Багровые ковыли - Виктор Смирнов

Но ничего! Еще поднимется, взовьется его звезда!..

Прежде всего надо подготовить группу инспекторов-профессионалов из РКИ. Отправиться в Московскую ЧК, куда, говорят, прибыл из Средней Азии Глеб Бокий, чекист, что называется, от природы. Бокий даст нескольких бывалых товарищей. С их помощью он всех этих гохрановцев возьмет в кулак. Виновные ответят по всей строгости закона. А богатства Гохрана широкой струей, как мука из мельничного летка, посыплются в широкие ладони Республики, на благо мирового пролетариата.

Еще немного – и придет этот день. А лучше – ночь. Ночью люди вялы и растерянны. Тот, кто внезапно разбужен, легче допускает промахи…

Глава пятая

Ивана Платоновича разбудили в два часа ночи. Дежурный поднялся на этаж и растолкал его, сказал, что ждут внизу по срочным делам. Старцев пошарил рукой на тумбочке, отыскал пенсне, наскоро оделся. Осеннюю свою тужурку забыл захватить, гадая: что могло случиться, не ограбление ли Гохрана?

У стола дежурного горела лампа под зеленым абажуром, и неясными тенями выделялись двое в кожанках. Вежливо козырнули.

– Профессор, срочно просят в Гохран. Ревизия.

Ну ревизия так ревизия! Сначала Старцев был спокоен и лишь какое-то время спустя начал догадываться: это не просто ревизия, это ход Юровского, и его ждут неожиданности.

Московская ночь была холодной и сырой, моросило. Старцев сразу озяб, но чекисты посадили его в кабину грузовика, и «АМО», гремя цепной передачей, пополз вверх, к Страстной площади.

Когда грузовик, неспешно и с лязгом старой, изношенной машины, поравнялся с Елисеевским магазином, на бегу натягивая кожанку, его догнал Бушкин. Он спал крепким матросским сном, когда ушел Старцев, тем более что вернулся со спектакля поздно, и, наконец прочухавшись, понял, что профессор куда-то исчез.

– Эй, стой!

Когда грузовик, миновав громаду сытинского дома, свернул в Настасьинский переулок, к Гохрану, Бушкин успокоился и замедлил бег.

Окна бывшей Ссудной палаты горели все без исключения, сверкая где голыми лампочками, а где и оставшимися со старой поры люстрами. И двор Гохрана освещали фары двух длинных легковых машин с работающими моторами.

Во дворе суетились какие-то незнакомые, но явно облеченные полномочиями люди. Чуть в стороне держались несколько сотрудников Гохрана, в их числе Шелехес, Пожамчи и выделявшийся своей фигурой бывший действительный статский советник Левицкий.

К Старцеву подошел Юровский. Сейчас, в царстве яркого света и глубоких теней, он выглядел демонически: черный, в черном осеннем длинном пальто, с глазами, которые, попадая в лучи фар, вспыхивали черным блеском, как антрацит на изломе.

– Вот товарищи из финансового контроля РКИ и ЧК проводят ревизию, – пояснил он и представил Старцеву нескольких человек, в том числе женщину в кожаной куртке, в длинной, до пят, юбке и с косынкой на голове – повязанной по революционной, для активисток, моде.

– Это ваша затея? – спросил Старцев у Юровского.

– Это затея не моя, а революционной Республики, которая хочет знать, как хранятся ее сокровища, – ответил Яков Михайлович с патетикой в голосе.

Старцев не хотел вступать в пререкания.

– Хорошо, – сказал он. – Пойдемте.

Длинной вереницей они пошли по уставленным «емкостями» коридорам палаты. «Контролеры» шли, спотыкаясь и чертыхаясь.

– Неужели нельзя было навести порядок? – строго спросила женщина в косынке.

– А это и есть порядок, – отвечал уже пришедший в себя Левицкий. – К нам прибывает в два раза больше материала, чем мы можем обработать.

– Значит, следовало попросить в отделе недвижимого имущества здание побольше.

– Здание должно быть приспособлено, – сказал Старцев с раздражением. – Кроме того, что толку в здании, если у нас только двадцать оценщиков и разборщиков? Мы забьем вещами любое здание. Вам следовало бы изучить этот вопрос, прежде чем являться сюда…

Левицкий незаметно сжал его локоть: молчите, мол, не дразните собак.

Юровский знал, куда вести процессию. Не доходя до операционного зала, он остановился перед нагромождением коробок, мешков и бочонков. Сверился со схемой, которую держал в руке.

– Разбирайте!

Открылась стена с металлической дверью.

– Ключ! – повернулся Юровский к Левицкому и затем, обращаясь к женщине, сказал: – Прошу внести в протокол. От меня, как от начальника золотого отдела, эти помещения скрывались.

Левицкий, не сразу отыскав дрожащей рукой скважину, два раза повернул большой сейфовый ключ. И перед ними открылся черный провал в подвальное помещение.

– Свет!

Управляющий нашарил на стене выключатель, и вспыхнула неяркая лампочка. Они осторожно спустились в подвал, который тоже был забит мешками и ящиками.

– Обратите внимание! – сказал Юровский. – Номера на емкостях значительно более ранние, то есть ценности поступили давно, но почему-то не пошли в разборку и сортировку.

Он развязал тесемку на мешке и вытащил из него первую же попавшуюся вещь. Это оказалась диадема с бриллиантами и сапфирами. Юровский поднял ее над головой, и под потолком засверкало холодным белым, голубым, желтым и зеленым светом.

– Прошу зафиксировать, изделие с камнями, из золота! – заявил Юровский и строго спросил у Левицкого: – Почему здесь?

– Потому что здесь хранятся вещи исключительной ценности, представляющие особый интерес, – вмешался Старцев. Голоса в подвале звучали звонко и неестественно громко. – Taк сказать, музейные экспонаты. Работники палаты старались в первую голову разобрать то, что попроще.

– Вот! Прошу отметить! Приберегалось самое ценное, а между тем Республика изнемогает в борьбе и нуждается в средствах, – с некоторой патетикой в голосе сказал Юровский. – И, кстати сказать, народ голодает, отдавая все силы победе мирового коммунизма. И на эти ценности можно было бы выменять для народа хлеб.

– Ты за народ не очень-то расписывайся! – раздался громкий голос Бушкина.

Кто-то от неожиданности, тесноты и толкотни шлепнулся на мешок с драгоценностями. В мешке что-то захрустело.

– Они что, себе в карман положили? – продолжил бывший гальванер. – Они держат добро в Гохране, а не у себя в подполе!

В Бушкине боролись два чувства. С одной стороны, конечно, нельзя было придерживать добро в преддверии победы коммунизма во всемирном масштабе, но, с другой, он ясно чувствовал, что руководят Юровским совсем другие чувства. Кроме того, Бушкин уже привык к Гохрану и его людям, как в свое время привыкал к кораблям, на которых служил, и теперь считал своим долгом защитить своих.

– Это еще кто такой? – спросил чекист в матерчатой кепке.