Искусство любви - Галина Грушина

он продекламировал и обращение к двери, и жалобы на жестокость Амура, и описания своих томительных бессониц в одинокой постели. Молодые поэты рукоплескали долго и горячо. Стихи пришлись всем по душе, ибо каждый был также влюблён либо тайно мечтал о любви. Завистников не нашлось: Назон жал на своей ниве, не вторгаясь в заветную область высокой , то есть эпической поэзии, где каждый из них хотел быть первым. Успех был полным.

– Не хуже Проперция, – сказал один. Выше похвалы быть не могло.

– А кому посвящена элегия? Кто эта Коринна? – полюбопытствовал другой.

– В самом деле, кому? – подхватили слушатели. – Назови имя прелестницы. – Но смущённый поэт не дал никакого ответа . – Однако, – сказал Макр. – Я ожидал от тебя совсем другого.

– Прекрасные стихи, – перебил Галлион. – Сегодня же у Мессалы непременно прочти их.

– Разумеется, Коринна – имя выдуманное, – заметил Тутикан. – А как её зовут в жизни? Ты ведь не скроешь от друзей?

Назон молчал в затруднении.

– Какая-нибудь гетера, – догадался Галлион.

– Ещё чего! – возмутился Назон. – Гетеры для богачей с тугими кошельками. Истиная любовь должна быть бесплатной.

Как ни выпытывали друзья имя загадочной Коринны, Назон устоял и не открыл тайну.

– Достаточно того, что она существует, – загадочно улыбнулся он. Условившись о времени и месте встречи перед тем, как идти к Мессале, приятели разошлись по домам обедать. Назон возвращался к своим пенатам в отличном настроении; новые стихотворные строчки уже роились в голове. Успех приятно кружил голову; вечером он постарается вновь добиться его. Сбывалась его давняя мечта: он будет представлен Мессале и попадёт в общество настоящих поэтов.

Дома он услыхал от Пора, что приходила Напе и, не застав его, ничего не захотела передать, но сказала, что вскоре наведается снова. Сострат благосклонно прислушивался к разговору; дядька был доволен: ну как же, его воспитанник наконец-то взялся за ум и завёл себе женщину. Новость обеспокоила Назона; к тому же она была некстати.

Большеротая, дерзкая служанка не заставила себя ждать.

– Ох, негодник! – смеялась она. – Так влюбить в себя мою госпожу! Бедняжка после цирка покой потеряла. Только и просит устроить ей новое свидание с тобой. Вот я и придумала.

Замысел Напе был таков: Капитон сегодня вечером уйдёт на ежегодную пирушку своей коллегии и вернётся поздно; когда стемнеет, Назон должен подойти к заднему ходу их дома, и Напе введёт его внутрь, где спрячет пережидать, пока все улягутся. Ну, а там он пройдёт к госпоже. Назон перепугался. Страшные истории о любовниках, застигнутых разъярёнными мужьями на месте преступления, – засечённых плетьми, забитых палками, оскоплённых, встали в памяти. Заманчиво оказаться в спальне Терции, но голову он настолько ещё не потерял.

– А если твой хозяин внезапно вернётся?

– Он вернётся пьяным и к хозяйке не пойдёт, потому что она спит на втором этаже.

– А ваш евнух?

– Евнуха я беру на себя.

– А где ты меня спрячешь? Надёжное ли это место?

– Очень надёжное. В ларе. Я его уже освободила и провертела дырочку, чтобы тебе е задохнуться.

Назон упирался. Тогда Напе с досадой предупредила:

– Твоя нерешительность приведёт к тому, что госпожа не выдержит ожидания и примет предложение другого поклонника.

– Какого другого? – неприятно поражённый, обеспокоился он.

– Ко мне уже цепляется сводня с самыми заманчивыми посулами, – хихикнула она. – Заводит речь о сенаторском сынке с большими деньгами.

Противоречивые чувства охватили поэта; он молчал. Напе надоело его уговаривать.

– Итак, стой сегодня возле нашего дома, когда стемнеет. – И Напе ушла.

Конечно, разумнее было пойти к Мессале, но как отказаться от свидания с Терцией? Экая досада, что две эти заманчивые возможности совпали во времени! Терция предпочтительней, ибо другого случая может не представиться, а поэзия подождёт. Но решиться на проникновение ночью в чужой дом не позволяли остатки благоразумия. После долгих колебаний он всё-таки решил рискнуть.

Дом Капитона, стиснутый соседними строениями, сзади имел огороженный двор с калиткою. Озирающийся, вздрагивающий от всякого шороха юноша приблизился к ней в сопровождении слуги. Доведя хозяина до калитки и сдав его с рук на руки караулившей там Напе, Пор с облегчением отправился домой. Ведомый служанкой, Назон благополучно миновал двор, если не считать забрехавшей собаки. Оба проскользнули в дом. Узкий проход, в котором они оказались, и где из-за тьмы кромешной приходилось двигаться вслепую, сильно обеспокоил его. К тому же он споткнулся обо что-то левой ногой, а эта примета обещала одни неприятнсти, что ещё сильнее встревожило его.

Ларь был обширен и вполне мог вместить человека, а заботливая Напе положила внутрь подстилку, чтобы юноше уютно было лежать. Засунув его в ларь и опустив крышку, она удалилась, пообещав вернуться за ним, как только это станет возможно. Назон остался один-одинёшенек, чувствуя, что попал в дурацкое положение. Оставалось смириться и ждать.

Напе не возвращалась довольно долго. Он уже принюхался к запаху плесени, наполнявшему ларь, и перестал вздрагивать от скрипов и шорохов, когда она наконец явилась. Приоткрыв крышку и хихикнув, Напе осведомилась:

– Ты ещё не задохся? – Как видно, приключение ей очень нравилось.

Не успел он вылезти и сделать несколько шагов, как зацепился за что-то ногой; что-то упало, раздался грохот.

– Кто там бродит? – осведомился спросонья чей-то сердитый голос.

– Это я, Напе, орнатриса госпожи , – слащаво откликнулась находчивая девица. Назона она больно ткнула в бок, чтобы помалкивал: излишняя предосторожность, так как от страха он лишился голоса .

Не успели они добраться до лестницы, ведущей на второй этаж, где почивала госпожа, как из-за поворота мелькнул огонёк. Напе быстро толкнула спутника назад. Навстречу им, высоко неся светильник, шествовал привратник, коего Назон, часто шнырявший мимо Капитоновой двери, знал в лицо.

– Ты почему отошёл от входа? – сердито накинулась на него Напе.

– Тьфу, испугала, – ругнулся он. – Почему, почему? Никто из нас не родится запечатанным.

– Ужо скажу хозяину, чтобы он не снимал с тебя на ночь цепи..

– Пусть у тебя тогда язык отсохнет.

Обменявшись ещё несколькими любезностями, они разошлись. Назон сидел на корточках в углу, прикрыв голову плащом, ни жив ни мёртв. Схватив за руку, Напе торопливо потащила его наверх по скрипучей лестнице.

Едва они достигли маленькой прихожей перед спальней госпожи, освещённой слабым мерцанием масляной лампы, как ступени снова заскрипели.

– Да что это такое? – возмутилась Напе. – Спят когда-нибудь в этом доме или нет?

Ступени поскрипывали так, будто по лестнице поднимался бык, а не человек.

– Ахти, хозяин! – встревожилась Напе.

У юноши подкосились ноги, он зашатался. Не растерявшись, служанка толкнула его в угол , где на полу валялась подстилка, служившая ей постелью. Трясущимися руками он натянул на себя одеяло и свернулся калачиком, давая богам обеты за спасение и клятвенно обещая никогда более так не рисковать. Напе плюхнулась рядом.

По-хозяйски ввалившись в прихожую, Капитон осведомился, где евнух, коему надлежит вместе с Напе охранять сон госпожи. Ни евнуха на месте, ни привратника; что за дом, что