Автобиография - Франко Дзеффирелли

Такое новое видение (на самом деле вовсе не новое, а то, к которому стремился Леонкавалло) принесло шумный успех, и спектакль уже объехал полмира. Когда четыре года спустя его показали в Лос-Анджелесе, я был поражен энтузиазмом зрителей Калифорнии. Я не сомневался, что спектакль с Пласидо Доминго в роли Канио привлечет очень широкую публику даже в городе, где смотрят только кино, но такого приема не ожидал. Барбра Стрейзанд заявила, что это лучший мюзикл, который она видела в своей жизни.

— А нельзя ли сделать английский вариант? — на полном серьезе спросила она. — А если сделать по нему драму ревности женщины-клоуна? Не сомневаюсь, что при твоем богатом воображении… Такой спектакль уж точно побьет все рекорды по сборам.

А на родине меня ждал новый «Дон Карлос», которым должен был открываться сезон 1992–1993 годов в «Ла Скала», с дирижером Риккардо Мути, Паваротти и очень неровным составом исполнителей. Это одна из самых трудных опер, написанных Верди. Она пронизана какой-то бесконечной скорбью, которая гениально отражается во всеобъемлющей меланхолии персонажей и атмосфере, в которой разворачивается действие.

Много лет назад я побывал в Эскуриале и ощутил внутренний дискомфорт, беспокойство, царившие в мире, куда не проникали свет и тепло любви. Дворец и собор очень торжественные и мрачные, но самые тяжелые ощущения испытываешь при посещении королевской усыпальницы: императоры, короли, принцы и принцессы всех возрастов, включая крошечные надгробия из драгоценного мрамора для младенцев…

Ни гробницы Елизаветы, ни гробницы Дон Карлоса я не увидел и попросил гида их показать. Он проводил меня в самый дальний угол огромной усыпальницы. Здесь один против другого спали вечным сном злосчастные любовники. Старый и тоже несчастный Филипп II насильно разъединил их при жизни, но перед всесильной смертью сдался и позволил молодым людям, которым высшие государственные соображения принесли столько горя, навеки упокоиться рядом.

На меня нахлынула вдруг чудовищная тоска, в глазах стояли слезы. Но больше всего на меня подействовала мысль, что Верди тоже спускался в эту усыпальницу и тоже ощутил этот дух страдания, тоски, горя и предчувствия смерти, которые потом так удивительно отразились в музыке «Дон Карлоса». Я вернулся в гостиницу и включил пленку с записью оперы. При первых же звуках мне представились две уединенные могилы в гигантской усыпальнице. «Она никогда не любила меня», — с болью поет одинокий император.

В мире оперы встречаются и пересекаются многообразные характеры и силы — певцы, дирижеры, постановщики, музыканты, и их задача — создать некую общую гармонию, без которой невозможно добиться положительных результатов.

Я с благодарностью вспоминаю те из моих постановок, где я чувствовал себя частью целого, состоящего и из дирижеров, и из исполнителей. Только в таких условиях я могу работать с полной отдачей. Мой творческий путь пересекался с такими мастерами, как Серафин, Клейбер, Бернстайн, Караян, Гаваццени и многими другими великими артистами и хорошими товарищами. Риккардо Мути очень от них отличается, хотя и в мире музыки нередки случаи самодовольства и тщеславия. Но у Мути в голове только одно: во что бы то ни стало доказать и показать собственную гениальность, которая и так широко за ним признана, но он не знает границ, не приемлет критики, не выносит никакого соперничества.

Из-за него работа над «Дон Карлосом» проходила в состоянии полного дискомфорта, в леденящих душу подозрениях и недоверии, которые постепенно захватили всю труппу. Выкрик «браво» в адрес Паваротти глубоко ранил Мути, как будто на такое имел право только он и больше никто. К сожалению, на премьере случилась большая неприятность, именно из-за Паваротти, который слегка ошибся в большом концертато второго акта: капелька слюны заставила его на десятую долю секунды сфальшивить в трудной ноте. В любом другом случае ему бы это простили сразу, но в тот вечер галерка только и ждала повода его обшикать. Наверно, миланцы не смогли простить ему, что в предыдущем сезоне он отменил три спектакля «Любовного напитка», или что-нибудь еще.

По правде сказать, никто и никогда не исполнял Дон Карлоса так, как Паваротти. Я до сих пор слышу его золотой голос в этих труднейших пассажах. Мне страшно хотелось, чтобы Лучано получил то признание, которого заслуживал.

И он его получил. Существует великолепная запись спектакля, а протест галерки давно забыт.

Я всегда считал, и научился этому от великих мастеров, с которыми мне довелось работать, что успех труппы никогда не бывает заслугой кого-то одного и не принадлежит одному. Более того, успех одного человека стимулирует творческий подъем остальных.

Как я уже говорил, этот «Дон Карлос» существует в записи, и каждый сам может удостовериться, как он хорош. Не могу сказать, чтобы эта постановка оказалась для меня чем-то особенным. Более того, можно даже было подумать, что мрачная тень Эскуриала накрыла сцену «Ла Скала» — таким было напряжение, при тайных симпатиях и антипатиях и полном отсутствии мирного и спокойного подхода к своим и чужим заслугам.

Но, к сожалению, это касалось не только «Дон Карлоса». В «Ла Скала» вообще была очень тяжелая атмосфера. Как мы потом убедились, маэстро Мути оказался замешан в сложные спорные ситуации, и в театре разразился кризис. Не собираюсь о нем говорить в этой книге, хотя бы потому, что все еще очень горячо, хоть уже и не раскалено добела. В результате серьезного конфликта с оркестром Мути пришлось покинуть театр, который обратился к нему с просьбой найти себе другое «пристанище».

Как жаль его блестящий талант!

«Воробей»[110] — еще один мой фильм, пострадавший от недостатков сценария. Это невеселый, но один из самых популярных романов Джованни Верги. Я любил его со школьной скамьи и, когда еще только начинал карьеру режиссера, хотел снять по нему фильм. Действие происходит в Катании в середине XIX века, во время эпидемии холеры. Это история хрупкой девушки Марии из дворянской семьи, которая ребенком лишается матери, а отец женится на другой женщине — богатой и циничной. Девушку отсылают в монастырь, мачеха рассчитывает сделать из нее монахиню. Но когда в городе разражается эпидемия холеры, Мария вместе с семьей едет в деревню и там влюбляется в юношу по имени Нино. Когда волшебное лето заканчивается, она возвращается в монастырь, но по-прежнему любит Нино и, наконец, находит в себе силы сказать о своих чувствах. Однако выясняется, что молодой человек, сердце которого разбито, женился на ее сводной сестре, которая ждет от него ребенка. Мария возвращается в монастырь, к своей судьбе, и навсегда отказывается от радостей жизни.