Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

носу. Он нахмурился, глядя на вздымающуюся грудь Финна, его трясущиеся руки… Боги знали, как выглядело его лицо.

— Дурные сны? — мягко спросил Рамзес. — Я слышал, как ты кричал.

Лицо Финна горело. Он сложил руки за спиной, заставляя свой следующий вдох выходить с ровным свистом.

— Ничего страшного, папа. Извини, если я тебя разбудил.

Контроль, контроль, контроль. Он мог бы попаниковать из-за потерянной памяти позже. Какую маску ожидал его отец, какая из них вернёт его туда, где он должен был быть…

Рамзес просто долго смотрел на него, засунув руки в карманы и прислонившись плечом к дверному косяку. Наконец, слегка кивнув головой, он сказал:

— Пройдёмся со мной, хорошо? Прошло много времени с тех пор, как мы разговаривали.

Чёрт. Он не нашёл подходящую маску вовремя.

— Конечно.

Он не потрудился переодеться из пижамы, прежде чем выйти в коридор — во всяком случае, на его отце было то же самое. Король и Второй Принц бродили по коридору, оба украдкой поглядывали на дверь Солейл, на рисунок, который никто так и не удосужился смыть.

— У меня они тоже бывают, — внезапно сказал Рамзес, всё ещё не сводя глаз с двери. — Кошмары. Твоя мать говорит, что я отпугнул несколько лет её жизни, просыпаясь в припадках.

Финн опустил рукава, чтобы прикрыть дрожащие пальцы. Большую часть времени его сердце сбрасывало чувство вины, как пара корабельных сапог сбрасывает воду. В наши дни ложь давалась легче, чем правда, особенно когда дело касалось его семьи. Даже с Солейл правду было труднее сорвать с его языка.

Он ненавидел лгать отцу.

Когда Адриата отдалилась от них всех, замкнувшись в своём горе по Солейл, Рамзес вместо неё вмешался в их жизни — особенно к Финну. Даже когда Финн кричал, проклинал и умолял оставить его в покое. Даже когда он ничего не делал, только сидел в угрюмом молчании, его отец тем временем сидел в ногах его кровати, терпеливо ожидая, не наступит ли сегодня тот день, когда он, наконец, сломается, день, когда он, наконец, заговорит о потере, которую все остальные, казалось, были рады оставить гнить в своих сердцах.

Он так и не сломался. Он никогда не сдавался. Но каждый день, каждый божий день, его отец сидел с ним. Было ли это двадцать минут или от рассвета до заката, всё время, которое король мог уделить своему скорбящему сыну, он уделял его ему. Как будто он каким-то образом знал, что каждый раз, когда он уходил, Финн сворачивался калачиком и плакал в подушку, пока его глаза не иссыхали и не начинали гореть. Как будто он каким-то образом знал о запрещённых молитвах и запертых письмах, и о снах, которые он видел каждую ночь, о Солейл, входящей во дворец, как будто она никогда не покидала его, требуя ответ, почему они не искали её усерднее.

— Твои сны когда-нибудь сбываются, папа?

Он не собирался спрашивать об этом так прямо. Он вообще не собирался спрашивать об этом.

Рамзес некоторое время молчал, покусывая внутреннюю сторону щеки, в то время как они шли.

— Иногда. Во всяком случае, мне так кажется. Бывают дни, когда я ловлю себя на том, что живу в моменте, который, я мог бы поклясться, уже пережил однажды… но это случается с каждым, не так ли?

— Дежавю, — согласился Финн, и его сердце упало.

Какая-то часть его надеялась найти рациональное объяснение этому безумию, которое начало просачиваться из его снов в его жизнь.

— А как насчёт дурных снов?

— Что насчёт них?

— Они когда-нибудь сбываются?

— Нет, — сказал Рамзес, на этот раз более решительно.

Он возился с часами на запястье, его золотисто-рыжие брови сошлись над встревоженными глазами.

— Нет, дурные… они всегда о событиях, которые уже произошли. Событиях, которые я не могу изменить, независимо от того, сколько раз я переживаю их заново.

— Пожар?

Рамзес пожал плечами.

— Пожар, да, в основном. Но также… инцидент с Каллиасом. Тот раз Джерихо чуть не утонула в доках, когда была девочкой… Ты тогда даже не родился. Была одна битва, в самом начале, прежде чем твоя мать перестала сражаться… она получила сильный удар по рёбрам…

Глаза его отца начали приобретать тот затуманенный вид, который появлялся, когда он слишком глубоко погружался в прошлое, поэтому Финн быстро рассмеялся — звук был слишком резким и нервным, чтобы быть реальным, и близко не подходил к его лучшей работе — и сказал:

— Никаких кошмаров обо мне, а?

Рамзес фыркнул, потирая переносицу, а затем протянул руку и обнял Финна за плечо, притягивая его ближе к себе. Он рассеянно поцеловал Финна в макушку.

— Я никогда не беспокоюсь о тебе, Финн. Больше нет. Ты знаешь почему?

Сердце странным образом сжалось от этой маленькой привязанности, от этих слов, Финн пожал одним плечом.

Рамзес ухмыльнулся — единственное, что всегда давало Финну понять, что он действительно сын своего отца, что он где-то научился этому уму — и сказал:

— Потому что ты напоминаешь мне меня в твоём возрасте. Все вы достаточно умны, но у тебя, у тебя есть уличная смекалка. Это редкость среди членов королевской семьи.

— У мамы есть.

— Твою мать этому научили. И она была очень хорошей ученицей.

Как бы в демонстрации, Рамзес убрал руку от Финна, поднял ладонь вверх — покачивая очками Финна перед его лицом. Очки, которые до этого были спрятаны в кармане его сорочки.

Финн застенчиво улыбнулся и поднял свою руку, демонстрируя часы Рамзеса.

— Ты ржавеешь на старости лет.

Рамзес притворно застонал, добродушно пихая Финна, прежде чем притянул его обратно в свои объятия, и они вдвоём поменялись вещами.

— Хорошо, хорошо. Я старею, я знаю. Не нужно мне напоминать.

— Эй, я всё ещё не поймал тебя. Ты ещё не совсем выдохся. Что ещё ты добыл на этой неделе?

Рамзес с глубоким вздохом покачал головой, снова надевая часы на запястье.

— Шпильку для волос Джерихо. Обручальное кольцо Вона. У меня были браслеты Солейл, но после всего фиаско с этим типом Элиасом…

— Чувство вины?

— Невыносимое.

Финн кивнул, пряча руки в карманы.

— У меня были её серьги. У меня есть чётки её боевого товарища, те кинжалы, которые она ему подарила, одеколон Кэла…

— Ты пользовалась одеколоном Кэла два месяца. Это больше не считается.

— Я думаю, это имеет значение до тех пор, пока он не заметил, что его нет.

— Ну, в таком случае, у меня всё ещё есть сердце твоей матери. Она ещё не спросила об этом. Сколько очков я получу за тридцать лет?

Финн