На полпути в ад - Джон Коллиер

class="p1">Это было донельзя верно подмечено. Лифт остановился, и они вышли из кабины. Перед ними лежал просторный зал, который более всего напоминал фойе колоссальных размеров театра или кинотеатра. В нем располагались две-три кассы, рядом с которыми висели прейскуранты. Партер – за чревоугодие, частные ложи – за прелюбодеяние, бельэтаж – за тщеславие, балкон – за праздность и так далее. Также имелся бар, где парочка демонов в униформе болтали с официантками, среди которых наш друг с изумлением узнал маленькую брюнетку с Бонд-стрит.

Время от времени открывались двери в огромный зал, и было ясно, что там идет веселая пьеса или кинокартина.

– Вон там у нас танцевальный салон, – сказал дьявол, – туда мне особенно хочется вас повести.

Перед ними открыли дверь. Они оказались в довольно просторном помещении, оформленном под пещеру с папоротником, бутафорскими камнями и влажным холодным воздухом. Оркестр играл пародию на Скарлатти. Несколько пар вяло кружились в танце. Филип заметил, что многие из танцоров были до отвращения толсты.

Дьявол подвел его к стройной бледной девушке, тихо сказал ей несколько слов, а Филип, не видя, чем бы еще заняться, поклонился, предложил ей руку, и они начали кружиться по залу.

Танцевала она очень апатично, полуприкрыв тяжелые веки. Филип пробормотал парочку дежурных фраз.

– Часто здесь бываете? – спросил он.

Она вяло улыбнулась, но не ответила.

Его немного задело ее безразличие (к тому же он выкурил предложенную дьяволом сигарету).

– Какая у вас холодная рука! – сказал он, слегка пожав ее. Рука и вправду была весьма холодной. Танцуя, он утянул апатичную партнершу в угол, где обнял ее за талию чуть крепче, чем это нужно для танца. Внезапно он почувствовал, как сквозь рукав пиджака просочилась ледяная влага, и уловил слабый, но легко узнаваемый запах речного ила. Пристально поглядев на девушку, Филип заметил в ее глазах сильный жемчужный отблеск.

– Я не расслышал, как вас зовут, – сказал он.

Его партнерша едва шевельнула бесцветными губами.

– Офелия, – ответила она.

– Прошу меня извинить, – выдавил он и с поспешностью рванулся обратно к дьяволу.

– Так что же, – произнес этот достойный образчик нечисти, – вы по-прежнему не можете поверить, что те, кто утопился, обречены на вечное проклятие?

Филипу пришлось это признать.

– Вы понятия не имеете, как скучает эта бедная девочка, – с сочувствием произнес дьявол. – А она здесь всего-то несколько сотен лет. Что это по сравнению с Вечностью?

– Очень-очень мало, – согласился Филип.

– Видите, какие ей достаются партнеры? – продолжал повелитель тьмы. – В каждом танце она открывает им, а они ей маленькие неприятные подробности, которые вас столь отвратили.

– Но почему они в танцевальном салоне? – поинтересовался Филип.

– А почему бы и нет? – пожал плечами дьявол. – Возьмите еще сигарету.

Затем он предложил пройти в кабинет для делового разговора.

– Ну-с, дорогой мой Вествик, – начал он, когда они расположились в удобных креслах, – в чем будет состоять наш небольшой договор? Я, конечно, могу стереть все, что сейчас произошло. В этом случае вы снова окажетесь на парапете перед самым прыжком, как раз в тот момент, когда я ухватил вас за лодыжку. Вскоре вы прибудете в увиденный вами танцевальный салон. Толстым или тонким – зависит от каприза водной стихии.

– Сейчас ночь, – проговорил Филип. – Река течет со скоростью четыре мили в час. Скорее всего, меня незамеченным вынесет в море. Да, я почти наверняка окажусь среди толстых. Они показались мне поразительно лишенными сексапила, если этот термин вам знаком.

– Да, сталкивался, – улыбнулся дьявол. – Возьмите сигару.

– Нет, спасибо, – ответил Филип. – А вы какой вариант предлагаете?

– Вот наш типовой договор, – сказал дьявол. – Все-таки возьмите сигару. Видите… неограниченное богатство в течение пятидесяти лет, Елена Прекрасная… ну, это устарело. Скажем, мисс… – Тут он назвал имя великолепной кинозвезды.

– И конечно же, – произнес Филип, – вы включили сюда пункт о передаче вам моей души. Это обязательно?

– Ну, это стандартное условие, – ответил дьявол. – Лучше пусть останется. Подпишите вот тут.

– Ну, не знаю, – замялся Филип. – Думаю, что вряд ли подпишу.

– Что?! – вскричал дьявол.

Наш герой надул губы.

– Не хочу на вас давить, дорогой мой Вествик, – сказал дьявол, – но вы уяснили разницу между завтрашним появлением как самоубийца-утопленник и зачислением – заметьте, через пятьдесят упоительных лет – в ряды штатных сотрудников? Это как раз сотрудники болтали с маленькой брюнеткой в баре. Дивная особа!

– Все равно, – упирался Филип. – Пожалуй, я не стану подписывать. Но спасибо за предложение.

– Ладно, – махнул рукой дьявол. – Тогда отправляйтесь назад!

Филип почувствовал резкое движение, потянувшее его ввысь, будто ракету. Однако он сохранил ясный ум, устоял на ногах и, оказавшись на парапете, спрыгнул вниз, но в верном направлении.

О гибкости в искусстве[82]

Жил-был молодой скульптор по имени Юстас, чьи работы были решительно слишком реалистичны для современной публики. Поэтому он из необходимости частенько захаживал в гости к друзьям примерно около семи вечера, всем своим голодным существом надеясь, что его уговорят остаться на ужин. «Я секу мрамор огромными кусками, – мысленно повторял он, – а высекаю крохи еды. Когда разбогатею, все будет примерно так же, только наоборот».

Он жадно вдыхал ароматы шипящего жареного и густого тушеного, доносившиеся с кухни, и, возбужденный их букетом, клялся в верности собственным незапятнанным идеалам и яростно обрушивался на абстракционистов. Но природа и искусство словно совместно ополчились на несчастного Юстаса, поскольку пленительные запахи раздражали его слюнные железы, а современные художники, которых он истово проклинал, были Бранкузи, Липшиц и Бржеска.

Обычно хозяйки, которым словоизвержения скульптора напоминали Ниагару, требовали, чтобы от Юстаса избавились как можно скорее. Для этого применялись многочисленные уловки: наиболее гуманной было дать ему билет на какое-нибудь представление и поскорей отправить за порог, чтобы не опоздал к началу.

Таким вот образом, однажды вечером лишившись шансов на бифштекс на ребрышках, Юстас неожиданно оказался на выступлении Чарли Маккарти, которого он разглядывал холодным и критичным взором голодного скульптора.

– Не знаю, чего ради все аплодируют, – сказал он соседу. – Шутки не его, все делается явно при помощи чревовещания. Что же до его художественной ценности как произведения искусства, то я сам скульптор, и уверяю вас, она ниже всякой критики.

– А все равно, – заметил сосед, – он зарабатывает не знаю сколько тысяч долларов в год своему владельцу.

– Боже! – воскликнул Юстас, вскакивая с места и потрясая кулаками. – Что же это за цивилизация такая? Вот грубый, вульгарный и смешной манекен, который и скульптурой-то называть нельзя, который приносит хозяину неизвестно сколько сотен тысяч долларов в год, в то время как самое реалистичное творение столетия…

На этом месте