Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская

а «эр».

– Ирка, ты зануда!

– Мимо! Твёрдый знак три?

– Я подумаю… Так, ю тридцать два было уже?

– А ты что, не отмечаешь?

– Отмечаю. Но тут не видно, это точка или крошка прилипла.

– Гошка-крошка! О, я тоже рифмовать умею!

– Вэ один.

– Ранен!

– Вэ два.

– Убит.

– Макс, а тебе не страшно так играть? Ранен, убит… Тебя же самого убили, – Женька поднял голову от отгороженных книгой листков.

Игры прервались. Максим замер.

Женька тоже замер. И Гошка. А потом Людка вдруг крикнула:

– Ща четыре!

– Мимо! – быстро сказала Ира, не заглядывая в собственный листок.

– Нет, не страшно, – пожал плечами Максим. – Обидно. Так хорошо корабли расставлял, семипалубник спрятал как следует… А Юрец меня с полпинка разносит в щепки!

Женька промолчал.

– Бэ семь! – закричал Гошка. – Я говорю, бэ семь, вы глухие, что ли?

– Завтра доиграем!

– Завтра лучше заново.

– Я там заколку уронила! Найдёнов, копыта убери! А лучше сам подними.

– Ирка, ты меня доконала. Скрипишь, как бабка старая!

– Вон она, за шишкой. Ну, блестит же! Ты что, не видишь?

– Гош, спроси у Дольки, ужин скоро?

– Дуб, тебе лишь бы пожрать! – огрызнулся Гошка. Но всё-таки ушёл в коридор, заорал так, что в галерее стёкла звякнули: – Доль! Мы голодные!

И побежал на кухню. Остальные тоже засобирались. Максим сидел на месте.

– Мы с Женьком не закончили ещё. Ы тридцать три!

– Ранен, – Женька склонился над клетчатым листочком, перечеркнул «пробоину».

Юрка не слушал, что они говорят, но ему казалось, что он такую книжку уже читал.

9

Когда ужинали, на проходной зазвонил телефон. Долька чертыхнулась, вышла из кухни. Через минуту вернулась:

– Макс, тебя. Женьку тоже.

Максим сразу запихнул в рот целую котлету. Женька подумал, что, наверное, ему тоже надо быстро доесть. Он схватился за стакан тёплого компота. Закашлялся. Ирка стукнула его по спине. Люда завернула в салфетку две горбушки, протянула.

– Быстрее давайте, – торопила Долька.

– Сейчас, – промычал Максим. – Жень, ты не будешь? Я тогда за тебя.

Женька встал. Показалось, что его сейчас вызвали отвечать по нелюбимому предмету. Юрка отодвинулся, дал пройти. Остальные сидели на своих местах. Ели гречку, запивали компотом. Звякали вилками о тарелки. Там был узор из слова «Общепит». На каждой тарелке слово повторялось четыре раза. Буквы были коричневые, как гречка.

За спиной брякнуло и посыпалось что-то стеклянное. Долька заворчала:

– Гош, ты бы ещё в этот компот нырнул!

– Он сам, – отмахнулся Некрасов.

– У тебя всегда всё само. Люда, дай ему веник. Ир, занавеску задёрни, а то сидим, как на юру.

Макс вышел первым, Женька за ним. Уходя, услышал, как Ирка говорит:

– Серый, передай, пожалуйста, салфетку.

– П-пожалуйста!

Женька был уверен, что заикается не Серый, а Сашка.

С-салфетку! Хорошо, хоть не с-солонку!

Зачем их в институт позвали? Вдруг Женьку всё-таки решили вернуть обратно? Или «обратно» не бывает? Вдруг будет хуже, чем здесь? Но Женька не очень-то верил в смерть после смерти.

Женька боялся, что опять придётся падать, как тогда с Максом, в открытую дверь. Но на проходной, за дверями шлюза, их ждал лифт. А что, так можно было?

В кабине пахло тёплым металлом. Под тусклой лампой заблестело длинное коричневое сиденье, как в вагоне метро. Но жёсткое, будто деревянное! Женька не знал, что оно твёрдое такое. Плюхнулся с размаху. Макс не стал смеяться, сидел задумчивый. Он нацепил зачем-то тёмные очки. Кажется, нервничал. Опять вертел в руках ножик. Вроде бы лезвие сверкнуло – Женька не успел рассмотреть. Интересно, чего Макс боялся – лифта или Пал Палыча?

Двери захлопнулись, пол затрясся. Казалось, они сидят на качелях, которые то взлетают вверх, то возвращаются. Хорошо, что недолго. Когда выходили, Женька наконец заметил: в лифте нет ни одной кнопки. А снаружи нет кнопки вызова. Как в дурдоме, где все двери без ручек.

А вдруг он всё-таки сошёл с ума и на самом деле давно торчит в психушке, а сам думает, что в научном институте, на другой планетке и немного на том свете? Женька не знал – долго ему ещё сомневаться в том, что вокруг? Это альтернативная реальность или бредятина?

Они оказались в том кабинете, куда Женька шагнул из своего класса. Вчера? Или много лет назад? Тут время какое-то непонятное. На планетке летний вечер, а в институтском окне – серый зимний день. А в жизни вообще был октябрь.

Пал Палыч снова сидел за столом. Пролистывал бумаги в пухлой папке. Молча махнул рукой. Они сели. Макс устроился напротив, Женька – наискосок, ближе к двери.

На Пал Палыча смотреть неловко: такой важный, строгий. В тот раз он Женьке показался огромным, а сейчас видно: не высокий – просто толстый. Но даже толщина у него какая-то грозная. Или нет, не строгий. Просто серьёзный.

– Ну, как, Евгений Никифоров? Ориентироваться начал? Как самочувствие?

Женька собрал все силы и ответил:

– Нормально.

Пал Палыч кивнул, улыбнулся и посмотрел на Макса. А Макс – на него.

Женька понял, что ответил правильно. По нелюбимому предмету, но правильно. И сразу стало спокойно. Страх не исчез целиком. Но Женька уже выпрямился. Смог посмотреть не только на старые газеты, но и Пал Палычу в лицо.

– Летать уже научился?

– Он сегодня тренировался, – подсказал Максим.

– Ты его тренируешь?

– Нет, Егор Некрасов.

– Получается? – Пал Палыч смотрел на Максима.

– Относительно, – Макс пожал плечами. Словно сигнал подал.

Женька подхватил:

– Я на велосипеде раньше не умел кататься.

– У него с координацией проблемы, – снова подсказал Максим.

– Можно понять, – кивнул Пал Палыч. – Ну, ладно. У нас вышло недоразумение, Никифоров Евгений. Ты уж прости, хоть мы и не виноваты. Просмотр твой придётся отложить… о, кстати!

В кабинет, коротко стукнув в дверь, вошёл Вениамин Аркадьевич.

– Павел Павлович, дали заключение по хронометру на полигоне. Техника безопасности…

– И кто у нас нарушитель?

– Формально Некрасов.

– Формально?

– Фактически замкнуть могло в любой момент. Некрасов просто оказался рядом.

– Просто оказался, – кивнул Пал Палыч. – Просто Некрасов, – и снова кивнул.

– Пал Палыч! – вмешался Максим. – Некрасов ни при чём! Там и раньше провода коротило.

Женька переводил взгляд с одного на другого. Этот Вениамин… он же тогда на весь дом орал, что надо было всех давить в зародыше! И Макс орал, что Гошке голову открутит! А сейчас…

– Я понял, разберёмся, – Пал Палыч перестал кивать. – Итак, Евгений… У нас эксперимент, не всё идёт по плану. Войди в положение. Твою индивидуальную программу отработаем полностью, как только позволят обстоятельства. А сейчас я тебя вызвал вместе с Найдёновым…

Макс придвинулся ближе к столу. Женька последовал его примеру.

– Про вылеты тебе объяснили же? У Максима срочный вылет. Мы решили, тебе полезно будет посмотреть, как это происходит. Макс, документы посмотрите вместе, – Пал Палыч подвинул к ним раскрытую папку.

Веник двинулся к шкафу у дальней стены. Стал перебирать жестянки с хрониками. Женька и Максим склонились над пожелтевшим листком.

Это была статья из старой «Пионерской правды». Про шестиклассника, который спас малышей. Они жгли костёр в развалинах старого дома, тот загорелся. Балка рухнула, загородила выход. К счастью, мимо шёл с тренировки шестиклассник. Двух дошколят он сразу вытащил, а когда полез за третьим, обрушилась крыша.

На