Нарисованные воспоминания (ЛП) - Флауэрс Лони

Мы проводим следующие несколько часов, смотря места тут и там, но ничего не оправдывает ожиданий, чтобы обсудить хотя бы цены. Большинство находятся в хороших местах, рядом со школой и многоквартирным комплексом, но они слишком маленькие. Я говорю Дрю, что, если помещение меньше его настоящей квартиры, то какой смысл рассматривать их. Нет никакого смысла тратить деньги на еще одну квартиру, когда он может хранить свои картины в студии или в своей квартире.

Уже почти обед, когда мы приезжаем в нижнюю часть западной части Фэрфилда. Нам не стоило рисковать и приезжать сюда, исходя из локации этого места. Мои коллеги часто говорили мне, когда я только переехала, держаться подальше от западной части. Очевидно, в этих окрестностях наблюдается повышенная активность преступников. Дрю медленно спускается по третьей Авеню так, чтобы мы могли найти номер дома. В разных углах улицы стоят группы парней и девушек. Они ведут себя так, будто находятся в одиночестве на этой улице, поэтому громко болтают. Они перестают разговаривать и смотрят на нас, когда мы проезжаем мимо. Я нажимаю кнопку закрывания замка на двери, как будто это может помешать им украсть нас.

Он останавливается перед домом 5320, но дверь заколочена, и к ней прикреплена записка. Мне кажется небезопасным выходить из машины и читать ее, поэтому я хватаю Дрю за руку, когда он касается ручки двери.

— Ты серьезно хочешь посмотреть это место? Я не выйду из этой машины, и ты тоже.

Дрю смотрит поверх моей головы на противоположную сторону улицы, и я тоже поворачиваюсь, чтобы посмотреть туда. Рядом с обочиной на шлакоблоках припаркована машина. Ее диски и шины сорваны, а окна вырваны.

— Эй, вы! — я слышу крик позади нашей машины. Когда поворачиваюсь, то вижу небольшую группу людей из этого же квартала.

— Увези нас отсюда сейчас же, Дрю, — говорю я твердым голосом.

Он выруливает на шоссе и давит на педаль газа. Около десяти минут мы едем в тишине, пока я не перевожу на него взгляд.

— Теперь я выиграла.

— Выиграла? В чем?

— Сначала ты выигрывал со спасением на воде, но теперь я спасла тебя от Бог знает чего! Твоя бедная машина могла больше никогда не видеть света дня! И кто знает, что они могли нам сделать? Слава Богу, я поехала с тобой! Неизвестно, что произошло бы с тобой, если бы ты был один.

— Как насчет того, что мы квиты?

— Только если ты угостишь меня обедом после того, как мы закончим охоту на студии, — говорю я, вытягивая руку для пожатия.

Он пожимает мою руку и широко улыбается.

— Договорились.

Глава 6

Мы тратим еще один час на просмотры нескольких мест для аренды, но все они меньше квартиры Дрю. Его почти убеждают арендовать одну из таких, но я рекомендую ему хотя бы взглянуть на остальные, прежде чем принять окончательное решение.

— Следующая прямо вот здесь, — говорит Дрю, указывая на ряд кирпичных зданий на левой стороне улицы. — Надеюсь, в этой части города мы найдем что-нибудь многообещающее. Я не вижу ни одной побитой машины, думаю, это хороший знак.

Мы проходим мимо кафе «У Тони» на правой стороне.

— О, мы точно в хорошей части города. Здесь есть кафе «У Тони»! Вот где мы будем обедать.

— Хорошо, я никогда не был там раньше, но если…

— Что!? Почему нет? Это самая лучшая закусочная.

— Мне редко удается бывать в этой части города. О, мы приехали, — говорит Дрю, выруливая на обочину.

Над дверью висит номер 2225. Я читаю записку, прикрепленную на входе, что дом открыт, когда выхожу из машины.

— Дверь не заколочена, уже плюс, — произношу я саркастично, входя в здание.

Комната просто огромная. Голые стены простираются к высоким потолкам над правой и левой сторонами. В углах замечаю пыльную паутину, которая свисает еще и со светильников. По-видимому, эту комнату не используют уже несколько лет. Пройдя дальше, я замечаю дверь на задней стене, которую почти не видно за лестницей.

— Здесь прекрасно, Дрю, столько места. Понадобится, конечно, тонна времени на уборку, но я считаю, что это место и правда подходит тебе. — Когда он не отвечает, я оборачиваюсь и обнаруживаю его, стоящего посреди комнаты и осматривающего стены. Подойдя ближе, я вижу, насколько он сконцентрирован, как на его губах появляется улыбка, словно он пытается сдержать свой восторг. Я думаю, он представляет, как изменится это место, когда на стенах будут висеть его картины. Я касаюсь его руки, чтобы привлечь внимание. — Давай поднимемся наверх. Подумай обо всем пространстве, которое ты сможешь получить, если оно в хорошем состоянии.

— Ты можешь поверить в это? Оно может стать тем самым!

— Ну же, — говорю я, направляясь в сторону лестницы. Он хватает меня за руку и дергает назад.

— Я думаю, тебе стоит подождать здесь. Мне бы не хотелось, чтобы ты провалилась под пол, если он прогнил.

— А что если ты провалишься? Какая разница? Я сомневаюсь, что они пустили бы сюда людей, зная, что здесь опасно. — Я не замечаю, что мы все еще держимся за руки, пока он не сжимает мою руку.

— Как насчет того, что ты просто сделаешь мне одолжение и останешься здесь. Хорошо?

— Хорошо, — соглашаюсь я. Бегло взглянув на наши соединенные руки, он отпускает меня и направляется в сторону лестницы.

Одна на нижнем этаже, и я могу слышать, как Дрю делает несколько шагов, не заходя в комнату, и останавливается прямо надо мной. Странно, я не думаю, что кто-то еще арендует это место. Такое огромное пространство можно легко превратить почти во что угодно: магазин одежды, танцевальную студию, во что угодно. Когда я поворачиваюсь, чтобы осмотреть комнату, то замечаю грязную, белую скатерть, растянутую поперек какого-то стола. Прохожу мимо него и беру с поверхности одну из пяти банок с этикеткой: Behr Premium Paint (декоративная краска для долгосрочной отделки фасада и интерьера). На крышке намазана серовато-голубая краска. «Одиночество» — цвет краски, и он определенно стал бы улучшением существующих скучных бежевых стен. Я отодвигаю скатерть, чтобы осмотреть стол, и в воздух поднимается облако пыли.

Я замираю.

И стою как вкопанная, когда вижу черное, глянцевое дерево. После смерти Джесса я не так часто играю на пианино. Не позволяю себе ощутить всю эту роскошь. Я провожу рукой по крышке; гладкая отделка успокаивает после такого долгого перерыва. Я не могу справиться с желанием и отдергиваю скатерть еще дальше, полностью обнажая крышку. Смотрю вниз и замечаю небольшой стул. Я нерешительно занимаю место по центру. Несмотря на то, что я нарушаю свои же собственные правила, что-то внутри меня толкает сыграть. Я поднимаю крышку, показываются восемьдесят восемь черных и белых клавиш. Пальцы зависают над ними, и я могу почувствовать магнетизм при приближении кончиков пальцев к прохладной поверхности из слоновой кости. Я аккуратно нажимаю на клавишу и слышу чистую мелодию, которая разлетается по всей комнате. Я не могу остановиться на одной ноте. Затем раздаётся вторая, третья.

Для меня игра на пианино — это как езда на велосипеде. За исключением того, что учишься ты, когда тебе семь лет, и никогда больше не катаешься, пока не исполнится двадцать. Вне зависимости от того, что ты никогда не забываешь, как именно это делать. Пять лет перерыва никак не сказываются на игре. Мои руки двигаются по клавишам без какого-либо колебания. Я закрываю глаза, мгновенно перемещаясь в те времена, когда играла эту мелодию с Джессом. Я училась играть на инструменте не для Джесса, но, как ни странно, ему нравилась именно эта композиция, и он часто просил ее сыграть. Я помню, как однажды спросила его, почему эта мелодия нравится ему больше остальных. Он ответил, что ему нравилось то, как я на нее реагировала. Мое тело, фигура, осанка менялись, когда я играла ее ради удовольствия, нежели для урока или концерта. Я казалась заметно расслабленной. После того, как он сказал мне это, я старалась быть более беззаботной, расслаблять тело так же, как когда играла ради веселья, но это никогда не работало. Я не получала столько веселья, когда играла «должным» образом: не сутулясь, с прямой спиной и руками. Я не видела разницы, поскольку мелодия звучала хорошо. Это было одной из причин, почему я никогда не хотела продолжать посещать занятия. Играть ради веселья для меня было более увлекательно в то время, как преподавание всегда казалось моим истинным призванием. Когда Джесс умер, я отказывалась садиться за пианино снова. И не позволяла себе считать, что игра на пианино может превратиться во что-нибудь более прибыльное.