В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

ним голову. — Председателю нужно лишь чуть больше времени, чтобы спешиться с амфи.

— Всё ясно. — Конон понимающе кивнул. — Значит, вас вновь подослали ко мне, чтобы развлечь старость разговором. — Дато пытался засмеяться, но смех его застрял где-то глубоко в седой бороде. — И что же Вы, дорогие друзья, можете мне рассказать?

— Каковы Ваши впечатления о Дне единения? — Хён Сок начал с ответного вопроса. Ему нечего было сказать дато, но он был готов внимать каждому его слову. Лишь бы тот наконец ошибся.

— Последствия его поистине ужасны, — он сочувственно вздохнул, но вся грусть его мигом пропала, когда Конон понял, что говорил с ним Хён Сок, а не подполковник Арно. — А Вы, господин Квон, кажется, совсем не изменились. Сразу переходите к сути. Время Вам всё так же дороже золота.

— А Вы в очередной раз разбрасываетесь русскими поговорками. Вам следует быть поаккуратнее со своими словами. — Эндрю ударил его в бок, но Хён Сока это не остановило. — Кто знает, может быть, другие фолки начнут повторять за Вами. Вам не следует отдавать предпочтение какой-то определенной культуре. Это не должно быть в характере фолков.

— Не беспокойтесь, мультикультурализм у нас всегда будет развит. Ведь это не мы именовали перемену лет Рождеством. — Вдруг внутри Конона что-то щёлкнуло, и он улыбнулся, да так, что от этого его усы ощетинились. Для Хён Сока он стал лишь больше похож на дьявола. Миру давно пора было от него избавиться. — Раз уж Вы придаёте такое значение деталям, неужели ничто другое Вам ещё не открылось?

— Может быть, Вы подскажете мне, на что лучше обращать внимание? Вам то явно виднее.

— Хорошо, — старик кивнул, понимая, что имеет в виду Хён Сок. — Очень хорошо, господин Квон. Но вместо того, чтобы смотреть в мой единственный здоровый глаз, почему бы Вам не спросить у председателя, что находится у него под очками?

— Вот так прямо? — Хён Сок сделал вид, что удивился. Ни одному слову Конона нельзя было верить. — А я уже было подумал, что Вы скажете, что все люди слепы.

— О, я не стал бы бросать камни в свой огород. Земли Вайнкулы и без того от вас настрадались.

Дато ждал очередного выпада, но Хён Соку нечего было ответить. Эндрю напряжённо вздохнул. Бросать камни в огород, что за глупость. Они оба понимали, что Конон нарочно использовал выражение, которое никак нельзя было подвязать к славянам. Он издевался над ними, и это было заметно всем тем, кто стоял от них неподалёку. Внезапно дато Конон решил, что репутация для его дела не так уж и важна. Но слишком уж много сил он потратил на возведение ореола благодетеля, чтобы так просто оставить свой прошлый путь. От того фолков и людей в рядах Конона ни капли не убавилось. Его игра продолжалась, и безразлично ему было то, что председатель Моис ещё не успел подойти. Конон точно знал, что с тех самых пор, как появилась такая возможность, люди стали записывать любой значимый разговор. Его услышат все. Откровения дато Конона дойдут и до тех, кто в этот день решил остаться в стороне.

— Загубили одну планету, загубите и вторую. — Старик был непреклонен в своей глупости. — Фолки столько под Вас адаптировались, Вы же для них ни на йоту не изменились. В своё время подполковник Квон так сильно хотел добиться равенства, но где же оно теперь? — дато вскинул руки, и фолки за ним враз вздрогнули. Конон смотрел Хён Соку прямо в глаза. — Хочешь равенства? Да ты ведь даже не понимаешь проблем фолков! Ты думаешь лишь о себе и о том, чтобы тебя самого судили подобно человеку! Ты был возвышен до небес, но вот тебя заставили упасть. И что с того? К чему привёл весь твой труд, если остался ты на прежнем месте? Какой от тебя прок теперь, когда даже звания офицера ты не несёшь?

— Когда ты уже поймёшь, что никому нет дела до чужого звания? — продолжил играть свою роль Хён Сок, дав Эндрю знак не подпускать председателя. — Что дато, что подполковник: для людей и фолков нет совершенно никакой разницы. Да хоть назови рыбу птицей, от этого летать она не научится. Ты же лишь заблудшая овца.

— Говорить ты будешь тогда, когда вновь дослужишься до подполковника. Начни с начала, иногда это бывает полезно. А пока без значимого ранга ты ничто. Слова твои весят меньше только что выпавшего снега. — Конон избавился от рукавиц и поймал в ладони несколько снежинок. Они тут же растаяли, и несколько фолков из его свиты залились смехом.

— Скажи спасибо моему отцу, что, не имея хоть сколько-нибудь известного имени, спас твоего несчастного сына. — Хён Сок использовал свой главный козырь. — В конторе не стать подполковником, но это не помешало ему умереть достойным человеком.

— И это я должен благодарить его? — Конон почти засмеялся, когда вдруг осознание острой иглой пронзило его виски. Если он хотел, чтобы другие испытывали к нему чувство долга, он сам должен был в очередной раз подать им пример. Конон пошёл по давно проторенной дороге. — Да, конечно же в этом ты прав. Пожалуй, Му Хён был единственным благородным представителем вашего рода.

— И про кого же ты говоришь? Про всех без исключения людей или только лишь про мою семью? О чём бы ни были твои речи, сейчас ты сам себя прировнял к подлецам.

В этом никто не смел поддержать дато Конона. Он сболтнул лишнего, но лицо его сохранило выражение, будто он так ничего и не понял. Ему было что возразить, но те слова он оставил на самый крайний из случаев. Ещё не время. Не для того он столько лет берёг свою главную тайну.

Шёпот уже успел стихнуть, а Конон всё продолжал выжидать следующей атаки Хён Сока. После упоминания Му Хёна ему отчётливо стало ясно, что его сюда привели для того, чтобы подготовить дато к настоящим переговорам. Хён Сок многим умел управлять: своим отделом, чужими сотрудниками и людскими мнениями. Вот только с Кононом ему было не сравниться. Он уступал ему, срывался и при каждом своём действии мог допустить свой последний промах. Дато всегда был на шаг впереди. С тех самых пор, как всю свою жизнь сломал под фолков. Он был впереди самого Луиса Кортеса.

— Почему именно двадцать четвертое ноября? — Конон наконец получил новый вопрос, но не от того, с кем имел личные счёты. Хён Сок молчал, от лица отдела говорил Эндрю. — Зачем Вы играете нашими трагедиями? Вам прекрасно