Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская

лужу газета, скомканный фантик. Густой запах горячего белого хлеба. Видимо, рядом хлебозавод… Реальный. Пусть даже из чужого прошлого. Женьке показалось, что он попал внутрь фильма, играет роль шпиона. Персонажа, у которого только кличка, спецзадание и напарник.

– Макс! Подожди!

Тот притормозил. А когда Женьке до него оставалось метров пять, снова рванул вперёд. Бежать за Максом было трудно, но тепло. И никаких лишних мыслей.

Забор кончился. Впереди была остановка троллейбуса. Провода оттолкнулись от серого неба и запружинили.

Женька вдруг узнал место из чужих воспоминаний. На остановке их герой должен вылезти, пойти через пустырь, увидеть вон тот дом. Вроде ещё безопасный.

Они теперь шагали медленнее. Женька смаргивал колючие снежинки, рассматривал дома. Воровал из светящихся окон чужой уют. В школе горел свет, у второй смены шли уроки. Были видны портреты на стенах, коричневые доски, пальто и шапки в пустой раздевалке. Школа была чужой – в другом городе, в другом времени. В этой школе с Женькой не могло произойти ничего плохого. Хорошего – тоже.

– Уже недалеко, – Макс постоял возле школьной калитки.

Дальше шли вместе. Словно возвращались из школы одним путём. Вместе учиться они не могли: Максим совсем взрослый, Женьке двенадцать. Но вот вместе домой – мало ли, старший брат…

Женька со времён началки не возвращался из школы за компанию с кем-то. Но если бы шёл… Наверное, тоже бы молчал. Радовался, что скоро попадёт домой. Там тепло и нет людей, которые думают, что имеют право к нему цепляться.

Максим вдруг спросил, выдыхая пар:

– Жень, у тебя хлеб остался?

Женька вытащил две горбушки, обмотанные салфеткой. Сразу понял, что голодный. Хотя на этой стороне улицы запах с хлебозавода был не таким сильным.

– Жалко, соль не взяли… – Максим откусил половину горбушки.

– Ты салфетку ешь!

– Так сытнее! – он усмехнулся. Было непонятно, это шутка или правда.

Хлеб был холодный, но не жёсткий. Крошки летели на пальто. С неба сыпался мелкий снег. Они прошли половину пустыря, до заброшенного дома оставалось немного… Входить туда не хотелось – словно в ворота кладбища. Наверное, так всегда бывает, если знаешь, что потом случится плохое.

– Макс, а мне делать что?

– Ничего. Наблюдай, делай выводы.

Через полчаса к дому подошли три дошколёнка. В неудобных длинных пальто, в вязаных шапках с цветными помпонами. Из-за этих шапок они были похожи на гномов. Максим стоял на пороге захламлённой сырой комнаты, сунув руки в карманы. И мрачно смотрел на малявок. Сплюнул, велел лениво и сурово:

– Спички гони!

Самый высокий «гном» полез в карман, вытащил гремящий коробок. Протянул.

– Вот молодец…

Макс сейчас говорил, как кто-то другой. Чужой, грубый, неприятно-самоуверенный… Совсем как…

– А теперь брысь! – Максим сделал такое движение рукой, будто комара отгонял. И Женькино воспоминание тоже исчезло, его не удалось поймать, разобрать.

Макс знал, что делать. Он не первый раз менял чужое будущее. В смысле – прошлое. Ну, сослагательное, короче…

Женька смотрел на стену с клочками ободранных обоев. Они напоминали кожуру варёной картофелины. За спиной что-то громко стукнуло – по щербатым половицам проехался кусок кирпича. Малявки постарались, на прощанье. Кинули и убежали! Один «гном» орал другому:

– Петька, ну их, этих дураков!

Но они такими голосами кричали, что было понятно – Макса боятся. И себя презирают за то, что его послушались. Но всё-таки кирпич кинули, чтобы доказать, что это не так. Женька бы никогда не кинул!

– Макс, а ты нарочно так, да? Чтоб испугались?

– Соображаешь, дятел! – похвалил Макс. – Если с ними вежливо, они сперва уйдут, потом опять полезут. И нарвутся. Не здесь, так ещё где-нибудь.

У Женьки мёрзли ноги. Максим держал в покрасневшей ладони коробок. Покачивал его, слушал шорох спичек.

– Умеешь из них домики строить?

– Не умею. Мы сейчас обратно? – Женька не понимал, хочется ему возвращаться или нет. И куда? Где его «обратно»: в НИИ, на планетке, в собственном прошлом?

– Нет ещё. А ты чего, замёрз? Шнурок дёрни, отопление вруби. Жилет же с подогревом.

Максим сам сбросил пальто, остался в спасжилете поверх дурацкого школьного пиджака. «Образ старшеклассника-второгодника», – сказала реквизиторша. И суперсовременного вида жилет! На фоне ободранных стен и обломков чужой мебели светящаяся ткань выглядела дико. Напоминала, что они пришельцы. Макс дёрнул шнур спасжилета. Ткань где сморщилась, где встала колом. Стала твёрдой, как рыцарские доспехи. Может, ещё и непробиваемой?

Женька разглядывал пряжки, кнопки, нашивки.

– А обязательно летать в жилетах? Они для чего вообще?

– Чтобы друг в друга в темноте не врезаться. Они отражают. Плюс карманы глубокие.

Женька неловко расстегнул пальто. Начал искать, где там у жилета шнур.

– Ага, дёргай. Нормалёк, сейчас тепло будет. Чуешь?

– Нет пока, – ответил Женька. Даже наоборот, холоднее стало, потому что без пальто. Показалось, Макс его разыгрывает. Непонятно, как и зачем.

– Ты за что дёрнул, дятел? Тут же синий шнур и красный!

– Да я их вижу, что ли? Не видно ни…

Максим подошёл вплотную. Потянул за какой-то хлястик. И Женьке сразу словно феном в бока подуло. По спине разбежались острые мурашки. Ногам стало полегче. Кончик носа перестал зудеть.

– Пальто надень. Кто увидит, окосеет!

– Спасибо! Макс, а мы почему не возвращаемся?

– Ну, ты дятел! Сам не сечёшь? Мелких мы прогнали, теперь надо, чтобы этот сюда не полез.

– Ой, точно. А я…

Женька не понимал, что от него требуется.

– Да просто постоишь, в окно посмотришь, как он мимо идёт.

– А если не пройдёт?

– Куда он денется с подводной лодки? В общем, последишь, чтобы всё нормально было. Ясно?

– Абсолютно, – кивнул Женька.

Сколько ему торчать в засаде? В газете было написано, что горело в темноте. А сейчас край неба только начал наливаться жёлтым, похожим на слабую заварку закатным светом.

– Мне просто стоять, не разговаривать?

– Ну. Он пройдёт, потом я нарисуюсь… И мы обратно.

Максим ушёл.

Женька смотрел в окно, за которым сыпал мелкий, похожий на соль снег.

11

У Евы в раю никогда не было отчима. Только родной отец, Господь Бог. И он никогда не орал на Дольку. В смысле – на Еву. Но на Дольку Бог бы тоже никогда не орал. Она знает.

Вениамин Аркадьевич кричал очень громко. Долька не верила, что недавно стояла рядом с ним у кромки прибоя, смотрела на звёзды и улыбалась.

– Ну, ты-то взрослая! Ты хоть понимаешь, что всё могло сгореть к чертям?!. Столько работы псу под хвост! Это не полигон! Это дурдом какой-то!

– Цирк уродов, – подсказала Долька.

– Что?

– Был такой старый фильм. Про людей с патологиями, которых в цирке показывали. Сюжет примитивный, любовь-морковь. Все актёры – настоящие уродцы. Прямо про нас!

Веня пожал плечами. Потом посмотрел на Гошку. Тот маячил рядом, беспокойно на них поглядывал.

– Некрасов, ты мне сказать что-то хочешь?

– Вениамин Аркадьевич, я хочу… но боюсь спросить.

– Гошка глубоко вздохнул, поглядел очень серьёзно. – Хронометр ведь замкнуло?

– Да. А что ты про это знаешь?

– Я знаю, что бывает короткое замыкание. А длинное тоже бывает или нет?

Дольке стало смешно. Сразу до слёз. Веник поморщился.

– Егор! Я думал, ты умный парень, а ты…

– Чего