Часть 1, акт I, сцена 2.

Сравните с советом, который позже даст принцу король Генрих, распекая его за то, что тот связался с Фальстафом:

Когда б я всех присутствием своим

Дарил так щедро, так всем примелькался,

Так истрепал свой образ средь гуляк,—

Общественное мненье, что открыло

Мне путь к престолу, сохраняло б верность

Монарху прежнему, забыв меня

В изгнании моем как человека,

Лишенного достоинств и заслуг.

Но редко я показывался людям,

И, как комете яркой, мне дивились.

Отцы шептали детям: "Это он",

Другие ж: "Где? Который Болингброк?"

Похитил я приветливость у неба,

Облекся я смирением таким,

Что стали все сердца ко мне стремиться.

Меня встречали дружным криком даже

В присутствии законного монарха.

Часть 1, акт III, сцена 2.

Держись особняком и возбуждай в толпе страсти — Ричард слишком много скакал по королевству. И Генриху и принцу присуща политическая мудрость. Поведение Болингброка продиктовано необходимостью противопоставить себя Ричарду, поступки принца — противопоставить себя отцу. В политике нужно уметь удивлять. Перед смертью Генрих IV дает сыну последний совет, вполне в духе Макиавелли:

Веди войну в чужих краях, мой Генри,

Чтоб головы горячие занять;

Тем самым память о былом изгладишь.

Часть 2, акт IV, сцена 5.

Генрих IV задумывал крестовый поход в Святую землю, и это, конечно, более идеалистично, чем вторжение Генриха V во Францию на весьма призрачных основаниях.

И отец, и сын говорят о тяжком бремени короны: Генрих IV в монологе о сне, оканчивающемся словами: "Не знает сна лишь государь один" (ч. 2, ill. i), а Генрих V — в собственном монологе о сне, одном из немногих пассажей в "Генрихе V" который можно было бы назвать законченным стихотворением:

Известно мне,

Что ни елей, ни скипетр, ни держава,

Ни меч, ни жезл, ни царственный венец,

Ни вышитая жемчугом порфира,

Ни титул короля высокопарный,

Ни трон его, ни роскоши прибой,

Что бьется о высокий берег жизни,

Ни эта ослепительная пышность —

Ничто не обеспечит государю

Здоровый сон, доступный бедняку.

С желудком полным, с головой порожней,

Съев горький хлеб нужды, он отдыхает,

Не ведает ночей бессонных, адских:

Поденщиком с зари и до зари

В сиянье Феба трудится, а ночью

Он спит в Элизии. С рассветом встав,

Подводит он коней Гипериону,

И так живет он день за днем весь год,

В трудах полезных двигаясь к могиле —

Когда б не пышность, этакий бедняк,

Работой дни заполнив, ночи — сном,

Во всем счастливей был бы короля.

"Генрих v" акт IV, сцена 1.

Это очень скверные стихи — такими они и должны быть. Генрих IV сознает порочность власти, ибо ему пришлось бороться за власть; Генрих V не столь сведущ в этом, так как ему всегда сопутствовала удача; ну а Генриху VI приходится расплатиться сполна. Нортемберленд болен, стар и, в довершение ко всему, не уверен в себе так же, как и Генрих IV: эти двое дряхлеют, их политический день угасает, и они становятся чуточку похожи на Фальстафа, которого всегда отличал цинизм в вопросах политики.

Хотспер, подобно Фальстафу, блестящий оратор — в особенности когда он встречает сопротивление. Точь-в-точь Томас Карлейль, превозносивший достоинства тишины на протяжении двадцати томов. Хотспер — юноша с огромным запасом энергии, не находящий ей выхода и страдающий от невозможности обрести смысл жизни. Поэтому он стремится создать обстоятельства, которые позволили бы ему действовать. Фальстаф покоряется настоящему, принц использует настоящее. Хотспер где-то посередине между ними и потому терпит поражение. Он пытается раздуть пламя. По словам Вустера, Хотспер "целым миром образов захвачен, / Но лишь не тем, что требует вниманья" (ч. 1, I. 3). С помощью слов Фальстаф избавляется от меланхолии, Хотспер же только подзуживает себя. Пистоль, подражая Хот- сперу, изображает бурную деятельность, но, в отличие от последнего, у Пистоля нет никаких оснований разыгрывать негодование. Пистоль просто грязный пьяница — таких можно встретить на вечеринках. Цветистый слог Хотспера строится на будничной речи. У Пистоля изощренный, поэтичный язык — пародия на высокопарный слог Марло.

Принц Генри. Да, это макиавеллиевский персонаж, он прекрасно владеет собой и ситуацией — но вспомним, что говорит ему Фальстаф: "Ты самый настоящий безумец, хотя с виду кажешься разумным" (ч. 1, II. 4). И Фальстаф совершенно прав. У принца нет своего "я". Обращаясь к Пойнсу, он презирает себя за желание выпить пива: "Может быть, тебе покажется низменным и мое желание выпить легкого пива?" (ч. 2, II. 2). Он удачлив во всем, поскольку может вникнуть в любое положение, он умеет держать себя в руках, он привлекателен физически и завораживающе умен. Но холоден как рыба. Генри, подразумевая болезнь своего отца, спрашивает Пойнса: "Что бы ты подумал обо мне, если бы я вдруг заплакал?" на что Пойнс отвечает: "Я подумал бы, что ты царственный лицемер" (ч. 2, II. 2). Принц говорит: