Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

уговоров Мосолова отошел и, выпив с генералом до двух бутылок мадеры, совсем успокоился и в конце концов сказал: «Я посоветуюсь с Папой, а ты вот заезжай ко мне за ответом дня через два». Облобызавшись трижды, расстались. «Вы понимаете, — говорил мне позже генерал, — что за ответом я к нему предпочел не заезжать, а затем уехал в Румынию». Распутин же рассказал о случившемся их величествам. Царица негодовала. В окружении старца смеялись. Бадмаев с друзьями злорадствовал. Протопопова, конечно, предупредили. В Царском Селе вера в бескорыстие и искренность Распутина возросла, как никогда. Никогда Распутин не стоял так высоко в глазах их величеств, как в этот последний месяц своей жизни. Репутация Трепова была окончательно испорчена. Доверие к нему пропало окончательно. Неудача Трепова с попыткой ликвидировать Протопопова нашла широкий отклик в политических кругах. Во всем обвиняли императрицу. Делались последние попытки повлиять на нее.

26 ноября к царице, испросив разрешение, приехала великая княгиня Виктория Федоровна, жена великого князя Кирилла Владимировича. Ее родная сестра была королевой Румынской, и, благодаря присоединению Румынии к союзникам, Виктория Федоровна стала как бы связующим звеном между двумя царствующими домами, и ее личные отношения с их величествами к этому моменту весьма улучшились. Последнее обстоятельство и толкнуло ее на разговор с царицей.

Расцеловавшись, как обычно, царица спросила, не про Румынию ли хочет переговорить великая княгиня? Виктория Федоровна стала рассказывать все, что она слышала от тех лиц, которых общество считало полезными для привлечения в состав правительства. Царица разволновалась. Она не соглашалась с великой княгиней и заявила, что уступка общественности — это первый шаг к гибели. «Те, кто требует уступок, — враги династии. Кто против нас? — спрашивала царица и отвечала: — Группа аристократов, играющая в бридж, сплетничающая, ничего в государственных делах не понимающая… Русский народ любит государя, любит меня, любит нашу семью, он не хочет никаких перемен…» И в доказательство своей правоты царица указывала на многочисленные письма, полученные ею со всех сторон России от простых людей, от раненых солдат и офицеров. Как последний довод, великая княгиня просила разрешения пригласить ее супруга, великого князя Кирилла Владимировича, который может подтвердить то, что говорила она. Царица не пожелала. Они расстались. Царица вывела заключение из разговора, что Владимировичи настроены против нее, против ее влияния на государя. Болезненное воображение рисовало, что они лишь мечтают о наследовании престола после смерти наследника.

В этот же период княгиня Софья Николаевна Васильчикова, жена князя Б. А. Васильчикова, члена Государственного совета, прислала царице резкое письмо про Распутина, написанное карандашом на листке блокнота. Их величества, и особенно государь, были настолько возмущены неуместностью и невежливостью письма, что княгине 2 декабря было предложено выехать в ее имение Новгородской губернии, куда с ней поехал и муж. Высылка княгини всполошила всю петроградскую аристократию. Одна из родственниц стала собирать подписи под коллективным протестом. Но многие дамы во главе с почтенной, заслуженной графиней Воронцовой-Дашковой, вдовой покойного наместника Кавказа, были против. Протест не состоялся. Но высланная княгиня получила большое количество сочувственных писем. «Она мечтательница, думала сделать доброе дело, — говорила про нее одна ее знакомая, — но, конечно, она должна была знать, в какой форме следует писать ее величеству».

Много шло тогда и анонимных резких писем по адресу царицы, а еще больше получала их ее подруга А. А. Вырубова.

Тогда же обратился с письмом к государю член Государственного совета, обер-егермейстер Иван Петрович Балашов. Изложив много откровенного по текущему моменту, он советовал отстранить царицу и Распутина от всякого влияния на дела. Царица негодовала и упрашивала государя лишить Балашова звания члена Государственного совета.

Сделала тогда усилие повлиять на царицу и ее сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна. По судьбе своего растерзанного взрывом бомбы мужа, по ужасам последнего немецкого погрома в Москве Елизавета Федоровна знала хорошо, что такое наша политическая борьба… Женское ее окружение хорошо осведомляло ее, что делается в общественных московских кругах. И близкие люди, друзья и некоторые общественные московские деятели, встречавшиеся с великой княгиней и не стеснявшиеся высказываться при ней откровенно, убедили ее поехать и повлиять на их величества. О том, что такое старец и его окружение, она отлично знала, зачастую даже с преувеличением, от С. И. Тютчевой.

3 декабря к вечеру великая княгиня приехала в Царское Село. Она хотела говорить с государем, но царица категорически заявила, что царь очень занят, он завтра утром уезжает в Ставку и увидеться с ним невозможно. Тогда Елизавета Федоровна стала говорить с сестрой-царицей. Она старалась открыть ей глаза на все происходящее в связи с Распутиным. Произошел резкий серьезный спор, окончившийся разрывом. Александра Федоровна приняла тон императрицы и попросила сестру замолчать и удалиться. Елизавета Федоровна, уходя, бросила сестре: «Вспомни судьбу Людовика XVI и Марии Антуанетты». Утром Елизавета Федоровна получила от царицы записку, что поезд ее ожидает. Царица с двумя старшими дочерьми проводила сестру на [вокзал] в павильон. Больше они не виделись.

О том, что произошло в действительности между сестрами, даже во дворце знали лишь немногие, самые близкие лица. В Москве же из окружения великой княгини в общественные круги сразу же проник слух, что великая княгиня потерпела полную неудачу. Распутин в полной силе. И это только усилило и без того крайне враждебное отношение к царице. В Москве, больше чем где-либо, царицу считали главной виновницей всего тогда происходящего, и оттуда этот слух расходился повсюду. От самой же великой княгини самые близкие люди узнали и о сказанной ею сестре последней ужасной фразе. Та фраза стала известна даже французскому послу Палеологу. Надо полагать, что это последнее свидание двух сестер и было причиной тому, что великая княгиня Елизавета Федоровна так сочувственно отнеслась даже к убийству старца, а после революции даже не сделала попытки повидаться с царской семьей.

4 декабря государь с наследником выехал в Ставку. Накануне их величества были у Вырубовой и видели там Распутина. Прощаясь, государь хотел, чтобы Григорий перекрестил его, но Распутин как-то странно сказал: «Нет, сегодня ты меня благослови». Больше его государь уже не видал.

6 декабря, в День ангела, государь назначил великую княгиню Ольгу Николаевну шефом 2-го Кубанского пластунского батальона, а великого князя Бориса Владимировича шефом 5-го батальона. В тот день в Ставке почему-то ждали дарования государем Конституции, о которой объявлено, конечно, не было. Вероятно, кто-то пустил этот слух, слыша кое-что про приготовляющийся особый высочайший приказ. Приказ был подписан 12 декабря. То был приказ политический и явился как бы ответом на вздорные сплетни о сепаратном мире. В нем говорилось, что Германия истощена, предлагает