i 77d6616899b694e2 - Unknown

земля уходит из-под ног. Диана утром дала мне газету, чтобы я попрактиковалась в кандзи,

но я убрала ее, боясь увидеть статью о смерти якудза. Не слышать об этом было

невозможно, ведь в Шизуоке долгое время ничего подобного не случалось.

Одноклассники строили на переменах теории значения чернильной змеи. Были ли это

противники якудза или сражения между якудза?

Джун мог раскрыть себя или свои мотивы. О какой революции может идти речь,

если никто не понимает, что происходит?

Аяко придвинулась ко мне и поставила чаван чая матча на татами передо мной. Я

поклонилась, глядя в пол.

- О тэмаэ чоудай иташимасу.

Я сказала эти слова и поставила на ладонь чашку, восхищаясь вишневыми

лепестками, нарисованными на ней.

Я вспомнила Томо в парке Сунпу, как лепестки падали, окружая его.

Чай всегда был крепче, чем казался на вид. Его вкус всякий раз удивлял меня.

- Ну? – прошептала мне Юки. Я оглянулась на нее с тревогой, во время получения

чая разговаривать не следовало, но она сидела так ровно, словно ничего и не говорила.

Аяко приступила к обслуживанию следующей девушки, учительница, похоже, нас не

замечала.

- Что? – прошептала я, делая осторожный глоток чая.

- Вы с Томохиро уже этим занимались?

Я подавилась чаем, закашлялась и стукнула чашкой по полу. Аяко взглянула на меня

испуганно, а учительница недовольно покачала головой. Юки достала свое полотенце и

протянула мне. Я вытерла чай, пролившийся на подбородок.

- Видимо, нет, - сказала Юки. – Что же вам мешает?

Я чувствовала, как жар разливается по лицу. Я думала, что спасение мира пока что

важнее. С приоритетами, ты, наконец, разобралась, Грин. Лучше поздно, чем никогда.

- Я просто… еще не готова.

Юки нахмурилась и взяла куромоджи, маленькую бамбуковую палочку, которой она

отрезала кусочек бобового пирожного, что стояло перед ней.

- Ты слишком много об этом думаешь. Ты уже не в Америке, Кэти. Здесь это не

такая большая проблема. Просто сделай.

Жар пополз к шее. Да, я была в Японии, но все еще оставалась собой.

- Он ведь тебе нравится?

Я посмотрела на нее так, словно она была с другой планеты.

- Да.

- Так сделай это.

- Ты так говоришь, будто это пустяк, - сказала я. И подняла к губам чашку, чтобы

скрыться от нее. Другие девушки ее слышали. Пусть мы и шептались, они явно ее

слышали.

- Да, но вы – милая парочка, - сказала она. – Тан-кун сказал, что Томохиро –

хороший. Так что мешает?

- Не знаю, - сказала я, отрезая куромоджи кусочек пирожного. Не сама мысль об

этом меня пугала, а то, как легко об этом говорила Юки, словно это было пустяком. Мне

же казалось, что такие мысли должны оставаться в тени разговоров с Томо, а не среди

других учеников на чайной церемонии в школе.

Конечно, я думала об этом, но не вполне доверяла себе. Сердце и разум не пришли к

общему мнению. Чего именно я хотела? Не пожалею ли я? Пожалею ли, не сделав это?

Чего я жду и почему? Было так сложно понять, где правда, когда все вокруг заливали

чернила, когда их волны уже набегали на берег в кошмарах.

- Первый раз самый сложный, - сказала она. – А потом все просто. И я уверена, что

Томохиро уже так делал. И не раз.

- Боже. Ты вообще слышишь, что говоришь?

- Что? – спросила Юки. Учительница смотрела на нас, а мы какое-то время смотрели

перед собой, выпрямившись и не говоря. А потом Юки шепотом добавила. – Он все же на

третьем году.

- Юки! – чего я точно не хотела, так это представлять Томо с другой девушкой.

Смущало думать и о нас с ним. Он уже это делал? Делал это с Мию? Отлично, и если мы

дойдем до этого, он будет опытным, а я буду чувствовать себя униженной. Но если я не

могла думать об этом, не подавившись чаем, значит, я не была готова? В Нью-Йорке все

было проще, там, если и были свидания, они не были серьезными, во мне ничего не

вспыхивало. Но Томо заставлял все внутри пылать, прикосновения сметали все мысли,

озаряли тьму звездами.

Нет, я знала, как сложно остановиться с Томо, как сложно было думать, когда он был

самим теплом, мягкостью и звуком. А тот звук, что урчал в его горле, когда мы

целовались? Его волосы щекотали мою шею. С ним все казалось правильным. Может,

Юки была права. Может, я зря нервничаю.

Юки склонилась ко мне, задев плечом.

- Ты ведь сейчас представляешь это?

- Хватит, - я с тихим смехом толкнула ее плечом. Она поджала губы, Аяко снова

возникла перед нами. Она с подозрением смотрела на нас, а мы дрожали, сдерживая смех.

Чашка покачивалась в моей ладони, когда Аяко забрала ее у меня, а потом у Юки. Она

отвернулась, и мы рассмеялись.

Под недовольным взором учительницы мы с Юки помогали собирать кусочки

бумаги ваши, на которой отпечатались силуэты пирожных в виде цветка.

- Думаешь, Тан-кун уже это делал? – спросила Юки.

- Фу, - выдавила я. Она вскинула брови. – Я не хочу его оскорблять, - пояснила я,

опуская стопку листков в урну. – Я не хочу так думать о друге.

- Ладно, - сказала Юки. – Я не против, если он еще не делал этого.

Я взглянула на нее, щеки ее порозовели, но едва заметно. И я поражалась тому, как

она говорит об этом, почти не смущаясь, в отличие от меня.

- Юки, вы с Танакой собираетесь…?

- Не в этой жизни, - вздохнула она. – Ему нужно хотя бы пригласить меня на

свидание.

По коридору мы шли вместе. Они с Тан-куном всегда были едины, хотя, если

подумать, я никогда не просила ее объяснить, что это значит. Лучшие друзья? Пара?

Неразделенная любовь? Нет, невозможно. Юки была потрясающей, Танака все время был

с ней. Он должен был чувствовать то же самое, так почему не делал первый шаг?

- Любовь бывает слишком запутанной, - сказала Юки.

Это точно.

Юки открыла дверь гэнкана и перепрыгнула все три ступеньки одним махом.

- Нэ, ты уже заполнила анкету про планы на будущее?

Я прошла за ней к полочкам, и хотя нужные оказались по разные стороны ряда, мы

могли общаться и дальше, пока переобувались.

- Нет еще, - сказала я, держась рукой за стену, чтобы не упасть, пока снимала

школьную обувь. – Даже не знаю, с чего начать, - эту анкету заполняли все ученики

первого года в Сунтабе. С ее помощью проверялось, есть ли у тебя конечная цель, и куда

ты собираешься после школы. Много времени займет подготовка к вступительным

экзаменам, потому план нужно было строить как можно раньше.

- Ты не знаешь, чем хочешь заняться? – удивилась Юки.

У меня было столько проблем в жизни сейчас, что о будущем я не успевала думать.

- Я всегда подумывала о журналистике. И мама была журналисткой.

- О, так ты могла бы стать первой блондинкой-ведущей новостей на NHK! –

засмеялась Юки. – Или играть единственную блондинку во всех сериалах.

- Зачем им блондинки? – я постучала носками туфель по полу, поправляя их на ногах.

- Тогда сцены в аэропортах. Или про путешествие главных героев в другие страны. Я

видела сериал, где должны были показать Францию, но это явно был Токио.

Я покачала головой.

- Не думаю, что хочу написать «актриса-блондинка» в анкете.

Юки снова улыбнулась. Она всегда казалась жизнерадостной и полной энергии. Я

улыбнулась в ответ. Не помню, чтобы в Америке у меня была такая лучшая подруга. У

меня было несколько друзей в школе, но они отдалились от меня, когда я была в

депрессии после смерти мамы. Конечно, я их не винила, у них были свои проблемы, а я не

могла выбраться из этого отчаяния. А у Юки была прекрасная черта, что мне нравилась, -

она принимала меня такой, какая я есть. И она нормально воспринимала меня и мои

чувства.

- А я написала, что хочу стать дизайнером, - сказала Юки. – Я очень хочу свой

магазин, а по ночам, когда он будет закрываться, я буду работать над новыми дизайнами.

- Мода? – удивилась я. Юки уже упоминала это, но я не думала, что она всерьез. – И

такие университеты есть?

- Конечно, есть. В Осаке есть даже университет с факультетом тканей.

Осака. Я не ожидала, что так отреагирую на это название. Через два года моя жизнь

невероятно изменится. Все разойдутся по своим путям, и мне придется все начинать

заново. А Томо? Куда поступит он уже в следующем году? Сдаст экзамены, а потом

отправится в Осаку или даже в Токио? Куда бы он ни отправился, я останусь здесь, без

него.

«Не заглядывай так далеко вперед», - напомнила я себе. Сейчас было важно, чтобы

он не пострадал. А когда Тсукиѐми будет погружен в вечный сон, я буду тревожиться о