Браслет с шармами - Элла Олбрайт

от костра. Он со свистом выдыхает и сворачивается на боку.

– Шон! – Шелл и я подбегаем к нему, а Хлои и Элоиза вскакивают на ноги. Он лежит на земле с красным лицом и стонет. Шелл падает на колени, разворачивает его и кладет голову Шона себе на колени; ее волосы падают ему на лицо.

– Ты в порядке?

– Черт, – хрипит он и делает глубокий вдох. – Да, я думаю… так… – бормочет он. – Просто дышать трудно. Что, блин, произошло?

– Я не знаю. Какой-то чувак просто взбесился. – Хмурясь, она смотрит на меня. Я оглядываюсь и пожимаю плечами в замешательстве.

Шон дышит легче, когда Шелл помогает ему сесть и нежно отряхивает. Она хмурится.

– У тебя на спине порезы и ссадины от камней. Надо намазать антисептиком. У меня есть в сумке. – Она встает на ноги и протягивает руку. – Пойдем. Можешь идти?

– Да, думаю, да. – Он нетвердо встает на ноги, обхватывает рукой ее плечи. – Если бы я знал, что для того, чтобы привлечь твое внимание, нужно всего лишь, чтоб меня хорошенько толкнули, я бы это давным-давно устроил.

Шелл закатывает глаза.

– Прискорбно. – Но на губах играет легкая улыбка.

Кажется, все мои друзья нашли себе пару, и эта мысль не радует. Но я не обращаю на нее внимания и, убедившись, что Шон в порядке, оглядываюсь вокруг.

– Кто-нибудь что-то видел?

Все стоят и наблюдают, шепчутся и сплетничают, прикрывая рты ладонью.

– Кто это сделал?

Люди качают головами, глядя, как Шон хромает рядом с Шелл.

– Никто?

– Это был я, – из толпы раздается голос со слабым северным акцентом; тела расступаются, и выходит высокая фигура. – Ты в порядке?

Я не вижу большую часть его лица в свете двух ближайших костров, но я узнаю его, хоть он и вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я отмечаю знакомый шрам, острые скулы, тяжелые брови и густые черные волосы.

– Джейк, – я сглатываю. Он выглядит чужим и близким одновременно. – Зачем ты это сделал? – Он больше не низкий худой подросток. Гораздо выше, чем в моей памяти, и, поскольку он в плавках, я вижу его мускулы. Я заставляю себя сосредоточиться на его лице и молюсь, чтобы моя бледная кожа меня не выдала. – О чем ты думал?

– Я подумал, он делает тебе больно, Джонс. Услышал, как он тебя обозвал коровой и попытался схватить.

Что-то в том, как он произносит мою фамилию, раздражает меня – как в тот раз, когда мне еще было четырнадцать.

– Он мой друг. Мы дурачились. Как всегда. – Он вздрагивает и открывает рот, но я опережаю его. – Нельзя вот так просто ходить и толкать людей! – Я тычу в него пальцем, и меня не волнует толпа, что наблюдает за нашей маленькой драмой. – Ты мог серьезно ему навредить. Что с тобой не так?

– Довольно много чего, видимо. – Его губа обнажает зубы. – В том числе то, что заступаюсь за маленьких избалованных девчонок. – Он разводит руками. – Поэтому в следующий раз, когда увижу, что кому-то нужна помощь, не буду беспокоить…

– Избалованных? – визжу я и сверлю его взглядом. – Знаешь, мне не нужна была помощь, твоя уж точно. У тебя нет никакого права приходить и устанавливать свои порядки. – Мой голос становится громче, лицо краснеет.

Боже, когда ты стала такой феминисткой?

Я смотрю на него, ожидая чего-то посерьезней, а потом понимаю, что в его глазах совсем не злость. Это боль.

– Помнится, – продолжает он, – в прошлый раз у тебя не было проблем с принятием моей помощи.

Он поймал меня, и у меня включается самозащита.

– Н-ну, я тогда об этом не просила, – стреляю в ответ, – и сейчас не прошу. – Я упираю руки в бока. – И вообще, с каких пор ты все решаешь насилием? Не будь таким, как отец, и иди…

– Что? – оскорбленный, он открывает рот, собираясь с силами. – Я просто хотел защитить тебя. Мы друзья.

Это задевает.

– Нет, Джейк. Мы были друзьями когда-то. И не более. А потом ты ушел.

Его челюсть напрягается, жилка на ней пульсирует.

– Если ты так считаешь, хорошо.

Развернувшись, он шагает прочь через просвет в толпе, разбрасывая гальку вокруг.

Элоиза и Хлои возникают рядом.

– Черт возьми, Лейла, – говорит Элоиза с широко открытыми глазами. – Я знаю, что ты предана своим друзьям, а он обидел Шона, но ты немного переборщила с ним.

Хлои кивает, соглашаясь:

– Совсем на тебя не похоже. Ты в порядке?

– Да, конечно, – киваю я. Когда я поворачиваюсь к ним, злость уходит, и меня начинает трясти. Мне стыдно за то, что потеряла самообладание, тем более перед таким количеством людей. С этой стороны они меня раньше не знали. Папа был бы очень разочарован. Мы оба думали, что эти проблемы остались в прошлом, когда мы переехали обратно на южное побережье.

Внутри все кипит от обиды на Джейка за то, что он напомнил мне о прошлом. И все же он не заслуживал всего того, что я сказала, и мне точно не стоило упоминать его отца. Я съеживаюсь. А потом начинаю рыдать.

* * *

Через пару часов я сижу, прильнув к Хлои и положив голову ей на плечо, пока мы слушаем “Don’t Look Back in Anger” Oasis[9]. Она улыбается, глядя, как Саймон и Джонни играют на воображаемых гитарах у огня, копируя манеру Лиама Галлагера петь, почти целуясь с микрофоном.

Я успокоилась, все вокруг утихло; нас осталось не так уж много. Ненавижу такие безобразные сцены, и эта подпортила вечер. Сразу после случившегося я хотела уйти домой, но Элоиза не смогла поймать сигнал, чтобы позвонить Максу; к тому же я видела, что ребята наслаждаются компанией, поэтому вытерла слезы и сделала вид, что в порядке. И я правда в порядке – ну или буду. Я не понимаю, почему Джейк так поступил, почему я так отреагировала. Я услышала, как Элоиза бормотала Хлои, что это было даже мило – он пытался защитить меня, – но я не согласна. Я не принадлежу ему, чтобы защищать меня. И все равно я переживаю, в порядке ли он после нашей ссоры, и из-за сожалений желудок начинает сжиматься.

Я переключаю мысли на воду и каменную арку. На высоком скалистом камне стоит темная фигура. Она исчезает, и я слышу всплеск. Я рассматриваю море в поисках пловца, но ничего не вижу. На секунду я отворачиваюсь, когда Элоиза машет мне, протягивая банку пива, но я качаю головой. Мишель бросает на меня взгляд из-за Шона и одними губами спрашивает: порядок? Я киваю и показываю два больших пальца.

Я поворачиваюсь к морю, снова пытаясь разглядеть пловца или кого-то, кто выходит на берег. Ничего. Может, мне показалось. Но мне не по себе. Я выпрямляю ноги, поднимаюсь с земли и ухожу от огня. Никто не замечает этого, потому что музыку сделали громче, и все встают, обнимаются и начинают петь, что Салли подождет и что она знает, что уже слишком поздно[10].

С трудом пробираясь по разноцветной гальке к кромке воды, я не могу избавиться от ощущения, что кто-то был… Вон там! Прищурившись в полумраке, я замечаю маленькую точку в море у подножия арки и секунду спустя – пару машущих рук. Выглядит так, словно они цепляются за небо. Кто бы это ни был, он в беде. Бросив взгляд через плечо, я вижу, что все заняты: громко поют, запрокинув головы. Они не знают, какая трагедия разворачивается всего в нескольких метрах от них, безмолвная и невидимая.

– Эй! – кричу я в толпу, пытаясь привлечь чье-то внимание. – Эй, там кто-то в беде!

Но они не слышат. Пока я колеблюсь, замечаю, как руки уходят под сверкающую гладь моря, и понимаю, что времени нет. Я и так потеряла его достаточно.

Что-что, а плавать я умею хорошо – одна из немногих вещей, которым мама меня научила, прежде чем исчезнуть. Инстинкты берут верх. Глубоко вдохнув, я кидаюсь в воду, не обращая внимания на прохладу. Море еще не успело прогреться. Как только глубина позволяет, я ныряю, загребая