Варяг - Глеб Дойников

— А что, еще что-то можно изменить? Ведь это в вашем мире уже было? Может, это свыше предопределено, — подавлено отозвался Николай.

— Хрена лысого что-то вообще может быть предопределено! — грохнул по столу кулаком лекарь Вадик (или Миша — он уже и сам запутался), — у нас и «Варяг» не прорвался, и Макаров на «Петропавловске» погиб на мине 31-го марта, а тут — все это уже пошло по другому!

— Так, может, тогда и подвала этого Иматьевского дома не будет, если все уже пошло по-другому? — встрепенулся Николай.

— ИПатьевского, а не Иматьевского. А вот это уже только от вас зависит, ваше величество, — не стал слишком уж обнадеживать царя, способ управления коорым он наконец, кажется, нащупал, Вадик, — кризис в обществе — он системный. И поражение в войне, которое избежать, кстати, довольно просто, это не его причина, а следствие. А то будет не Ипатьевский дом в Екатеринбурге, а, скажем, Мазаевский в Питере. Вам от такого поворота истории правда станет легче? Надо не бороться с проявлениями кризиса, а искоренять его причину!

— А в чем же причина? — кажется, в первый раз за все царствование проявил интерес к делам своего государства хозяин земли русской.

— На данный момент ситуацией в стране недовольны все слои общества. Крестьянам хочется побольше земли, причем — задаром. Дворянам — уже прогулявшим выкупные платежи по Парижам и Баден-Баденам — побольше денег и продолжать ничего не делать при этом. Интеллигенции — побольше свободы, хотя они понятия не имеют, что это такое и с чем ее едят, и вообще, чтобы Россия стала Европой. Военным-идиотам — повоевать, тогда как военным умным — не делать этого ни в коем случае. Купцам, предпринимателям и банкирам — побольше возможности для зарабатывания, вернее, воровства. Нарождающийся класс рабочих, пролетарии, требуют принятия рабочего законодательства, которое защищало бы их права и не позволяло бы купцам, предпринимателям и банкирам их настолько явно обворовывать. И всем почему-то кажется, что вы и только вы должны все их и только их требования удовлетворить.

— Но как? Это же невозможно — угодить всем… — пролепетал Николай.

— Выберите тех, чьи требования кажутся вам наиболее справедливыми и невыполнение которых уж точно приведет к революционному взрыву. Но сразу вынужден предупредить — в «тот» раз вы сделали ставку на дворянство. Так что его я бы вычеркнул.

— А кто тогда остается, банкиры? — попытался угадать самодервжец.

— Ха! Вот уж эти достойные мужи, сколько вы им не предложи, перепродадут и вас, и всю Россию оптом тому, кто предложит на пять копеек больше! — хохотнул в ответ доктор, — нет, конечно. Я бы попытался начать не сверху, а снизу. Крестьянство, вот кто пока в России составляет большинство населения. И единственный способ остановить брожение в этой бочке, у которой вот-вот сорвет крышку со всем, что на ней стоит, а это и мы с вами — это решить земельный вопрос. В нашей истории его с переменным успехом решал Столыпин, пока его не грохнули. Если его немного перенаправить с обязательного разрушения общины в в сторону более активного наделения землей тех, кто из нее и так готов выйти… Ведь для прекращения брожения достаточно удалить дрожжи. А если дать активным людям России возможность зарабатывать и брать столько земли, сколько они могут вспахать, то им никакая революция не нужна уже будет! А старая община — это готовый источник кадров для заводов, которых нам через пару лет надо строить сотнями.

— Но каждый завод — это же эти ваши «пролетарии», не они ли устроили ту самую революцию, о которой вы говорите? — скептически протянул немного успокоившийся Николай.

— Они, голубчики, они. Но если им создать условия, в которых было бы выгоднее работать, а не митинговать, то у вас лет через десять не будет более надежной опоры. Средний класс называется. За исключением армии и флота, конечно, они, при правильном отношении, тоже будут на вашей стороне.

— А как быть с дворянами, профессорами, купцами, банкирами?

— А их надо занять взаимными разборками.

— Чем-чем, простите? — широко открыл глаза Николай, — что именно они будут разбирать?

— Простите, фраза из моего времени. Это означает, что они будут разбираться между собой, кто из них самый-самый… А идеальная среда для этих раз… выяснения отношений (не сразу нашел мыслящий сейчас категориями своего времени Вадик замену "разборкам") — это трибуна общественного парламента. Лет на пять это говорунов и прочий интелектуальный мусор займет. Ну и, естественно, — свободы слова, печати, собраний и союзов, неприкосновенность личности, это действительно жизненно необходимо народу ДАТЬ, а то он все одно сам все возьмет. А потом неплохо бы потребовать отчет о результатах работы этой самой Думы — сразу станет ясно, кто там собрался. Но на время войны и на пару лет после ее окончания мы таким образом выключим большинство партий из активной борьбы. Ну и появится повод вводить расстрельные статьи для продолжающих использовать террористические методы борьбы — они мешают нормальной работе "всенародно избранной Российской Думы", а вы — в белых перчатках выполняете волю народа.

— А расстреливать обязательно? — неуютно поежился весьма мягкий и набожный человек, волею судьбы занимающий трон в столь неподходящий момент.

— Смотря кого. Того, кто сознательно пошел на убийство вместо попытки получить больше гоосов на выборах — а почему нет? Да и вообще, списки особо неприятных лиц я потом приготовлю… С кем-то надо будет работать вместе, а кого-то так или иначе придется убирать с политической сцены… Расстрел тоже не идеален — он создает мучеников, павших за идею… Но на время войны — любая агитация против своей страны в пользу противника — это равнозначно пуле, выпущенной в спину своей сражающейся армии. С соответствующим наказанием.

— Пожалуй, это справедливо, — задумчиво проговорил Николай.

С того дня дело медленно, но верно пошло на лад. Кроме наконец то проявившегося у императора интереса к судьбам не только своей семьи, но и остальной страны, эта прошедшая на вовышенных тонах беседа имела еще один, неожиданный результат. Примерно через две недели на очередном балу, к которым Вадик относился как к неизбежному злу, его неожиданно пригласили на танец. Вадик не был уверен, допустимо ли такое поведение со стороны дамы, причем, судя по обручальному кольцу, дамы замужней. Но его размышления по данному вопросу были прервана огорошившим его вопросом.

— Скажите, а пуля из Нагана действитеьно может отрикошетить от дамского корсета?

— Довольно оригинальный вопрос, особенно от дамы любящей подслушивать, — попытался принять позу защищяющегося дикообраза Вадик, котрый судорожно пытался вспомнить, кого именно угораздило услышать как минимум часть его «беседы» с государем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});