Минни (СИ) - Соловьева Екатерина

Собрав в кулак остатки самообладания, он прошептал:

— Теперь ты моя, малышка… mea est anima tua aternum*…

Минни почувствовала, как тёплая магия приятно обволакивает тело, позволяя расслабиться. Люциус рвано выдохнул и завладел её губами.

Дав ей возможность привыкнуть к незнакомым ощущениям, он принялся размеренно двигаться в ней. Она была такая горячая внутри, такая восхитительно тугая, что каждое движение отзывалось невероятным наслаждением, и мужчина не удержался от стона. Люциус взял её руку, нежно покусывая подушечки пальчиков. С каждым толчком колокольчики между грудей жалобно звякали, будто прощаясь с прежней хозяйкой.

Минни раскраснелась, прикрыла глаза и непроизвольно обняла Люциуса. С губ срывались тихие стоны, девушка перестала себя контролировать. Боль ещё чуть-чуть осталась, но новые удивительные ощущения перекрывали её. Сладость растекалась от места, где они с Люциусом соединялись, их тела словно пробовали друг друга и наслаждались чудесным вкусом.

— Посмотри на меня, малышка!

Она распахнула глаза и встретилась с его взглядом, полным дикой страсти. Минни закусила губу, обняла Люциуса и запустила пальцы в спутанные белые волосы. Её прикосновения побудили его ускориться, а когда девушка стала подаваться ему навстречу, мужчина почувствовал, что мир взрывается, распадаясь на сотни фрагментов, и со стоном излился.

Он вызвал Чайну, и та наколдовала небольшую ванну. Потом они с Минни сидели вдвоём в тёплой воде и молчали, поглядывая на трескучее пламя в камине. Люциус рассеянно гладил скулу девушки и потягивал вино, охлаждённое заклинанием. Он не мог припомнить, когда ему было так же хорошо, как сейчас. Чувствуя, как коленки Минни упираются ему в грудь, он поймал себя на шальной мысли, что и в этой позе тоже стоит попробовать. Мужчина склонился над ней, удобно устроившись между ногами.

— Горюешь, малышка?

Она облизнула распухшие от поцелуев губы и хрипло ответила:

— Думаю, нет…

Люциус смотрел, как в её бездонных глазах отражаются блики пламени, и не мог поверить: он опять хотел её. Вытащив девушку из ванны, он снова и снова покрывал поцелуями влажное тело, добиваясь неистовых стонов. А потом жадно овладевал, вбиваясь в податливое нежное тело. Когда она билась под ним в оргазме, мужчина пил её хриплые крики, чувствуя себя словно в садах Авалона.

Засыпая, Люциус мысленно поздравил себя с тем, что девчонка оказалась невероятно страстной и сексуальной. Он ощущал себя с ней настоящим мужчиной, ведь Минни — такая живая и женственная.

— — — — — — — — — — — —

• Твоя душа моя навеки (лат.)

Глава 5

Минни больше не давали тяжёлую или грязную работу, и о просторах парка, к сожалению, приходилось только мечтать. Обязанности горничной сводились к сервировке обедов, закручиванию волос леди Нарциссы в причёску и прочим мелким поручениям вроде разрезания листов «Ежедневного пророка», к которому теперь пропал весь интерес. Какой толк в этих новостях, если нет никакой возможности их использовать? Разворачивая газету, она бегло смотрела на чёрно-белые колдографии, на незнакомые угрюмые лица, неизвестные фамилии, которые ни о чём не говорили.

Мистер Люциус сам перевесил цепочку с колокольчиками с шеи на пояс. Отчасти Минни была рада этому, потому что прежде она напоминала себе домашнее животное. Но теперь приходилось постоянно передвигать связку колокольчиков на бедро, поскольку, когда они под собственным весом перемещались, оказываясь между ногами, и звонили, возникали совершенно ненужные ощущения. Она подозревала, что, возможно, мистер Малфой нарочно перевесил их, но молчала: уж лучше на поясе, чем на горле, как петля или унизительный ошейник.

Тёмный чулан сменила маленькая комната на первом этаже с видом на кленовую аллею, светлая и чистая. Окно закрывали голубые шторы, а на столике в вазе скромно белели хризантемы.

Чайна без единого слова выдала новую одежду и обувь, добротные скромные платья, удобные изящные туфли.

Увидев Минни за завтраком в наряде жемчужного оттенка, мастер Драко заметил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Наконец-то прислуга прилично одета. Впрочем, сюзерен всегда заботится о своём вассале.

Девушка вспомнила о клятве и опустила глаза.

Теперь вся работа у неё руках так и спорилась, будто поместье живое и помогает новому члену семьи. Но Минни это не интересовало, она всё делала машинально: несла ли кофе в библиотеку, поливала ли комнатные цветы. Что-то сломалось внутри, какой-то стержень, что держал до сих пор.

Минни так и не могла простить себе близости с нелюбимым мужчиной, который, к тому же и её не любил. Она прекрасно понимала, что никакими чувствами здесь и не пахнет, это всего лишь иллюзия, и на самом деле Люциусу от неё нужно только тело. Но она была так одинока и подавлена, что надежда и вера — всё, что у неё оставалось, ведь никакой любви не было и в помине.

Её предало собственное тело, когда охотно отозвалось на ласки Люциуса, душа же ныла от пустоты и ощущения ненужности, пытаясь заполнить эту бездну и принять желаемое за действительное: страсть за любовь.

* * *

На протяжении нескольких дней изредка наблюдая за Минни, Люциус с тревогой заметил её безучастность ко всему. Это озадачило его, омрачив сладость победы, и неожиданно задело мужское самолюбие. Он помнил, что после первой брачной ночи Нарцисса смотрела на него, как на божество, да и редкие адюльтеры оставляли дам в совершенном восторге, а эта магглянка смела остаться равнодушной к его стараниям.

«Ей же нравилось… Она обнимала меня, такие стоны не сымитируешь! Но что же случилось сейчас?»

Девчонка оказалась интересной загадкой, а Люциус любил поломать голову над сложным изящным ходом. Очевидно, к ней требовался более тонкий подход, и Малфой взялся за разработку нового плана.

Он мало знал о Гермионе Грейнджер и, вспомнив её ещё маленькой девочкой во «Флориш и Блоттс», прижимающей к груди книгу, как щит, пригласил Минни в библиотеку. Она с недоверием оглядывалась по сторонам, справедливо ожидая очередного подвоха.

— Минни, — Люциус приобнял её за плечи и подвёл к стеллажам, — ты теперь член семьи. Теперь тебе позволено брать книги в свободное от работы время.

Увидев, как широко раскрылись карие глаза, он понял, что на верном пути.

— Правда, сэр?

— Конечно. Ты ведь пока свободна? Вот и возьми любую. Хотя бы вон с той полки, третьей снизу, те книги не пытаются отхватить тебе палец.

Она торопливо подошла к стеллажу и пробежалась тонкими пальцами по корешкам. Сначала взялась за одну, потом за другую, в конце концов, осторожно вытянула третью, поглаживая тиснёную золотом обложку. Люциус понял: Минни не могла выбрать, ей хотелось прочесть всё.

— Что тебя заинтересовало, позволь полюбопытствовать? — с хитрой улыбкой спросил он.

Девушка робко посмотрела на него и тихо ответила, видимо, опасаясь, что книгу сейчас же придётся вернуть:

— Это «Метаморфозы» Салазара Слизерина. А кто такой Салазар Слизерин, сэр?

Люциус усмехнулся. Он решил, это даже забавно: рассказать маленькой грязнокровке о Слизерине в своей интерпретации и тем самым заинтересовать её. Пленить так, чтобы покорность стала естественной. Шальная мысль о том, что из невинной девчонки, возможно, получится послушная метресса, искушала.

Он придвинул к столику два кресла и зажёг свечи в медных канделябрах. Минни нерешительно переминалась с ноги на ногу, видя, как хозяин усаживается для долгой беседы. Когда он жестом предложил располагаться напротив, девушка робко села на самый краешек.

— Салазар Слизерин был великим волшебником, Минни, — начал Люциус, набивая трубку. — Он был змееустом и говорил на парселтанге. Он изобрёл много весьма любопытных заклинаний. Давным-давно, когда Британия была населена кельтами и дикими пиктами, в деревушке Йейтс, где сейчас Девоншир, развелось много ядовитых змей. Волшебники перепробовали все известные чары, но змеи не уходили. И случилось так, что великий Салазар проходил как раз через эту деревню и остановился там на ночлег…