Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

На западе была Америка, где для отправки по ленд-лизу в Великобританию было собрано огромное количество зерна, сухого молока, яичного порошка, консервированной свинины и рыбных консервов. Но в течение месяца не прибыло ни одного судна. Хотя Черчилль на людях заявлял, что неудачи укрепляют решимость и, так или иначе, в определенный момент превращаются в ступени, ведущие к победе, но, получая дурные известия при закрытых дверях, вел себя, как ведут дети, артисты и гении: начинал дуться. Каждое новое поражение он называл самым мрачным, самым опасным, самым пугающим, самым ужасным. Но он никогда не дулся долго и никогда не боялся. На ужине в компании близких друзей и членов семьи он мог, надувшийся, с трясущимися губами, ворча и бросая сердитые взгляды, пресечь все разговоры. Роберт Мензис, премьер-министр Австралии, отметил в дневнике невероятные переходы Черчилля во время бесед от состояния глубокой задумчивости до сильного возбуждения. «Премьер-министр во время разговора погружает себя (и вас) в уныние по поводу некоего мрачного аспекта войны… только для того, чтобы одержать победу над собой, расхаживая по комнате с горящими глазами. В каждом разговоре он достигает момента, когда явно наслаждается войной: «Счастье в том веке, в котором живешь… Почему мы мы считаем историю прошлым и забываем о том, что мы делаем ее?» Черчилль мог быть капризным, раздражительным, грубым и непоседливым, но он никогда не разделял мнения, что за чередой неудач неизбежно последует поражение. Мензис написал в дневнике: «Он не допускает мысли о поражении»[863].

После поражения от Роммеля в Ливии Черчилль телеграфировал Уэйвеллу: «Нам, видимо, не повезло». И, словно безответственный человек, проигравший всю зарплату, добавил: «Надеюсь, что впоследствии мы поправим дела». У него была способность видеть красоту там, где другие видели грязь. Если бы Великобритания не отправила войска в Грецию, сказал Черчилль кабинету, «Югославия не была бы теперь явным врагом Германии». Да, югославские партизаны сковывали действия нескольких немецких дивизий до конца войны, но жертвы в Греции, более 16 тысяч лучших британских солдат, погибших и взятых в плен, ставшие результатом этой кампании, не дают права говорить об этом плане как об удачно выбранной стратегии. Удача не оставила Уэйвелла; его оставил Черчилль[864].

С июня прошлого года, когда Черчилль публично обсуждал неудачи, когда обещал, что опасности будут увеличиваться, его выступления имели важные последствия, поскольку с каждой фразой он добавлял немного раствора в фундамент общественного доверия вплоть до выступления 27 апреля. Почти целый год он объяснял министрам, что не хочет ослабления напряженного состояния по поводу возможного вторжения. И оно не ослабевало. Напряжение было таким сильным, написала Пэнтер-Доунес, новости из Греции и Северной Африки такими сбивающими с толку и такими плохими, что утренние газеты «были все равно что бомба, лежащая на столе во время завтрака»[865].

27 апреля после выступления Черчилля ужинать сели только в десять вечера, после которого, по воспоминаниям генерала сэра Алана Брука, Черчилль «был в отличной форме… и продержал нас до половины четвертого утра». Его отличная форма, возможно, предназначалась для того, чтобы замаскировать увеличивающиеся страдания, поскольку через несколько часов после его выступления по радио расшифровка «энигмы» подтвердила, что немцы направляются на Крит и предполагается захват аэродромов силами парашютистов. Информация была настолько важной, что Черчилль посоветовал начальникам штабов тайно переправить подлинники генералу Фрейбергу, командующему силами союзников на Крите. Черчилль считал, что Фрейберг, однажды заверивший, что при получении убедительных разведданных развернет свои силы, чтобы заманить в засаду и уничтожить немецкие воздушно-десантные подразделения и немецкие подразделения, доставленные морским путем, если их до этого не потопит Королевский флот, окажутся отрезанными на побережье. Если удастся осуществить задуманное, то расшифровка окажется настоящей находкой. В противном случае Крит падет, следующей целью станет Египет и, учитывая нынешнее состояние дел, никто не сможет гарантировать защиту Египта. Потеря Египта и Суэцкого канала, сказал Черчилль членам военного кабинета, «будет для Великобритании первой катастрофой, следом только успешное вторжение и окончательное завоевание» Родного острова[866].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Если Роммель доберется до Каира, то предстоит эвакуация из Северной Африки, и тогда Норвегия, Дюнкерк и Греция будут выглядеть как учения. Согласно директиве военного кабинета от 28 апреля, составленной Черчиллем, следовало составить эвакуационные планы, причем оговаривалось, что не допускается никаких намеков относительно этих планов. Но до того как начнется отступление, «сдача офицерами и солдатами будет считаться допустимой только в том случае, если потери подразделения или армии превышают 50 процентов». Согласно принципу Наполеона, сдача возможна, если «солдат схвачен один и без оружия. Но генералы и штабные офицеры, застигнутые врагом врасплох, должны использовать для самообороны свои пистолеты». Черчиллю нравился наполеоновский принцип относительно сдачи невооруженного солдата. Если бы Уэйвелл прочел автобиографию Черчилля «Мои ранние годы», то узнал, что Черчилль однажды применил этот принцип к себе, когда, безоружный, оказался под прицелом бурских винтовок. В рассказе об этом случае Черчилль изо всех сил старался объяснить читателю, что у него не было под рукой пистолета, так что он был и окружен, и разоружен[867].

В директиве говорилось, что «каждый, кто сумеет убить гунна или даже итальянца, сослужит хорошую службу». Затем, перейдя непосредственно к теме эвакуации, Черчилль установил, что «будет абсолютно невозможно найти суда для перевозки десятой части огромной массы людей и материальных средств, собранных в Нильской долине». Все корабли Королевского флота не смогут вывезти их оттуда, и на этот раз не придется рассчитывать на помощь яхт, траулеров и рыбачьих лодок, как это было в Дюнкерке. Очевидно, британцы могли бежать на юг, через Судан в Кению. Те, кто выживут, выйдут из войны. С учетом того, что нет реального выхода, боевой план призывал – как на Родном острове – стоять до конца[868].

Директива была написана таким языком, что становится ясно, что имел в виду Дилл, когда сказал Рейту, что «только одна из десяти записок Черчилля является полезной». С точки зрения Уэйвелла директива была пустой тратой бумаги. Он не нуждался в человеке, который бы объяснял ему, как выполнять свой долг. Черчилль завидовал возможности Уэйвелла добиться славы. Он признался Колвиллу, что «отказался бы от нынешней должности – и даже от сигар и алкоголя» ради возможности возглавить сопротивление в Египте[869].

Между тем Фрейберг на Крите получил и переварил расшифровки «энигмы», но Секретная разведывательная служба, основываясь на стандартных процедурах, запретила ему действовать на основании информации, полученной из единственного источника без подтверждения хотя бы еще одним источником. Бюрократическая бессмыслица, поскольку в «Ультра» поступала информация из первоисточника и, следовательно, была заслуживающей доверия и не требовала проверки. Впоследствии Фрейберг утверждал, что реальная цель директивы состояла в том, чтобы сорвать план по обороне трех критских аэродромов ради сохранения секрета «Ультра». Если бы аэродромы оказались слишком хорошо защищены, немцы могли сделать вывод об утечке секретной информации. Тем не менее Фрейберг решил, что предпримет ряд мер по укреплению обороны вокруг аэродромов. Проблема состояла в том, что самый западный аэродром, в Малеме, рядом с британскими кораблями, стоящими на якоре в бухте Суда, находился в 70 милях к западу от аэродрома в Ретимноне, который, в свою очередь, находился в 80 милях к западу от третьего аэродрома, в Гераклионе. Впервые с начала войны британский командующий заранее точно знал, кто и когда направляется в его сторону. Однако его силы были подорваны в Греции, он испытывал нехватку в солдатах и внутренних коммуникациях для обеспечения эффективной, скоординированной обороны Крита, с помощью или без помощи «Ультра».